В округе давно поговаривали о туркменских отрядах борцов за независимость, орудующих поблизости при поддержке иранских спецподразделений, но прежде до их селения доходили лишь слухи. Выдавать было некого. Староста взмолился о пощаде и был расстрелян на месте. Танки открыли огонь и в течение следующего часа не оставили от аула камня на камне. В сутолоке Бондарук потерял из виду родителей, но самому ему повезло: вместе с горсткой мальчиков и мужчин он успел уйти в горы. Другим повезло меньше… из своего укрытия беглецы всю ночь наблюдали, как их дома ровняют с землей. Наутро вернулись в разгромленный аул — искать тех немногих, кому посчастливилось выжить. Спаслись единицы, большинство погибло. В надежде укрыться от смертельного шквала многие забежали в мечеть; в здание попал снаряд, и свод обрушился, погребя людей под завалами. Вся семья Бондарука была там…

Внутри его что-то оборвалось. Гедеон понимал, что никогда уже не станет таким, как раньше, словно сам Господь задернул темный занавес над его прежней жизнью. Собрав самых крепких из уцелевших мужчин и женщин в небольшой партизанский отряд, Бондарук повел их в горы.

За шесть месяцев Бондарук не просто заслужил непререкаемый авторитет среди своих бойцов, легенды о нем слагались по всему Туркменистану. Ночь принадлежала ему и его ребятам. Они нападали из засады на советские патрули и автоколонны и вновь, словно призраки, исчезали в горах Копетдага. Через год после разгрома аула за голову Бондарука назначили награду. Неуловимый туркменский мститель умудрился привлечь внимание Москвы — и это во время иранского конфликта, в самый разгар войны в Афганистане.

Вскоре после того как Бондаруку стукнуло двадцать один, на него вышли иранские спецслужбы. Юноше сообщили, что в Тегеране наслышаны о его подвигах и готовы оказать всестороннюю поддержку «бойцам Копетдага», от него требовалось лишь выслушать их предложение. Встреча состоялась в маленькой кафешке в пригороде Ашхабада.

Пришедший на встречу представился полковником элитной иранской военизированной организации, известной как «Пасдаран», или «Стражи революции». Полковник предложил Бондаруку и его «борцам за свободу» оружие, боеприпасы, обучение — все, что необходимо для войны с Советами. Недоверчивый Бондарук тут же стал выискивать подоплеку — наверняка есть какое-то условие, и после советского ярма на шею его народу собираются повесить ярмо иранское. Никаких условий, заверил собеседник. У нас общее наследие, общая вера, одни предки. Узы крови, разве есть узы крепче? Бондарук принял предложение, и в течение следующих пяти лет он и его отряды под руководством иранского полковника постепенно изматывали советских оккупантов.

Помимо очевидной пользы для общего дела встречи с полковником сильно повлияли на самого Бондарука. До исламской революции полковник, судя по всему, преподавал персидскую историю. Персидская империя, объяснял он, просуществовала почти три тысячи лет и в период расцвета охватывала побережье Каспийского и Черного морей, Грецию, Северную Африку и большую часть Среднего Востока. На самом деле, просветил Бондарука иранец, Ксеркс Первый Великий, покоритель Греции, разбивший спартанцев в битве при Фермопилах, происходит из тех самых гор, которые он, Бондарук, считает своим домом, не говоря уже о том, что по всему Копетдагу от великого персидского правителя рождались десятки детей.

Эта мысль накрепко засела в голове у Бондарука, и, продолжая руководить партизанскими вылазками, он то и дело к ней возвращался. Наконец в 1990 году, спустя долгие десять лет, советские части покинули границу. А вскоре распался и сам Советский Союз.

Воевать стало не с кем. Впрочем, мирная жизнь пастуха больше не прельщала горца, и при помощи своего друга, иранского полковника, Бондарук перебрался в Севастополь, город, который после развала советской империи напоминал причерноморский Дикий Запад. Оказавшись в нужном месте в нужное время, Бондарук использовал врожденные лидерские качества, привычку к насилию и умение мгновенно и жестко реагировать на любую ситуацию, чтобы урвать крупнейший кусок на украинском черном рынке, и постепенно завоевал авторитет в украинской мафии. В свои тридцать пять Гедеон Бондарук ворочал сотнями миллионов и являлся важнейшей фигурой украинского теневого бизнеса: практически все крупные нелегальные сделки в стране проходили с его ведома.

Добившись власти и богатства, достойных любого царя, Бондарук решил воплотить в жизнь одну задумку, что когда-то, много лет назад, запала ему в душу. Правда ли, что Ксеркс Великий родился и вырос в горах Копетдага, на его родине? Неужели и он, и царь Ксеркс — два мальчика, разделенные веками, — в детстве ходили по одним и тем же тропинкам и любовались одними и теми же горными пейзажами? И наконец, не могло ли случиться так, что сам он — потомок великого царя?..

На поиски ответа ушло немало усилий: потребовалось пять долгих лет, миллионы долларов и тщательно подобранный коллектив из историков, археологов и специалистов по генеалогии, но к сорока годам Гедеон Бондарук уже знал желанный ответ: он действительно являлся прямым потомком Ксеркса Первого, в его жилах текла кровь правителя древнеперсидской империи Ахеменидов.

С тех пор простой интерес перерос в увлечение, а затем и в одержимость всем древнеперсидским; миллионер направил все свои денежные ресурсы и влияние на то, чтобы собрать коллекцию бесценных артефактов: от чаши со свадебной церемонии Ксеркса и каменной плиты, что использовалась в зороастрийских ритуалах времен династии Сасанидов, до инкрустированной драгоценными камнями герры, которую носил сам Ксеркс в битве при Фермопилах.

Теперь его великолепная коллекция была почти полной. Если б не один зияющий пробел, напомнил себе мафиози. Частный музей, занимавший уединенное крыло его особняка, был недосягаем для чужих глаз. Во-первых, Бондарук ни с кем не желал делиться своим сокровищем, а главное, в его безупречной во всех других отношениях коллекции пока недоставало одного экспоната…

«Но только пока», — напомнил себе миллионер. Вскоре он исправит положение…

Едва он об этом подумал, как дверь кабинета открылась, и вошел камердинер.

— Простите, сэр.

Бондарук обернулся.

— Что там?

— Вас к телефону. Господин Архипов.

— Соедини.

Камердинер вышел, осторожно затворив за собой дверь. Через несколько секунд аппарат на рабочем столе зазвонил. Бондарук снял трубку.

— Григорий… порадуете меня хорошими новостями?

— Вот именно, босс. Согласно моим источникам, интересующий нас человек владеет антикварным магазином недалеко от того места. Сайт, на котором он разместил фотографию, известен в узких кругах торговцев антиквариатом и кладоискателей.

— Кто-нибудь еще интересовался осколком?

— Ничего серьезного. Все думают, что это просто старинная стекляшка.

— Хорошо. Где вы?

— В Нью-Йорке. Жду посадки на рейс.

При этих словах Бондарук улыбнулся.

— Проявляете инициативу? Похвально.

— За это вы мне и платите, — ответил русский.

— Тоже верно. Кстати: с вас осколок, с меня премия. Есть соображения, как разговорить антиквара?

Русский чуть замешкался с ответом; Бондарук почти мог видеть, как губы Архипова складываются в знакомую жестокую ухмылку.

— Я предпочитаю прямой подход, а вы?

Архипов умеет добиваться результатов, подумал Бондарук. Бывший советский спецназовец был умен и безжалостен. За все двенадцать лет, в течение которых он состоял на службе у Бондарука, Архипов не провалил ни одного задания, какие бы грязные дела ему ни поручали.

— Согласен, — отозвался Бондарук. — Тогда оставлю это на ваше усмотрение. Только будьте осторожны.

— Я всегда предельно осторожен.

И это была чистая правда. Многие, многие недруги Бондарука просто-напросто исчезали с лица земли — именно к такому выводу каждый раз приходило официальное расследование.

— Позвоните мне, как только что-нибудь выясните.

— Обязательно.

Бондарук уже было собрался вешать трубку и вдруг вспомнил, что хотел спросить.