А Глеб взбегал уже по ступенькам, разя секирой направо и налево. Кровь ручьем стекала по крыльцу. Горестные мольбы умирающих заглушались новыми воплями. Ударяла и ударяла злая секира. Звенели мечи, трещали щиты, скрежетали доспехи…

— В нем нечеловеческая сила! — весьма перетрусил Рябой. — Я говорю: он оборотень.

Видя такое дело, многие воины засомневались, удастся ли им удержать крыльцо. А Глеб все проламывался в их ряды и сокрушал головы новых несчастных. Словно тростинки, он переламывал крепкие мечи. Бил без разбору: в грудь, в щит, по рукам, в спину… Глеб опять поднимал ужасную окровавленную турью голову…

И тогда дружинники дрогнули и решили уйти под прикрытие крепких каменных стен палат. Они побежали по крыльцу, теряя одного за другим своих побратимов, в ужасе оглядываясь. Ворвались внутрь палат, захлопнули дубовые двери и заложили толстые железные засовы.

Глеб ударил секирой в крепкие двери, но отбил лишь небольшую щепу. Тогда он ударил в двери ногой, однако те стояли намертво.

По крыльцу, стеная и истекая кровью, ползали раненые.

Рябой из-за двери прокричал:

— Ублюдок! Убьем тебя, как собаку!..

Глеб спрыгнул с крыльца и бросился на подмогу Волку и Щелкуну. Тем приходилось несладко: у обоих были поранены руки. Волк и Щелкун, закрепившись в дверях оружейной, отражали удары напирающих на них дружинников.

Глеб налетел на княжьих слуг как вихрь. Он ударял то кулаком, то секирой. Почувствовав поддержку, Волк и Щелкун выскочили из дверей.

Зажатые с двух сторон, дружинники заметались. Им бы обороняться дружно, а они начали ссориться между собой. Одни кричали, что надо бежать, другие призывали к битве. Каждый стал сам по себе: верно, не было среди этих воинов ни одного десятника. И многие доблестные, но не сплоченные сложили здесь головы.

Волк, ударяя мечом, рычал — тем наводил на противника ужас. Щелкун сверкал голубыми, холодными как лед, глазами и бился молча. Зато громко звенел клинок в его руках. Широк в плечах и кряжист был Щелкун, и удар у него получался мощный. Кто хоть раз ощущал на себе этот удар, тот вскоре прощался с жизнью.

Два или три воина сумели вывернуться из клещей. Они побежали к воротам и скинули со скоб засов. Ворота распахнулись, и во двор вошла новая дружина — эти воины, заслышав шум битвы с княжьего двора, собрались со всей Гривны. И было их не менее пятидесяти.

Войдя во двор, эти люди, будто громом пораженные, остановились. Весьма плачевную картину увидели они: возле повозки, на широком крыльце и по всему двору, залитому кровью, лежали побитые воины — и бездыханные, и раненые, взывающие о помощи. А посреди двора стояли победителями три человека: двое из них были охотники, кои привезли князю в подарок тура, — их приметили стражи еще в воротах городка; а третий..

— Это Глеб! — крикнул Рябой, распахнув дубовые двери палат. — Убейте его!

И Рябой, а с ним и остальные воины, укрывавшиеся только что в княжьем доме, спрыгнули с крыльца. Они разошлись полукругом и, приготовив мечи, медленно пошли на Глеба, Волка и Щелкуна. А со стороны ворот так же медленно подступала толпа тех свежих воинов. В наступившей тишине слышалось только взволнованное хриплое дыхание множества людей.

Глеб посмотрел туда-сюда и усмехнулся. Усмешка его не была понятна: то ли он усмехнулся горько, предвидя свое поражение, то ли он так пытался приободрить замерших рядом Волка и Щелкуна.

Дружинники медленно, но неотвратимо приближались. Они уже замкнули кольцо и полагали, что Глебу с его побратимами теперь не вырваться. Дружинники не сомневались уже в своей победе: их было слишком много, чтобы от них уйти. На лицах у многих отразилось торжество.

Глеб стоял, пригнувшись и держа секиру над самой землей. Капля за каплей с острия стекала чья-то кровь. Глеб глубоко дышал, набираясь сил перед новой схваткой. Рубаха на его плечах была мокрая от пота.

Рябой, медленно приближаясь, сквозь зубы процедил:

— Теперь ты наш! Теперь молись! Разложим на плахе и будем отрезать от тебя по кусочку. Скормим собакам… Вон тем!

Здесь Глеб кивнул своим побратимам на Рябого, и все трое, устрашающе закричав, кинулись к нему.

В последнюю минуту, быть может, Рябой пожалел, что дал волю своему языку. Два меча и секира нацелились ему в грудь. Рябой попятился и споткнулся о чье-то распластанное тело. И это внезапное падение уберегло его от неминуемой гибели. Глеб переступил через Рябого и, обернувшись, уже намеревался его прикончить, однако вынужден был сразиться с другими, подоспевшими на выручку товарищу, воинами.

С невероятной быстротой замелькали клинки, а яркие снопы искр посыпались на землю…

Глеб, Волк и Щелкун опять прорывались к крыльцу. С десяток воинов отважились преградить им путь. Это были настоящие герои, умеющие драться. Но они держались из последних сил, ибо нападавшие напирали очень крепко. От каждого удара тяжелой секиры у воинов мечи чуть не вываливались из рук. От этих ударов у них болели пальцы и темнело в глазах. Воины кричали, скрежетали зубами, но отступали.

А к спине Глеба уже тянулись другие мечи. Дружинники, коих здесь собралось слишком много, теснились, толкались — всякий хотел нанести красивый решающий удар. Но они только мешали друг другу.

Волк и Щелкун взялись прикрывать Глеба сзади. Они стали к нему спиной и успешно отражали атаку за атакой. Их спасало, вероятно, только то, что сражение велось на маленьком пятачке.

Отчаянная брань неслась над княжеским двором. Громко звенела сталь.

На стены и крыши дворовых построек взобрались лучники. Нацелив стрелы на Глеба, они пытались поймать момент для выстрела. Но Глеб не стоял на месте: отбивался секирой от наседающих воинов, опрокидывал дружинников ударами ног и кулака, а то и крутился волчком, разбрасывая облепивших его княжьих слуг… Лучники боялись ранить своих. Они то вскидывали луки, то опускали их, кляня неразбериху и давку, что были внизу. А скоро густые клубы пыли заволокли двор, и лучники оказались бессильны повлиять на исход битвы.

Рябого чуть не затоптали свои же. Однако он, пинаясь, ругаясь и кусаясь, сумел все же подняться. Подобрав меч с земли, Рябой кинулся в драку. Человек недюжинной силы, он сумел растолкать своих побратимов и, размахивая в воздухе мечом, приготовился прыгнуть на спину великану Глебу. Однако путь Рябому заступил Волк. Рябой отчаянной силы ударом выбил у Волка меч. Волк зарычал громоподобно, ощерив зубы, и едва не вцепился этими зубами Рябому в горло. В последний миг дружинник закрылся рукой, и Волк впился ему в запястье. Рябой закричал и выронил меч. Другой рукой он принялся душить Волка. Так, сцепившись накрепко, они повалились под ноги дерущимся и стали кататься по земле, при этом награждали один другого очень злыми ударами кулака…

Рядом кричали, плакали раненые; кто-то надрывно кашлял, отплевываясь кровью; какой-то дружинник с разбитым слепым лицом, обезумев от боли, ползал по земле и хватал за ноги всех подряд…

Наконец Глеб, несколько раз рубанув секирой перед собой, опрокинул смельчаков, до сих пор сдерживавших его. И по телам их пошел к крыльцу. Облепленный воинами, как медведь собаками, Глеб приблизился к распахнутым дверям. На нем в это время нависло столько дружинников, что Глеб даже не мог поднять руку и передвигал с трудом ноги. Глеб споткнулся о порог и упал в дверной проем — вместе с воинами он живым копошащимся рычащим клубком ввалился внутрь палат.

Неотступно за Глебом следовали Волк и Щелкун. А за ними поспевал Рябой — он едва не сидел у них на плечах, обломком меча хотел поразить в шею. Рябой был в отчаянии оттого, что Глебу и его побратимам удалось-таки прорваться в княжеский дом. Рябой призывал дружину, и воины валом валили в двери.

Глеб, встав на ноги, раскидывал воинов вокруг себя. Волк и Шелкун, повернув назад, пытались остановить дружинников. Волк и Щелкун хотели закрыть двери. Но это было сделать непросто.

Красивые белокаменные полы обагрились кровью…