Деверь неохотно согласился.

– Ничего, милая, – обещал он, – я еще всему научу. И не как братец – сразу в рот.

Стефания сомневалась, но не стала озвучивать свои подозрения.

Скорей бы братья ушли!

Младший Сибелг поднял невестку на руки и перенес в кресло. Там усадил лицом к себе, чтобы брату было удобнее присоединиться, он занялся с ней любовью. Медленные, неторопливые движения понравились Стефании гораздо больше возни супруга.

Сигмурт смаковал тело невестки, поэтому не успел кончить, когда подошел Ноэль. Несколько скупых поглаживаний, предварительных проникновений, и бедра виконта плотно прижались к ягодицам Стефании. Она вновь кусала губы, но молчала, понимая, что братьев раздражают стоны и жалобы. Да и теперь боль иная, притупилась, однако пару раз виконтесса не удержалась, охнула, когда супруг особо усердствовал. По ее мнению, деверь проделал то же самое куда аккуратнее, хотя бы не торопился оказаться внутри.

Сколько продолжалась двойная близость, Стефания не знала, но долго. Когда все кончилось, ее оставили в покое, только встать и самостоятельно дойти до кровати она не могла, так и сидела верхом на Сигмурте. Обмякшая плоть не вызывала никаких чувств. Пусть остается в ней, лишь бы не шевелилась.

– Демонова печенка! – выругался Ноэль, проведя пальцем между ягодиц супруги.

Стефания напряглась. Неужели кровь?

– Ничего, пройдет, – отмахнулся младший брат. – Если б что серьезное, она бы в голос кричала. А так обойдешься передком с недельку, дальше снова можешь во все дырочки. Ладно, голубки, оставляю вас, рассвет недалече.

Сигмурт встал, передав измотанную Стефанию супругу, быстро оделся и, пожелав спокойно провести остаток ночи, ушел.

Ноэль погладил жену по волосам, поцеловал и заверил: ему понравилось. Затем перенес в постель и уложил подле себя. Виконт практически сразу заснул, а Стефания лежала и думала о том, что с ней произошло. Объятия Ноэля не дарили желаемого спокойствия. Совсем другим молодая женщина представляла мужа. В первую же ночь поделил с братом, совершил богопротивное соитие и не единожды. Оставалось благодарить Господа, что не избил, другого насилия довольно.

Ноэль даже не пытался проявить капельку нежности! Ему было все равно, в глазах – только похоть.

Стефания разрыдалась. Ей вновь хотелось умереть, здесь и сейчас. Виконтессу измазали в грязи, сознавая, она никогда не отважится рассказать об унижении.

Нет, ни за что на свете Стефания добровольно не ляжет с мужчиной! Увы, Стефания понимала, им с мужем предстоит еще много ночей. Придется вновь лежать, считать, чтобы отвлечься, и молить Бога помочь виконту быстрее кончить. И, главное, никакого Сигмурта! Только, судя по всему, Ноэль не мог исполнять супружеский долг без брата.

Стефания дрожала при одной мысли о повторении двойной близости. Закрывала глаза, и видела достоинство виконта, терзавшее лоно, ощущала до предела растянутую попку. Казалось, еще немного, и члены братьев соприкоснутся, порвут тоненькую преграду. Как она выдержала, одному Богу известно!

Абсолютно все в спальне Ноэля напоминало об ужасе и унижении, которое ей пришлось пережить.

Сколько еще раз, Господи?!

Видимо, Хлоя любит боль, раз ей нравяися подобные вещи, либо у нее там все иначе устроено. Может, есть женщины порочные и непорочные от природы, и занятие любовью доставляет удовольствие только первым? Извращенное удовольствие.

Стефания не помнила, когда уснула. Наутро она ощущала себя разбитой. Виконтесса хотела бы провести в постели весь день, но намечалась охота, она не могла ослушаться мужа. Он требовал ее присутствия.

Аккуратно сев, виконтесса поняла, что могло быть и хуже. Затем Стефания прошлась и уяснила: главное – не делать резких движений, тогда последствия бурной ночи ограничиваются терпимым жжением. Впрочем, женщине пристала плавность, неторопливость, виконтесса справится, если, конечно, сможет усидеть в седле. К счастью, дамская посадка помогала избежать многих неприятных ощущений. Седла делались со специальными мягкими подушечками – подарок виконтессы.

Стефания медлила. Рука замерла на шнуре для вызова слуг и дернула за него. Тянуть больше нельзя, скоро ее хватятся.

Горничная положила на постель костюм для верховой езды: темно-зеленую амазонку, короткую куртку на меху, поставила в изножье кровати начищенные до блеска дорожные сапоги.

Стефания, завернувшись в одеяло, молчаливо наблюдала за ее действиями.

– Не замерзли миледи, без ночной-то рубашки? Ночи нынче холодные! – сокрушалась служанка.

– Спасибо, нет.

Наверное, следовало бы ответить: «Меня согревал муж», но молодая женщина не смогла.

Вода взбодрила. Стефания попросила оставить ее и обмыла деликатные места. Кожу между ягодиц будто натерли наждачной бумагой, но виконтесса, превозмогая неприятные ощущения, ополоснулась и там.

Вернувшись, служанка одела госпожу и уложила ее волосы под шапочку с пером.

– Какая ж вы красавица, миледи! – восхищенно воскликнула она.

Стефания кисло улыбнулась, подумав, что предпочла бы появиться на свет уродиной. Впрочем, кто поручится, что виконту Сибелгу важна внешняя красота, а не просто принадлежность к женскому полу.

За дверью супружеской спальни молодая хозяйка замка надела маску светской учтивости. Она гордилась собой: ни слуги, ни встреченные гости не догадывались о ночном кошмаре.

Повстречав брата, Стефания поинтересовалась, кого травят.

– Волков. Осторожнее, сестренка!

– Я бы вообще лучше никуда не поехала, – закинула удочку виконтесса.

Вдруг удастся на законных основаниях остаться в замке? Она бы полежала, подумала, а вечером могла бы обхаживать гостей. Сейчас улыбка давалась с трудом, Стефания боялась разрыдаться при виде братьев Сибелгов. Какое счастье, что она смогла позавтракать у себя.

– Вот еще! – фыркнул Генрих. – Охоту устроили в твою честь. Убери постную мину и улыбайся. – Значит, таки заметил. – Молоко киснет от твоего лица!

Стефания кивнула и боязливо огляделась по сторонам: нет ли поблизости мужа или деверя. Их не оказалось, и молодая женщина торопливо увела брата в проходную комнату.

– Генрих, – Стефания понизила голос, – скажи, – она замолкла, подбирая слова, – это нормально, когда мужчина… часто и больно. Мне не нравится.

– Дура! – отмахнулся Генрих. Ему не терпелось оказаться в гуще событий, среди новых знакомых, а не слушать стенания сестры. Дохлая, как рыба, правильная, пусть и образованная, Стефания наводила на брата тоску. – Радуйся, а не слезы лей. Небось, и мужа таким же постным лицом встречаешь. Поговорю с матерью: пусть мозги вправит.

– Не надо, не надо, я поняла! – отчаянно замахала руками виконтесса. Ей не хотелось выслушивать назидания матери. Напрасно она сказала Генриху! – Я все делаю, чтобы ему угодить. Просто, – Стефания смутилась, – у меня все болит. И противно, – чуть слышно добавила она, стушевавшись.

– Виконт – твой муж, – отрезал брат, – с ним не может быть противно. Кончай жаловаться! Ее за такого человека выдали, а она недовольна. Улыбку на лицо нацепила – и вперед, во главу кавалькады. Виконт уже пару раз спрашивал, надоело оправдываться за копушу. Учти, Фанни, – предупредил Генрих, – выкинешь чего, мы поддержим виконта Сибелга, окажешься без семьи и имени. Поэтому не ной и не клевещи. И скажи спасибо, что на меня нарвалась, отец быстро надавал бы оплеух.

– Мое место подле мужа, за его спиной, – сглотнув слезы обиды, заученно повторила Стефания. – Да продлит Бог его годы!

Генрих довольно улыбнулся и повел сестру во двор.

Стараясь не показывать обуревавших ее чувств, Стефания приветствовала охотников. Она старательно играла роль хозяйки, каждого гостя спросила: «Все ли вас устраивает, приятно ли вам в замке Овмен? Виконтесса слушала ответы, а в глазах блестели невыплаканные слезы».

Собаки рвались из рук выжлятников – бурые вислоухие гончие, звонкие, горячие, и большие, схожие с теми, которых виконт держал в комнатах. Угрюмые псы, покрытые густой шерстью, в шипастых ошейниках, на железных сворках, внушали Стефании подсознательный ужас. Казалось, они смотрят на нее исподлобья и гадают, как лучше ее растерзать. Такие и медведя завалят.