Однако начавшиеся торги, в которых большинство гостей приняло активное участие, вселили в него надежду
на положительный результат.
Душман согласился продать за семьсот тысяч долларов картину «Странник», полотно «Невеста» было
продано за восемьсот тысяч долларов. Душман считал, что полотна им проданы удачно и за хорошую цену, и не
скрывал своего удовлетворения.
За «Осенний сад» цена более чем на восемьсот тысяч не была поднята, за «Мальчика-сироту» было
предложено девятьсот тысяч долларов. Лесник своего добился: картины не были проданы и полетят с ним в
Америку.
Среди счастливчиков, у кого были деньги и кто купил картины, был Робертс, которому понравилось полотно
кисти Кандинского. По случаю удачной, как он считал, покупки и присутствия гостей он устроил ужин.
На другой день утром Фостер вместе со своими русскими друзьями поехал в центральный Венский банк, где
Душман, рассчитавшись с Фостером за оказанную услугу, оставшуюся сумму положил в банк на свое имя.
Душман был приглашен к управляющему банком для дачи пояснения, откуда у него появилась такая сумма
денег, законности ее возникновения.
Фостер во время беседы в кабинете управляющего был как бы переводчиком, к счастью, хорошо было то, что
управляющий банком мог говорить по-английски.
Узнав, что русские привезли на Запад продавать полотна из своих коллекций, управляющий банком, оказавшийся любителем искусства, попросил Лесника показать полотна, тот, после некоторого колебания, согласился.
Управляющий банком на своей машине поехал за ними к Робертсу, ознакомившись с картинами Лесника, он, не утерпев, сказал:
— За любую из них я даю миллион долларов. — Он предварительно ознакомился с документами на картины.
Лесник был непреклонен и менее чем за три миллиона долларов продавать картины отказался.
Управляющий банком, посокрушавшись, что сделка не состоялась, уехал.
Вечером они самолетом вылетели в Штаты домой к Фостеру.
Прибыв в Америку, Лесник сказал Фостеру, что пока продавать картины не намерен, но если он заранее
найдет на них покупателя, то будет неплохо.
За ужином, в котором приняла участие супруга Фостера, последняя обратила внимание на дорогой и
красивый перстень Лесника, что произошло не без дипломатического старания Лесника. Надавив пальцем на
золотую головку жука, во всю спину которого был бриллиант в десять карат, он открыл тайник и достал из него
бриллиант в пять карат.
Обращаясь к Фостеру, он попросил перевести его слова миссис Фостер.
— Вы знаете, что вывозить бриллианты из нашей страны запрещено законом, но, чтобы сделать вашей
супруге подарок на память о нашем знакомстве, я пошел на криминал.
Он отдал в руки миссис Фостер бриллиант, который был с хорошую горошину.
— Я ей сказал, что вы сильно рисковали, вывозя моей жене подарок.
Миссис Фостер что-то быстро прощебетала, улыбаясь своим гостям.
— Она спрашивает, зачем вы так поступили? Между прочим, мне тоже интересно услышать ваш ответ.
— Мы с другом могли купить у вас в магазине для миссис Фостер хороший подарок. Вы знаете, деньги у нас
есть, но такой подарок будет обыденным и не интригующим. Наш же подарок ей запомнится на всю жизнь своей
историей, только сделайте, мистер Фостер, ему достойную оправу.
— Обязательно сделаю, — заверил Лесника Фостер, а потом перевел ответ жене.
С нетерпением выслушав перевод, миссис Фостер понятливо закивала головой, одарив Лесника счастливой, благодарной улыбкой.
«Независимо от возраста женщины, как дети, любят подарки, — уже который раз мысленно констатировал
Лесник, понимая, что его подарок вызовет со стороны новых друзей ответную реакцию, в чем он не видел
необходимости. — Зачем мне на таможне новые неприятности?» — грустно подумал он.
Фостер улыбаясь прервал размышления Лесника:
— Моя супруга сказала очень много любезностей в ваш адрес. Знал бы я, что она способна на такие
комплименты, давно бы привез тайно через границу такой ей подарок, но она утверждает, я не способен на такое
самопожертвование. Между прочим, она правильно рассуждает: я бизнесмен и не должен наводить тень на свое
имя.
— Со временем и я, наверное, так буду поступать, — признался Лесник. Посмотрев на миссис Фостер, он, положив левую ладонь на сердце и прижав ее другой, наклонил голову в ее сторону, благодаря за комплименты.
После ужина Лесник, обращаясь к Фостеру, сказал:
— Мы хотим походить по городу, познакомиться с ним.
— Без сопровождающего вы заблудитесь в таком огромном городе, — заметил Фостер. — Я его и то хорошо
не знаю.
— Вы за нас не беспокойтесь, — попытался успокоить его Душман, но его попытка оказалась безуспешной.
— Вы мои гости, и без сопровождающего я вас одних в город не пущу. У меня садовником работает ваш
соотечественник, имеющий водительские права. Я скажу, чтобы он показал вам все, что пожелаете. Я с вами не
могу отправиться, так как уже почти неделю не занимаюсь делами фирмы.
— О’кей! — махнув рукой в знак согласия, произнес Лесник.
Его «безупречная» речь на английском языке вызвала улыбку на лице миссис Фостер.
Садовником оказался плюгавый мужчина шестидесяти лет, которого если бы не было видно его возраста по
лицу и дряблой коже, можно было принять со спины за подростка шестого-седьмого класса.
Садовник, поздоровавшись с ними, представился:
— Меня зовут Павлом Степановичем.
Они познакомились, представившись ему тоже.
— Как там у нас на Родине? — признав в них соотечественников, спросил садовник.
— Получаем гуманитарную помощь от своих близких врагов, от вас в том числе, сжираем и через задницу
выкидываем, не задумываясь над тем, что ее надо отдавать в валюте, — зло бросил Лесник, недовольный
лишним свидетелем в готовящемся преступлении, но неизбежность заставляла делать первый неверный шаг.
— На вас не отразилось плачевное экономическое положение нашей страны, — оглядывая своих
пассажиров, заметил Павел Степанович.
— Я не о себе говорю, и ты не обо мне спрашивал, — сердито произнес Лесник. — У меня с товарищем в
этом плане все о’кей, а у тебя, Степанович, дела как в нашей экономике, — не стерпев, съязвил он. — Стоило ли
сюда переться, чтобы в чужом саду ветки подрезать?
— Вы что, приехали меня агитировать вернуться в Россию? — окрысился Степанович.
— Еще чего, такого добра у нас и без тебя хватает, — успокаиваясь, сообщил Лесник.
— Вы, наверное, прожженные коммунисты?
— Степанович, надо газеты читать. Нет уже коммунистов. У нас, как и у вас, все сразу стали господами.
Ответ Лесника почему-то рассмешил водителя, и он засмеялся прерывающимся дребезжащим смехом, как
будто быстро перекрывал и открывал дыхательный путь.
— Ты, Степанович, кончай пускать пузыри и вези нас в ресторан «Ночная фиалка», — потребовал Лесник.
Тронувшись с места, Степанович вновь остановил автомобиль.
— Я такого ресторана не знаю и не знаю, куда ехать.
— Что, мне тебя учить, как проехать к ресторану? — удивился Лесник.
— Конечно, я же туда дорогу не знаю, — растерянно ответил шофер.
— Вот если бы все такие грамотеи деранули сразу в один день на Запад, может быть, и нам легче зажилось,
— пошутил Лесник, которому почему-то Степанович не понравился с первых минут.
— Виктор, хватит человеку действовать на нервы, — давая Степановичу в руки десятидолларовую банкноту, сказал Душман. — Ты, Степанович, езжай по улице до первого полицейского, у него и спросишь, где
интересующий нас ресторан.
Пользуясь подсказками полицейских и таксистов, с грехом пополам они нашли интересующее их заведение
на Двенадцатой авеню.
Ресторан «Ночная фиалка» размещался в солидном и привлекательном здании, внутреннее оформление
помещения, такое солидное и добротное, говорило о его владельце, что дела у него идут неплохо.
