Остановились мы на ночлег только глубокой ночью. Ему еще повезло, что я в темноте нехило вижу, а то свернул бы уже свою наемничью шею на колдобинах на дороге. Пока он меня выводил по кругу, чтобы я отдышалась, я раздумывала сматываться ли мне щас или подождать до завтра и отвезти его подальше. Все-таки столько золотых, он наверняка вернется, чтоб Талсу голову открутить, и нужно время, чтобы успеть замести следы.

— Хорошая лошадь. Быстрая лошадь. Завтра будь такой же. — Он небрежно похлопал меня по морде. И все. Ушел собирать хворост для костра. Я даже голову ему вслед вывернула, ожидая, что он хоть чего-то еще скажет. Ни фига. Слепой он что ли? Да нет, об деревья вроде не стукается. Это ж чем должно так нехило приложить, чтоб он красоту такую не видел. Да такого коня во всех царствах не сыскать! Обычно мне столько восхищенных слов говорили, даже стихи один сын лорда читал, я его потом дольше всех везла, скидывать пожалела.

Наемник вернулся, развел огонь, посыпав сверху каким-то порошком из мешочка. Знаю я такие штуковины, немного отсыпаешь, и даже земля гореть будет, но дорогие они шибко. Угу, на шмотках что ли насберегал? Но это с рождения нужно в одном и том же ходить, чтоб и на зажигательный порошок, и на меня накопить. Некоторое время смотрел в костер, и пламя освещало его худое, не особо привлекательное лицо с усталыми глазами. Проблемы явно какие-то у мужика, и я ему их добавлю. Но сам виноват. Купил бы обычную клячу и ехал бы спокойно. Он же в отличие от остальных наверняка не за красотой и породистостью гнался. Спешит просто куда-то.

А мне-то чего. Я ему что, лошадь?

Еще немного посмотрев в огонь, завалился спать. Я пораздумывала сворачиваться ли мне клубочком или дремать стоя. Потом решила потерпеть одну ночь, завтра еще верст десять проедем, и избавлюсь от него, тогда спать буду, как захочу. Эх, тяжела судьбинушка оборотней.

Разбудил меня умопомрачительный запах. Наемник, пока я дрыхла, успел где-то словить куропатку и теперь ее готовил. Жаль, эта птица такая идиотски малая. И жаль, что люди верят, что лошади мясо не едят. А откудова это знают? Не проверяли же.

Было еще раннее утро, солнце только вылезло из-за деревьев. Мягкий, разбавленный, как кисель, рассвет окутывал полянку. На траве даже иней был, и я поняла, что зима совсем близко и если успеем, еще кого-нибудь с Талсом надурим. А потом уже будут приморозки. Наметет сугробы, будут вязнуть и мерзнуть копыта, наст сдирать ноги в кровь, и я вполне могу не успеть убежать. Холода я вообще-то ненавижу, несмотря на то, что я цвета снега.

Наемник, когда заметил, что я проснулась, как-то странно на меня посмотрел и хмыкнул, но продолжил готовить. — Тот парень прав. Странная порода. — услышала я.

Я подняла морду и чуть опять не хлопнула себя копытом по лбу. Наверное, я вчера устала очень, а то с чего бы мне пластом на земле валяться. Засыпала, вроде стоя. Другой бы на его месте уже кругами вокруг меня бегал, да вопил чего-нибудь. Ведь только лошадь купил, столько золотых отдал, а она уже копыта почти отбросила. Либо ему плевать на деньги, либо после птички он решил сожрать меня следующей.

Я легко и грациозно поднялась, с наслаждением отряхнулась так, что брызги грязи в стороны полетели. Наемник успел прикрыть куропатку рукавом куртки. То ли ждал от меня подлянки, то ли ловкий шибко. Зато, его самого неплохо забрызгало. Тем же рукавом вытер лицо, не очищая, а скорее размазывая по нему грязь. Глянул на меня, глаза на запачканном лице показались нежданно светлыми. Прозрачными, как вода в проруби, и такими же холодными. Вот, вот ожидаешь, что пар над ним подниматься начнет, как ранним утром в морозец, когда с ведром к запруде тащишься. Я настороженно дернула ухом.

На меня бывало кидались с кулаками, даже пытались врезать по морде поводьями, но всем им после этого шибко не здоровилось. Если б я была добрым оборотнем, небось катала бы всех бесплатно.

Но наемник ничего делать не стал, даже ругаться, только платком лицо вытер и есть принялся. Может, лень иль слишком хорошо успел рассмотреть мои зубки. Недаром про прикус у Талса спрашивал. Глотая слюнки, я жадно смотрела, как он пожирает куропатку.

— Иней. Иди сюда. — порылся в сумке и протянул мне довольно увесистую краюху хлеба. Вчерашний, но мне такой даже нравится.

Я подошла очень медленно. Мало ли, чего ему в башку взбредет. Он задумчиво смотрел на огромный сук, который волочился сзади. Поводья, которыми меня к дереву вчера привязывал, вместе с веткой оборвались, когда я поспать решила.

— Сильная лошадь мне досталась. — все также странно на меня пялясь, пробормотал он.

Он бы на мне еще пахать попробовал, дубина. Осторожно взяла с руки хлеб, стараясь не откусить ему пальцы… не люблю я человечину. Наемник похлопал меня по загривку. Стерпела и это.

От угасающего костра шел слабый, почти не ощутимый жар, и тепло доставалось лишь левому боку. У человеческого облика тоже свои преимущества. Задержаться где-то мне часто удавалось лишь на короткую пору, отчего я скорее дорожила пламенем очага, чем постоянной крышей над головой. Эх, воротить бы свой облик, да завернуться во что-нибудь теплое и протянуть к огню руки… Но мне нужно было отрабатывать свои золотые.

Хлеб я сожрала быстро. Мало, но хоть в желудке перестало урчать. Наемник затоптал костер и опять невероятно быстро взлетел в седло. Я обожаю издеваться и долго не давать всаднику залезть. Многие уже из-за меня падали, прыгали вслед на одной ноге, вторая в стременах застревала… Этот же мне все удовольствие поганил.

— Давай быстрее, Иней. — он тронул поводья.

Я фыркнула, слегка вскинулась, но все же побежала. Что для меня десять верст, я ж не обычная коняга. Вот отвезу его подальше, а потом уже будет бежать он сам и один одинешенек. Если из оврага выберется.

Дорога была холодная, мокрая, грязная. Обычная растоптанная колея глухого бездорожья и ничего особенного в ней не было. Бесконечная, стылая, скверная, раздражающая… Все тракты в нашем королевстве одинаковые, уж я то знаю, почти на всех бывала. Правда раньше я никогда не ездила тут. У меня обычно хватало мозгов не проверять все байки про Хаанн на себе. По этой дороге направлялись разве только торговцы с хорошо вооруженной охраной или сорвиголовы, которым тут самое и место. Либо к разбойникам здешним присоединятся иль к нежити, если она их покусает. Наемник, которого я везла, был ни тем, ни другим, и я никак не могла понять, чего он тут забыл. Видно, торопится слишком.

— Быстрей, Иней. — Снова легкий пинок мне в ребра.

Мы и так несемся с такой скоростью, что лес по краям дороги разноцветными заплатками мелькает. Нормальная лошадь бы уже сдохла. Я про себя старательно отсчитываю версты.

— Быстрей, Иней.

К кому можно так спешить? К возлюбленной? Но на фиг к ней так торопится, авось замуж за кого другого не выскочит, когда этот женишок полный кошель деньжищ везет, а пара дней погоды не делает. Не моргнув глазом, выкинуть почти на ветер столько золота? Может, ему о наследстве сообщили, вот и торопится, пока любимый дядюшка кому другому все не перезавещал? Но не похож. Морда больно озабоченная, нерадостная. Случилось наверно чего-то. Он же мог купить другую лошадь раз в пять дешевле, но выбрал меня. Только по той идиотской причине, что ему я малость быстрей других показалась. Бывает же. Талс, наверное, здоровски удивится, когда я расскажу.

К полудню как раз отмахиваем ровнехонько пятнадцать верст, и я решаю, что хорошего понемножку. Дальше пойдет пешочком, и так я проявила невиданную доброту. Я резко развернулась, копытами вспахивая грязь, и остановилась, как вкопанная. По моим прикидкам, не ожидающий этого человек вылетел бы из седла и аккурат свалился прямо в во-он ту милую кучку листьев. А я бы убежала. Но наемник, леший бы его забрал, как-то удержался. Двинул меня ногами в бока так, что чуть ребра не треснули. Я выругалась, в смысле заржала, и встала на дыбы. Восемь раз подряд. Я скакала, как бешеная, а этот сукин сын все равно изворачивался и умудрялся держаться. Причем ругался так, что записывать хотелось, если б грамоте была, как следует обучена.