часто стали обращаться авторитеты преступного мира с просьбой представить их или познакомить поближе то с

Лапой, то с Лесником, он понял, что их затраты на проведение настоящего мероприятия полностью

оправдываются. Он уже перестал удивляться дальновидности Лапы, теперь только констатируя и пользуясь ее

плодами. Конечно, ему было жалко своих денег, выброшенных фактически на ветер, но «искусство» требует

жертв, и он вынужден был пойти на затраты, понимая, что живет не одним днем, и его потери со временем

окупятся сторицей.

Лапа восседал за столом в кругу своих друзей — Графа, Оборотня, Штуки, Короля, Бунтыла, Примы, Гуцула, с которыми читатели первой книги знакомы по эпизоду приема Душмана в законники.

Лариса, подруга Лесника, погуляв часа три, предложила ему:

— Витя, давай уйдем отсюда. Я так давно не видела тебя, соскучилась и не обладала тобой, что все это

гулянье меня просто не устраивает.

— Моя миссия тут выполнена, а поэтому я присоединяюсь к твоему мнению, — поведал он ей, однако не

желал, чтобы кума заострила на них внимание и сделала бы для себя надлежащий вывод с последующей

передачей его Альбине. — Ты подожди меня у выхода. Я сейчас подойду, — полуобняв Ларису, проворковал он

ей.

Подойдя к Лапе, он сообщил ему, что покидает компанию.

— Виновница, надо полагать, женщина? — пошутил Лапа.

— А что мне остается делать в моем возрасте? — разведя руками, тоже пошутил Лесник, покидая его.

Душману он по-дружески сообщил: — Я буду ночевать у тебя на даче, не возражаешь?

— Я-то не возражаю, но мне придется сообщить твоей жене, где и с кем ты проведешь ночь, — пьяно

произнес тот, улыбаясь.

— Я тебе сообщу! — с улыбкой погрозил ему Лесник, поспешно выходя из ресторана.

О Соне они не забыли, но она ни в них, ни в покровительстве, ни во внимании не нуждалась, так как у нее уже

появился свой кавалер.

Водитель Душмана, доставив Лесника и Ларису на дачу, уехал. Так как Лариса с Лесником была много раз на

даче Душмана, то знала, где и что имелось из запасов продовольствия. Она даже некоторое время постоянно

жила с Лесником здесь, а поэтому ориентировалась не хуже, чем в своей городской квартире, куда

первоначально пригласила Лесника, но он предпочел почему-то дачу Душмана, против этого ей возражать не

приходилось.

Лариса по-хозяйски быстро подогрела холодные закуски, взятые водителем автомобиля вместе со спиртным

из ресторана, и расставила на столе.

Если Лесник любил Альбину головой, как красивую, умную женщину, мать его троих детей, то Лариса

покоряла его душу своим вниманием, ласками, телом. Он к ней привык, как к удобной и приятной

принадлежности. Конечно, она была уже не той женщиной приятной утренней свежести, когда при взгляде на нее

можно было потерять вместе с головой и разбитое сердце, но ее красота все еще не иссякла, и источник ее чар

был для Лесника притягательным и желанным, а поэтому он мог полностью расслабиться, купаться в ее ласке, любви и преданности, чувствовать себя слабым, нуждающимся в уходе и внимании.

Они оба были рады и довольны, что в безбрежном мире встретились, нашли друг друга. Лариса так любила

Лесника, что готова была родить от него ребенка, но врачи поставили крест на ее желании по причине ее

болезни. Познав жизнь во всех ее аспектах, она, как дегустатор вин, пришла к выводу, что Лесник — тот

исключительный, качественный напиток, который надо пить, не смешивая с другими, худшими винами, чтобы не

потерять своих профессиональных навыков.

Лесник, не ограниченный во времени, не спеша поведал ей, конечно, в допустимых пределах, о своей

поездке в Штаты, поделился личными впечатлениями, не забыл сообщить, что купил там себе виллу и теперь

является собственником недвижимости как в России, так и в США, имея двойное гражданство этих государств.

Отдыхая на широкой груди Лесника, Лариса с завистью призналась ему:

— Жизнь проходит, а я за границей ни разу не была и не знаю, с чем ее кушают.

— Ты английский язык знаешь? — вяло поинтересовался он.

— Откуда! — удивленно воскликнула она. — Хотя в школе учила английский, но ты знаешь, как мы учились и

учили иностранные языки, но не для себя, а для учителя, для оценки.

— Знакомо это мне, — согласился он. — Я тебе подброшу бабок, чтобы ты немедленно поступила на

ускоренные курсы новейшей методики быстрого обучения английскому языку. Представь, что через месяц ты со

мной поедешь в Америку, и оценку твоих знаний английского языка будут делать говорящие с тобой американцы.

Купи себе разговорник и практикуйся, — закончил свои наставления Лесник.

— Зачем мне эти знания на старости лет? — капризно заметила она, представив, как много хлопот у нее

появится с новым хобби.

— Я же тебе сказал, что в свою очередную поездку возьму тебя с собой не как любовницу, а как переводчика-

секретаря.

— Серьезно? — обняв его за шею и целуя в щеку, спросила она.

— Без обмана, — довольный собой, заверил он ее.

— Извини, Витя, но я от твоего предложения отказываюсь, — сделав капризное лицо, сообщила она ему

неожиданно.

— Почему? — искренне удивился он, не ожидая от нее такого ответа на свое заманчивое предложение.

— Потому что желаю поехать туда с тобой и в том качестве, в каком ты не хочешь меня брать, —

выжидательно сообщила она, игриво поведя своими синими, опасными, как омут, глазами.

Догадливо улыбнувшись, Лесник, как бы оправдываясь, поведал: — А в том качестве в первую очередь.

— Тогда приглашение и условия принимаю и согласна учиться-мучиться, — благодарно, вновь целуя его, но

уже в губы, ловящие ее ласку, прошептала она.

Профессионально постигнув все слабости мужчин и умея ими пользоваться, Лариса вновь доказала Леснику, что его выбор в отношении ее, как любовницы, верен, и теперь он может воочию убедиться в правильности

своего решения...

Полностью опустошенный, отдыхая от ласк Ларисы, Лесник неожиданно услышал, как лежащая рядом с ним

в постели Лариса произнесла: — А вообще-то ты, Витя, у меня дурковатый.

— Почему? — даже приподнявшись на локте, удивился он, не согласный с таким мнением.

— Я не понимаю, зачем было тебе полмиллиона рублей бросать козе под хвост, устраивая сегодняшнюю

гулянку.

— Она мне не нужна, но если мои ближайшие друзья так решили, то я не должен был скупердяйничать, —

согласился он частично с ней.

— Если ты так будешь транжирить свои деньги, то мне загранпоездки не видать, как своих ушей.

— Боишься, что разорюсь? — засмеялся он.

— А кто, если не я, будет о тебе думать, если ты имеешь дырявую голову, — критически продолжала она его

разносить.

— Не пукай, дорогая, — дурашливо возразил он, — пока я хорошо не заработаю, я плохо не потрачусь. На

этой неделе мы с Душманом купили у одного нашего коллекционера подлинники картин великих художников. Они

стоят наших сто миллионов рублей, если не больше. Мне пришлось уплатить, выписав чек, в зелененьких

(долларах) один миллион. Из восьми полотен с серебряным Буддой в придачу одно шикарное полотно досталось

Душману, а все остальное мое. Все оформлено через нотариуса чин чином, но только в наших рублях. Так вот, я

за свои полотна на Западе получу самое малое два-три миллиона долларов. Если доллары перевести в рубли, то, представь, сколькими сотнями миллионов рублей я стал обладателем с помощью последней сделки. И ты

хочешь, чтобы я из-за какого-то полмиллиона мелочился, — съязвил он.

— Ни хрена себе! Вот это размах, аж дух замирает, — присев на постели, нисколько не стесняясь своей

наготы, удивленно-восторженно произнесла она.

— Только не думай, что я их сейчас брошусь реализовывать. Они у меня отлежатся, еще поднимутся со

временем в цене, а потом уже я решу, как мне с ними дальше поступить.