сосчитать, и все они были на пользу предприятию.

Вечером за ужином собралась многочисленная семья Лесника: его жена Альбина с сыновьями Константином, Антоном, Перепелкин Илларион Константинович, отец Альбины по кличке Борода со своей сожительницей

Полиной Геннадиевной, Душман.

За ужином женщины, выпив с мужчинами по три рюмки спиртного, под благовидным предлогом удалились, уводя с собой детей. «Кухня» воровского закона им была известна не понаслышке, а поэтому женщины легко

предугадали желание мужчин.

Оставшись одни в зале, они продолжили ужин, но не спешили быстро насытиться. За ужином Душман

сообщил своим друзьям о сделке с Церлюкевичем и об отсутствии положительных результатов в розыске

полотен. Слушая Душмана, Лесник оживленно обсуждал с ним получаемую информацию, тогда как Борода

только слушал и не спеша курил ароматную сигару.

Душман, заметив пассивность Бороды, решил его потревожить:

— Чего молчите, Илларион Константинович, я же к вам за помощью приехал?

— Тебе на месте ничего видно не оказалось, чего я могу тебе посоветовать, сидя здесь? — резонно заметил

Борода.

— Так что, выходит, я зря ехал к вам за советом? — обескураженно спросил Душман.

— Побеседуем, увидим, — уклончиво ответил Борода.

— Давай будем говорить, — наступательно потребовал Душман.

— Давай поговорим, — с любезностью в голосе согласился Борода. — Как я вижу и понимаю, твои ребята не

дураки, но путь к золотой рыбке не видят и вряд ли теперь увидят. Я пока тоже никакого выхода вперед не вижу, и, возможно, мы его и не увидим.

— Что тогда вы прикажете мне делать? — растерянно спросил Душман, понимая значение услышанного и

его жестокую реальность.

— Пригласить меня с моими хлопцами к себе в долю. Если мы картины найдем, то гонорар делим пополам, если не найдем, тогда тебе придется искать себе в долю других умников, быть может, они будут удачливее нас.

— Половину того, что мне достанется за работу, ты хочешь получить себе? — переспросил Душман. — Ну, ты хватил, — удивился он. — Это слишком много.

— Тарас Харитонович, ты забываешь, что мы делим шкуру неубитого медведя. Возможно, он никому из нас и

не дастся в руки. Вы без нас нужное не нашли, а если мы его найдем, то почему не можем и не должны получить

половину причитающейся тебе добычи?

Душман задумался. Он молча налил в три рюмки водки до самого верха и, взяв свою в руку, сообщил:

— А, черт с ним, пускай будет по-вашему, где только мое не пропадало.

Ударившись рюмками, как бы скрепляя договор, они выпили спиртное.

Уезжая в Москву, Борода взял с собой Диспетчера, который уже более года освободился из мест лишения

свободы и вел паразитический образ жизни, прогуливая деньги, ранее полученные от Бороды за сговорчивость.

Диспетчера Борода ценил за его изворотливый ум, находчивость, умение налаживать контакты с нужными

людьми, что ранее несостоявшийся артист неоднократно доказывал.

Когда Борода приехал к Диспетчеру, тот был в нетрезвом состоянии. Увидев Бороду, Диспетчер, поздоровавшись с ним, ехидно поинтересовался:

— Что, опять тебе понадобился громоотвод? Учти, меня теперь менее чем за миллион хозяину не

просватаешь.

— Ты чего, Станислав Генрихович, ищешь ссоры со мной? — сердито набычился Борода.

— Да я так, пошутил, — вынужден был пойти на попятную Диспетчер.

— Не мне тебя учить, с кем можно, а с кем нельзя шутить, — с удивлением для себя в рифму пробурчал

Борода.

Диспетчер, заглаживая свою несдержанность, достал из холодильника тарелку с засохшими ломтиками

колбасы и сыра, поставил на стол литровую банку с маринованными огурцами.

Когда Диспетчер поставил бутылку водки на стол, то Борода не разрешил ему ее открывать, а усадив за стол, спросил:

— Не желаешь ли ты прокатиться со мной в столицу за мой счет на полном моем иждивении?

— Надолго? — с заблестевшими глазами спросил Диспетчер, которому чертовски надоела однообразная

жизнь.

— Возможно, пробудем месяца два. Если моя задумка не получится, то ты получаешь от меня два куска и

можешь быть свободным. В случае удачи, если ты выполнишь мое поручение, то получишь не менее четвертака.

— Штук? — вытаращил удивленно глаза Диспетчер, не веря услышанному.

— Конечно, — заверил его Борода.

— Камеру с солнечной стороны не придется заказывать? — цинично спросил Диспетчер, пряча свою тревогу

под обворожительной улыбкой.

— Криминала для тебя никакого не будет. Ты всего лишь должен найти иголку в стоге сена, а остальное

будет не твоего ума дело.

— Когда едем? Двадцать пять штук — вот это работа, и, главное, мой размах.

— Учти, ты не первый будешь копаться в стоге сена, уже целая кодла в нем рылась и не нашла.

— Бог видит, кому нужны деньги, поэтому они и не нашли. Я верую в Бога, у меня даже наколка на груди:

«Господи, я твой слуга».

В Москве Борода и Диспетчер ознакомились с имеющимся у Душмана материалом, неоднократно

встречались с Церлюкевичем, но новой информации к имеющейся не добавилось, а значит, практически

Диспетчеру не с чем было работать.

Он был в ударе от порученной ему работы. Он жил в люксовской гостинице на всем готовом без страха за

завтрашний день.

Когда Борода, который жил в одном номере с Диспетчером, так как последний каждый день отчитывался

перед ним о выполненной работе, спросил у Диспетчера его прогноз на будущее, тот ответил:

— Ты знаешь, у задачи есть решение, но мы его не видим.

Засмеявшись, Борода ехидно бросил ему:

— Ты долго думал над такой истиной? Стоило ли нам для этого сюда ехать?

— Я совсем о другом хотел сказать, — недовольно поморщился Диспетчер. — Семен Филиппович чего-то

нам не договаривает, чего и сам не знает, а то давно бы сказал. Мне надо с ним вступить в длительный контакт и

близко пообщаться. Может быть, тогда я смогу его постичь.

Борода с предложением Диспетчера согласился и дал «добро», но напомнил:

— Учти, твое топтание мне обходится в копеечку. Я могу плюнуть и махнуть рукой на журавля в небе, который постоянно клюет мои денежки в кармане.

— Илларион Константинович, мы сейчас занимаемся исследованием и творчеством, а поэтому спешить в

такой момент не положено. Свой шанс ни вы, ни я не должны упускать.

— Трепаться ты насобачился и красиво говоришь. Вот если бы ты так мог работать, — покидая номер, бросил шпильку Борода.

Целую неделю неотлучно Диспетчер проводил вместе с Церлюкевичем, который давно бы избавился от

такого «дружка», если бы пожелал, но такого желания не было, так как Церлюкевич обедал за счет своего

сопровождающего, разъезжал на такси за его счет, а поэтому такое общение было для него даже материально

выгодным.

Подробно отчитываясь вечером перед Бородой за израсходованные деньги, Диспетчер сетовал:

— Вот жмот, четыре дня мотался с ним по городу, и ни разу он не заплатил за проезд, не угостил ни чаем, ни

лимонадом.

— Ты теперь понял, как надо богатеть? — пошутил Борода.

— В гробу я видел таких богачей. Всю жизнь себе отказывать во всем, а какой-то фрукт не хуже нас, бах и

обчистит. Стоит ли для такого «торжественного» момента обкрадывать себя?

В воскресенье утром Диспетчер, пробираясь с Церлюкевичем по переполненному Арбату, напичканному до

предела картинами, поделками из дерева, другими тысячами мелочей, был остановлен дряхлым сухоньким

стариком.

Обрадованно схватив Церлюкевича за локоть, старичок пропел:

— Семен Филиппович, сколько лет, сколько зим я вас не видел. Уже и вы стали таким зрелым мужчиной, —

многозначительно констатировал он, оглядывая его фигуру. — Я знаю вас с пупенок.

Церлюкевич, увидев старика, оживился, но видно было, что не очень обрадовался.

— Все течет, все изменяется, Борис Ипполитович, се-ля-ви, как говорят французы.