И все же ситуация была тревожной: кто будет управлять страной? Утром, когда было обнаружено безжизненное тело Сменхкары, ощущаемое во дворце Фив смятение быстро распространилось по Долине, а когда стало известно еще об одном убийстве, беспокойство усилилось.

В действительности секреты очень похожи на запахи: они проходят сквозь двери. Разумеется, авторитет Тхуту и Маху в Фивах был достаточно велик для того, чтобы попридержать на несколько дней слухи о смерти Аа-Седхема, случившейся в той же самой постели, где умер и его господин, а также об исчезновении царицы и наследного принца. Правда, последняя новость не была тайной в Ахетатоне: все слуги во дворце знали об исчезновении царицы Меритатон, ее новорожденного и Хранителя благовоний. Они рассказывали об этом любому, кто хотел услышать. Слухи разлетались, словно лесные мыши, бегущие из охваченного огнем дома.

Так, например, первый жрец Пта в Мемфисе, Нефертеп, был проинформирован об этом исчезновении, слухи о котором не должны были выйти за границы страны, и о таинственной смерти царевны Макетатон. Потрясенный, он явился к военачальнику Хоремхебу для того, чтобы расспросить его об этих необычных событиях. Тот опешил. Ему было известно только о смерти царя, а об остальном он слышал впервые. Внезапно он осознал, что трон пуст. Все это подымало вопросы большой важности.

Вместе с Нефертепом Хоремхеб отправился на корабле в Фивы, намереваясь потребовать разъяснений от Первого советника Тхуту. Тот пребывал в замешательстве. Все то, что, как он думал, держалось в тайне, вдруг стало явным. Он оказался в положении супруга, который единственный не знал о том, что рогат.

Справившись с растерянностью, возникшей в первые мгновения, Тхуту решил организовать чрезвычайное совещание с Хумосом и Майей в присутствии принца Тутанхатона, как только Маху вернется из Ахетатона и предоставит достаточно информации для того, чтобы можно было принять решение.

Сидя со сложенными на коленях руками в обвитой зеленью беседке, которая находилась в саду Дворца царевен, Анкесенпаатон рассматривала посетителя, Начальника тайной охраны царства. Он совсем растерялся: последний раз он видел Третью царскую жену, когда она еще была жизнерадостной девочкой, не сознающей своего положения, и так же живо начинала смеяться, как и обливаться слезами. Теперь перед ним сидела царевна, резко повзрослевшая из-за потрясений, выпавших на долю ее семьи.

Какая степенность! Какое высокомерие! Какие горькие складки в уголках рта!

Она бросила взгляд на мальчика, находившегося здесь же, как будто именно он определял необходимость ее присутствия.

— Пасар — мой друг, — заявила она твердо. — Он может и должен присутствовать во время всех бесед.

Маху был удивлен. Он пытался понять, какова природа уз, связывающих этого мальчика с нежным и, несомненно, умным лицом, с царевной. В позе Пасара чувствовалась необычная для выходца из народа уверенность. Затем Начальник тайной охраны вспомнил о молодом писце, который, согласно рескрипту Сменхкары, был допущен в царскую семью. Но каковы были истинные причины этого?

— Он был первым, — продолжила Анкесенпаатон, — кто предупредил меня об опасности, которая угрожала моей семье. Я сожалею, что не придала этому большего значения.

Она говорила тоном, не терпящим возражений. Будучи хорошим сыщиком, Маху осознавал важность этой информации, поэтому согласился с присутствием незнакомца, который бросал на него такие взгляды, будто принадлежал к царской семье.

— Пусть будет так, как ты желаешь, царевна. Что ты знаешь об исчезновении твоей сестры — царицы?

Анкесенпаатон задумалась на мгновение и ответила:

— Кому принесут пользу эти сведения?

— Царству.

— Царству?

Она выговорила это слово с таким презрением, что Начальник охраны замер.

— Царству, именно так, — повторил он.

— А что такое царство?

Тишина. Анкесенпаатон посмотрела на реку.

— Люди жадны до власти, — продолжила она, — и не брезгуют воспользоваться ядом, чтобы устранить тех, кто мешает удовлетворению их амбиций.

— Царевна, царство — это отображение всех страстей человеческих. Это божественная территория на земле.

Какое-то мгновение она размышляла над ответом, после чего заметила:

— Какое значение для меня имеет царство? Мой отец был отравлен. Моя мать была отравлена. Царь отравлен. Моя сестра Макетатон отравлена.

Эти слова, звучащие из уст одиннадцатилетней девочки, слышать было невыносимо. Но Анкесенпаатон уже не была девочкой.

— Вторую царскую жену отравили? — спросил Маху, хотя он был в этом убежден.

— Как только пришли слуги, чтобы объявить мне о ее смерти, я отправилась в Северный дворец. Я нашла на ночном столике открытую шкатулку с лекарствами, которая принадлежала моей матери. Эта шкатулка была одним из тех предметов, которые Меритатон разыскала с помощью прислуги нашей матери. Макетатон ее похитила во время переезда в Фивы.

— Откуда ты знаешь, царевна, что она похитила ее? Не могла ли ее прислать царица Меритатон?

Анкесенпаатон покачала головой.

— Нет. Я знаю, что она ее выкрала. Мы с Пасаром видели ее входящей в спальню Меритатон, а затем она вышла со шкатулкой в руке.

Маху был поражен.

— Из всего этого можно заключить, — продолжила Анкесенпаатон, — что моя сестра приняла те же самые отравленные пилюли, которые были доставлены моей матери. Они обе умерли от одного и того же яда.

Она бросила суровый взгляд на Маху, будто обращалась к вздорному и неразумному мальчишке. Он почувствовал себя неловко. Ему были понятны зловещие намеки Анкесенпаатон, когда она заговорила о царстве; ей казалось, что она окружена отравителями и, к сожалению, он не мог доказать ее неправоту.

На какое-то время Маху задумался. Умозаключения молодой царевны трудно было опровергнуть. Тем не менее он хотел узнать, действительно ли Макетатон приняла пилюли сознательно.

— Почему Вторая царская жена была сослана в Северный дворец, царевна?

На самом деле это оставалось для всех загадкой — Сменхкара никогда не объяснял этого публично.

— Она думала, что Сменхкара отравил мою мать, и между ней и Меритатон вспыхнула из-за этого ссора.

— Откуда ты это знаешь, царевна?

— Потому что я там присутствовала, — дерзко ответила она. — И я доверяю своей сестре Меритатон. Она твердо убеждена, что Сменхкара никоим образом не причастен к смерти моей матери. А мой дед Ай вбил в голову Макетатон, что Сменхкара убил мою мать, чтобы занять трон.

Речи молодой царевны все больше и больше беспокоили Маху, и он стал ерзать в кресле. Тот образ мира, который создала эта очаровательная девочка, был таким же мрачным, каким видел его старый сыщик! Ему пришлось столкнуться и с подлостью, и с гнусными преступлениями, и с корыстными поступками!

Но, несмотря на объяснения царевны, обстоятельства смерти Макетатон для него так и не прояснились.

— Царевна, эти пилюли, — стал пояснять он, — как считалось, обладали снотворным действием. Если эта шкатулка была у нее со времени переезда в Фивы, то она давно должна была умереть. Переезд в Фивы состоялся два года назад. Как могло случиться, что она приняла эти пилюли только четыре дня назад?

Анкесенпаатон повернула к нему свое очаровательное личико.

— Макетатон никогда не испытывала трудностей со сном. Я думаю, что она проглотила эти пилюли в тот вечер, когда была особенно возбуждена.

— Что могло заставить ее так разволноваться?

Анкесенпаатон бросила взгляд на Пасара и ответила тоном, в котором чувствовался вызов.

— Сообщение о смерти Сменхкары.

— Что?! — воскликнул Маху.

— То, что слышал, Начальник охраны.

— Но когда?

— На следующий день после смерти Сменхкары.

— Но это невозможно! Царь умер в Фивах, а чтобы туда добраться, надо день плыть на корабле, и новость о его смерти была разглашена только десять дней спустя. Как могла царевна Макетатон столь быстро узнать о смерти царя?