Гостеприимный хозяин не шутил, говоря о винном погребе: несмотря на скромные, с небольшую полку, размеры, туда помещалось около двух дюжин бутылок. В конце концов они остановили свой выбор на бутылке калифорнийского шардоне, которое послужило прекрасным дополнением к рыбе.

Они сидели, потягивали вино и любовались звездами. Наконец Реми спросила:

— Как думаешь, они нас найдут?

— Кто, Архипов и Холков?.. Вряд ли.

Билеты на самолет, гостиница и аренда автомобиля каждый раз оплачивались с разных счетов фонда Фарго, заведенных специально для этих целей, но по одной и той же кредитке. Сэм не сомневался, что головорезы Бондарука рано или поздно выйдут на их финансовый след, но надеялся, что к тому времени они с Реми будут уже далеко.

— Если только, — добавил он, — у них нет какого-нибудь способа нас вычислить.

— Не шути так. Сэм! У меня из головы не идет случай с Тедом… Тот русский, Архипов, — он ведь собирался его убить?

— Думаю, да.

— Из-за вина? Кем надо быть, чтобы пойти на подобное? Если Руб прав, то Бондарук нажил свои грязные миллионы на крови. Деньги от продажи утраченной коллекции — для него пустяк, мелочь. Сам подумай, зачем убивать ради разменной монеты?

— Реми, убивать для них так же естественно, как для нас с тобой — дышать. Не крайняя мера, а законное право.

— Может, ты и прав…

— Ты до сих пор не уверена?

— Что-то тут не сходится. Бондарук коллекционирует редкие вина? Или мы имеем дело с наполеонофилом?

— Все может быть. Проверим…

Реми разочарованно покачала головой. Она ненадолго задумалась, а затем спросила:

— Итак, с чего начнем?

— Давай для начала предположим, что Сельма права и «Козлиная голова» на самом деле ориентир, а Бем и его команда выбрали самую глухую часть острова для обустройства ремонтной мастерской. Без сомнения, береговая линия говорит о том же. На рассвете погрузим снаряжение в шлюпку…

— А как же самолет?

— Не думаю, что самолет сгодится. Ориентир Бема должен быть виден снизу, с моря. А с воздуха «Козлиная голова» может выглядеть как угодно: например, как утиная лапа или ослиное ухо.

— Логично. Эрозия почвы… За шестьдесят лет риф мог измениться до неузнаваемости.

— Вот именно.

Багамы — настоящий рай для исследователей пещер и ныряльщиков-спелеологов. Сэм знал, что здесь можно найти четыре основных типа пещерных систем: «голубые дыры», которые встречаются как в открытом океане, так и у берега, — по сути, огромные вертикальные туннели, уходящие на сотни футов в океанские глубины; тектонические пещеры — возникают в любых породах в местах образования тектонических разломов; карстовые — образуются вследствие растворения пород водой и встречаются только там, где есть залежи растворимых пород, таких как известняк, мел или соль; и, наконец, эрозионные — результат тысяч лет механической эрозии — над ними поработала вода, содержащая крупинки твердого материала. И хотя такие пещеры редко бывают глубже ста футов, при этом они довольно просторны и имеют широкий, скрытый под водой вход — то, что надо, если вы ищете подходящее место, где спрятать субмарину.

— Кстати, — сказала Реми, — ты кое о чем забыл…

— В смысле?

— Ты забыл предположить, что в погоне за дикой «Саламандрой» мы не потратим время даром.

Они проснулись ни свет ни заря, позавтракали диким виноградом, инжиром и голубиными сливами — ягодами, которые в изобилии росли вокруг хижины, — затем сложили снаряжение в надувную шлюпку и отплыли. С троллинговым мотором не приходилось рассчитывать на рекорды скорости, зато он был энергоемким и достаточно мощным, чтобы пересечь риф, справляясь с прибрежными течениями. К тому времени как солнце поднялось над горизонтом, они не спеша двигались вдоль берега на север, параллельно линии рифа. Сквозь кристально чистую бирюзовую гладь было видно, как в двадцати футах под ними, у белого песчаного дна, резвятся стайки разноцветных рыбок.

Сэм вел лодку, стараясь держаться как можно ближе к берегу — на расстоянии пятьдесят — сто футов, Реми сидела на носу, поочередно рассматривая в бинокль скалистый берег и делая снимки «зеркалкой». Время от времени она просила Сэма развернуть лодку и еще раз проплыть мимо того или иного участка. Каждый раз повторялось одно и то же: Реми выбирала удобный ракурс, щурилась на солнце, пристально вглядывалась и фотографировала, затем отрицательно качала головой, и они плыли дальше.

Часы и скалы проносились мимо, пока около полудня они не обнаружили, что доплыли до северной оконечности острова и утеса Джанкану, за которым на северном побережье лежали Порт-Бойд и западная, более населенная часть острова. Сэм развернул шлюпку, и они поплыли обратно на юг.

— По-моему, мы проплыли несколько десятков пещер, — сказала Реми.

Так оно и было. Многие обращенные к морю склоны были увиты зеленым пологом; низкорослый кустарник оккупировал скалы и обрывы. С этого расстояния они могли смотреть прямо на вход в пещеру и даже не догадываться об этом. Впрочем, выбора не оставалось. Проверка всего берега, каждого рифа, фут за футом, заняла бы годы. И что всего обиднее, основная часть поисков пришлась на время отлива, а значит, свой лучший шанс они упустили.

Внезапно Реми села прямо и вскинула голову — поза, которую Сэм узнал мгновенно: его жену посетило очередное сиюминутное озарение.

— Что? — спросил он.

— По-моему, мы выбрали неправильный подход. Мы исходим из того, что Бем использовал «Козлиную голову» в качестве ориентира перед отправкой на задание, когда испытывал подлодку, так? Ведь они бы проверили оборудование после ремонта?

— Наверняка.

— И они не стали бы рисковать и погружаться вблизи от берега, а значит, испытание, по всей вероятности, проходило подальше, на глубине… «Лотарингия», корабль-носитель, наверняка была оборудована современной системой навигации в открытом море, а вот мини-субмарине приходилось полагаться на навигационное счисление скорости и расстояния и, вполне вероятно, на некие визуальные ориентиры.

— Совершенно верно.

— А что, если Бем полагался на ориентир один-единственный раз: когда возвращался на базу после проверочного погружения…

— …из открытого моря, — закончил Сэм. — Вблизи от берега «Козлиная голова» может не выглядеть как козлиная голова, а вот за милю-две…

Реми расплылась в улыбке и закивала.

Сэм развернул нос шлюпки и взял курс на океан.

Отплыв примерно на милю, они повторили свою экскурсию вдоль берега, возвращаясь тем же маршрутом — мимо пляжа, на котором высадились, к юго-восточному окончанию острова, Сигнальному мысу и Порт-Нельсону, — а там развернулись и снова поплыли на север.

К половине четвертого они находились в миле от северного мыса, усталые, изнывающие от жажды и даже — несмотря на шляпы и несколько слоев солнцезащитного крема — умудрившиеся слегка обгореть. И тут Реми, которая разглядывала побережье в бинокль, вскинула вверх сжатый кулак. Сэм заглушил мотор и подождал, пока она передаст ему бинокль.

— Посмотри-ка на тот утес, — указала она. — Курс двести восемьдесят градусов.

Сэм навел бинокль на утес и настроил изображение.

— Видишь два баньяна? — спросила Реми.

— Постой-ка… ага, вижу.

— Представь, как они выглядели шестьдесят лет назад, в одну третью размера и веток поменьше. Мысленно дорисуй кончик утеса…

Сэм подкорректировал картинку и взглянул снова. Через несколько секунд он покачал головой.

— Прости…

— Прищурься, — предложила Реми.

Он последовал совету и вдруг увидел, о чем она говорит, — словно кто-то переключил слайд. Шестьдесят лет эрозии сгладили верхушку утеса, и все равно сомнений быть не могло. В совмещенной картинке двух баньянов и скального выступа смутно угадывался профиль козлиной морды, увенчанной парой ветвистых, непомерно разросшихся рогов.

Вопрос был лишь в том, на самом деле они напали на след или, став жертвами самовнушения, видят то, что хотят увидеть. Судя по выражению лица Реми, она думала о том же.