«Свойство и настоящее Гиганской Панды.
Гиганские Панды сидят в бамбуковой роще горов с 2000 до 3500 метров высоты над уровнем моря. Днем и ночью самастоятельно жить без постоянного места. Перпендикулярно переселиться по сезонную. Зрение и слух плохо. Обоняние хорошо. Умение лезть. Можно плавать. Есть бамбуковые пластинки, жерди, побеги. Иногда есть маленькие животные, яйца птиц.
В весении сезонне вести копуляцию. Беременность около четыре месяца. Каждый раз родить один или два деденыша. Когда 6 или 7, пол созрел. Продолжительность жизни около 20 лет. Настоящее дикорастущие Гиганские Панды около тысяча. Искуственно кормить 127.
Б) Перспектив.
Гиганская Панда, станная вселенным естественным наследством, уже шла за границей, люди чрезвычайно заботятся о состоянии Гиганской Панды Специалисты некоторых международных групп защищения дикорастущего живетного с китайскими спечиалистами уже ведут изучение защищения и развится Гиганских Панд. В двадцать первом веке мы твердо уверены, Гиганские Панды и человечество вместе будут процветаться».
Читал эту прелесть Чертков не в десятый и, наверное, даже не в двадцатый раз, но не уставал смеяться.
Замечательный документ… Ну где же эти оперативники с деньгами? Алексей Дмитриевич глянул на часы. Еще пять минут.
Тогда, в Москве – нахлынули вдруг воспоминания – Чертков загорелся идеей: привезти гигантских панд в Петербург. Купить их невозможно – нереально до́роги – но вот так, как в Москву, на полгода или на год… Вернувшись домой, развил бурную деятельность, сдружился с зоопарком, стали вместе искать спонсоров, сколько-то денег пообещал Смольный…
Но сразу проект не склеился, а потом появились другие дела. Стало постепенно ясно, что при новой власти чиновничеству, в обмен на лояльность, предоставляется почти неограниченная свобода воровать: и надо было торопиться, пока власть не сменилась, обеспечить себе старость.
«А я даже машину четыре года не менял», – горько подумал Чертков. Бумажку сложил не в бардачок, а в бумажник: надо дать секретарше набрать на компьютере.
Тут появился Рогов. Все в том же жутком джинсовом костюме: переодевается он хоть иногда или нет? В который раз они сели рядом… И снова Рогов справа…
Василий стал объяснять, как работает кейс:
– Здесь микрофон, здесь радиоизлучатель, а это камера. Глазок не закрываете.
– Все понял, спасибо, – поблагодарил Чертков. Голос он постарался сделать «сдавленным» – по роли положено волноваться.
– Торгуйтесь, – советовал Рогов. – Дескать, пока сына не отпустите, деньги не дам.
– Пока сына не отпустите, деньги не дам, – повторил Чертков. – Постараюсь…
– Тогда удачи, – хрипло произнес Рогов.
– И вам тоже…
Пока ехали на стрелку – в двух смыслах: на стрелку Васильевского острова и на «стрелку» с бандитами, – Чертков внимательно смотрел в зеркало заднего вида. Да, машина хоть и набита операми под завязку, но одна. Лопухи.
Обещали, правда, еще автобус ОМОНа, но в намеченном Чертковым плане обширные боевые действия не предусматривались. Все должно произойти изящнее…
Да, вон он, автобус ОМОНа. Внутри не менее двадцати громил.
«Молодец, Леха, – сказал себе Чертков. – Изрядный поднял шухер. Теперь надо доигрывать. А то растопчут со злости».
И, сам того не сознавая, усмехнулся.
– Чего он лыбится-то? – удивился Любимов.
Вместе с Роговым, сидящим за рулем, Виригиным, Стрельцовым и Семеновым он внимательно следил за монитором, на котором шла прямая трансляция из машины Черткова.
– Нервный тик, – пояснил Рогов. У него у самого был сейчас именно такой тик.
– Внимание! – перебил его Семен.
К чертковской «ауди» подошел молодой человек приятной внешности, но с несколько брезгливым выражением лица. Такой эффект, возможно, возникал из-за жевательной резинки, которую энергично осваивали скулы незнакомца: он так был поглощен процессом жевания, что, казалось, плевал на весь остальной мир.
– И все? – не понял Любимов. – Он один?
Даже не оглядевшись, парень спокойно забрался в автомобиль Черткова. Сел туда, где только что сидел Рогов. То есть понятно было, что именно туда он и сядет, но Рогова это почему-то дополнительно напрягло.
Понятно почему: его сейчас все напрягало.
– Семен, снимай, – почти крикнул Вася.
Семен, понятно, и так уже снимал. Выдвинул объектив на своем супероперативном спецфотоаппарате. Раздались сухие щелчки.
– Дай я… – Рогов вдруг полез к фотоаппарату.
Любимов молча шлепнул его по руке.
– Занимайся своим делом, Вася! – посоветовал Семен.
Дело у Рогова сейчас одно было: сжимать в злобе и нетерпении кулаки…
Чертков молча достал из-под ног и положил на колени кейс с деньгами. На секунду мелькнуло ощущение «дежа-вю». Именно из этого кейса и именно те же самые два миллиона он уже отдавал – только не Балашову, а его начальнику.
– Привез? – безразлично спросил Балашов и выплюнул жвачку в окно.
– Где мой сын? – вскинул голову Чертков.
– Сперва бабки, – также спокойно сообщил Балашов.
– Стаса сначала верните, – Чертков следовал инструкции Рогова.
– Да пошел ты… – вдруг выдал Балашов, вытащил из кармана жвачку, засунул в рот пару пластинок.
И отвернулся к окну, интенсивно работая челюстями. Глазел на странную свадьбу, приехавшую к Ростральным колоннам. Гости как гости, машины, как положено, в лентах. Но вот только невеста – в ярко-лиловых фате и платье, а жених – в полосатом, серое с черным, костюме и в котелке. Вылитый мистер Твистер.
«Вот и Стасу свадьбу придется… Тоже расходы».
– А если обманете? – после некоторой паузы Чертков возобновил переговоры.
– Не тебе условия ставить, – пожал плечами Балашов. – Отвезу бабки, после сына выпустят. Так надежнее.
– Кому надежнее?!
– Нам…
Балашов по-прежнему особого интереса к разговору, казалось, не проявлял.
– Он жив? – резко повернулся Чертков.
– Если ментов не навел, получишь целым и невредимым, – зевнул Балашов.
Чертков вздохнул и раскрыл кейс с деньгами. Балашов лениво скосил взгляд на пачки оттенка цветной капусты.
– Чего? – не понял Чертков. – Забирай!
Балашов достал из рюкзака пакет магазина «Пегас», протянул чиновнику:
– Сам…
Выражение «шило в заднице» лучше всего характеризовало бы поведение Васи Рогова в эти минуты. Он прыгал на заднем сиденье, вертел головой, ежеминутно наступал на ногу Любимову, пинал коленками в спину сидящего на водительском месте Стрельцова и едва не раскачивал автомобиль. Жоре приходилось все время утихомиривать коллегу – в том числе и силой.
– Деньги перекладывает, ешкин кот! – вновь подпрыгнул Рогов.
– Не дурак, – прокомментировал Виригин.
Семен вытащил «тетрис», нажал на кнопку. «Тетрис» мерзко квакнул.
– Работает… – Семен остался доволен.
– А у них не пикнуло? – испугался Рогов. – Тогда хана…
– Что я, по-твоему, дегенерат олигофрен? – обиделся Семен. – Пикает только здесь, а там полосочка бледно-бледно загорается. Но тыща внутри пачки, им не видно…
Нелепое выражение «дегенерат олигофрен» появилось в лексиконе убойщиков после дела маньяка Амирханова, который нападал этой весной на одиноких прохожих в парке Лесотехнической академии. Маньяк, в целом, оказался «удачным»: нападал неумело, так что все три жертвы выжили, а на суде смешил народ тем, что на все вопросы отвечал одинаково: «Я дегенерат олигофрен, тебя не понимать». Психиатры, однако, признали его вменяемым, а на зоне дегенерата через два месяца нашли в петле. Уголовники маньяков не уважают…
– Теперь куда? – раздался с экрана голос Черткова.
– Разворачивайся и через Дворцовый, – вновь зевнул Балашов.
Своим сверхъестественным равнодушием он жутко раздражал Жору Любимова. Надо же какой… дзэн-буддист хренов. Так бы и свернул шею. Жаль, через монитор шею свернуть нельзя. Ну ладно, недолго осталось.