Декан, однако, не замедлил парировать удар. На удивление легко для его крупного телосложения он вскочил на ноги, с жаром заговорил.

— Мой дорогой епископ! — эхом возвратил он теплое дружеское обращение своему руководителю. — Как замечательно вы говорили! Как мудро вы напомнили о нашем христианском долге, нашей ответственности перед паствой. Никогда мне не достичь такого красноречия!

Пауэрскорт заметил иронично дрогнувшие губы главного констебля, который, видимо, был постоянным зрителем этого ристалища и превосходно изучил характер взаимоотношений декана и епископа.

— Теперь же пора действовать согласно нашему плану, — мгновенным крутым виражом вернулся на свою позицию декан. Обученный тактике военного маневрирования, Пауэрскорт был впечатлен виртуозностью исполнения этого «полного поворота кругом». — Главный констебль, — начал декан расстановку боевых сил, — можем ли мы — я, как ответственное лицо собора, и вы, как представитель закона, — совместно приступить к расследованию этой ужасной смерти? Сочтете ли вы правомерной мою просьбу о соблюдении всяческой благоразумной осторожности до погребения тела?

Шеф полиции утвердительно кивнул.

— Позволено ли будет и мне сказать здесь свое слово? — Расцепив сомкнутые ладони, епископ положил их на колени и распрямился в кресле. — Могу ли я, как представитель церковной власти, добавить к только что состоявшемуся соглашению мою личную просьбу о привлечении к этому расследованию лорда Пауэрскорта? Его опыт для нас неоценим. Если, конечно, вы дадите согласие, лорд Пауэрскорт.

Детектив коротко, с достоинством поклонился. Всю жизнь он верно служил интересам дела. По поручению премьер-министра выполнял государственной важности миссию в Южной Африке. Расследовал загадочные преступления и для принца Уэльского, и для магнатов лондонского Сити. Но, так или иначе, то была служба Мамоне [13]. Пришло время послужить Господу. Леди Люси сейчас гордилась бы своим мужем.

Декан занялся обсуждением похорон с доктором Вильямсом. Шеф полиции глядел в окно на падающий снег. Епископ прикрыл глаза (молясь за душу усопшего, а может, от усталости). Пауэрскорт рассеянно слушал, как декан скороговоркой перечисляет препятствия, не позволяющие провести траурный обряд в соборе. Казалось, в голове его сидело расписание всех служб, от причастий до школьных молебнов, на десять дней вперед.

— Уважаемый епископ, декан, главный констебль, разрешите несколько слов, — начал Пауэрскорт работу на Всевышнего. (Позднее это расследование более всех христианских сюжетов напоминало детективу крестный путь Спасителя.) — Учитывая достигнутое сейчас соглашение между администрацией собора и полицией, я понимаю, что при всем различии подходов есть озабоченность общим стремлением не предавать широкой огласке жуткую смерть Артура Рада, и вижу основной угрозой настойчивое любопытство журналистов. Вы разрешите предложить несколько соображений?

— Предлагайте, — любезно разрешил декан.

— Первое. Желательно, чтобы настрой на нежелательность огласки был воспринят местной газетой, — «Графтон Меркюри», если не ошибаюсь. При этом надо принять во внимание, что у редактора наверняка есть контакты с центральной прессой, и продажа туда соответствующих материалов могла бы сделать ему имя, а также дать большие деньги.

Далекий от подобной практики епископ удивленно поднял брови.

— Второе. Относительно возглавляющего местную газету джентльмена имеется два противоположных подхода. Первый: не сообщать вообще ничего. Метод порой вполне пригодный, хотя не ослабляющий рвения репортеров, которые возмещают отсутствие информации полетом собственной фантазии. Либо, напротив, проявить абсолютное доверие и рассказать как можно больше, убедить, что не скрыто ни одной мелочи. Впрочем, во всем необходима мера: уместно, на мой взгляд, было бы что-то рассказать, однако же как можно меньше. Поверив в свою полную информированность, редактор «Графтон Меркюри» не пошлет сотрудников рыскать вокруг, изобретая репортажи для заполнения газетных колонок. Следовало бы внушить редактору, что его полагают надежным союзником, что он, образно говоря, играет за команду Комптонского собора.

— Он, между прочим, и действительно знает толк в крикете, отлично разбирается во всех приемах владения битой, — заметил епископ. — Мы с ним беседовали летом во время матча. Грандиозный был матч.

— О, грандиозный, грандиозный, — отмахнулся декан, несклонный отвлекаться на обсуждение спортивных побед Комптона. — Кстати, Пауэрскорт, зовут редактора газеты Патрик Батлер.

— Какого он возраста? — спросил детектив, зная, что с пожилым газетчиком договориться легче, чем с энергичным юнцом, жаждущим славы и успеха.

— Молодой, очень молодой, — сказал декан. — Совсем недавно здесь, и, как мне видится, с большими амбициями. Так ведь, главный констебль?

— Так, — отозвался шеф полиции. — Но любит точность. Следит, чтобы факты излагались строго в соответствии.

— Хорошо бы, — продолжал Пауэрскорт, — быстрее установить с ним доверительный контакт. И еще одно замечание, если я еще не утомил вас, джентльмены.

— Говорите, мы слушаем, — дал санкцию декан, успевший перебраться от постоянного места возле огня к столику у окна и разложить свой блокнот.

— Позволю себе поделиться некоторым опытом военной службы в Южной Африке. Я только что оттуда, а пробыл там около года. Мне довелось увидеть множество боев. Но, читая затем статьи военных корреспондентов, я сделал удивительное открытие. В очерках авторов, не бывавших вблизи полей сражения, особенно много крови и жестокости. А вот у авторов, которым лично приходилось наблюдать ход баталии, тональность хроник гораздо, гораздо сдержанней. Сознанию, надо полагать, невыносима страшная фронтовая реальность: груды тел, месиво изуродованных взрывом лиц, висящие на лоскутах кожи конечности…

— Необычайно выразительно, — прервал декан, поглядев на часы. — Но не пора ли перейти от описания южноафриканской войны с бурами к смерти найденного на вертеле комптонского певчего?

— Простите, именно к этому я веду, — дипломатично улыбнулся Пауэрскорт декану, открывшему чистую страничку в своем блокноте. — Спросив сегодня у врача о теле, снятом с вертела, я ожидал сугубо медицинского, безжалостного перечня повреждений. Без излишней детализации, доктор Вильямс, отчет ваш все же должен был прозвучать тягостно и устрашающе. Людям от вашего рассказа должно буквально становиться плохо, вы понимаете? Имея целью всячески затушевать подробности кончины Артура Рада, не стоит уповать на сухость, краткость, которые лишь разожгут воображение газетчика. Дав ему самому дорисовать картину, вы позволите разгуляться его фантазии. Зато естественное отвращение к жуткой физиологической прозе наверняка затормозит бойкое перо журналиста.

Декан озабоченно взглянул на каминные часы:

— Джентльмены, прошу простить. Хотел бы высказать лорду Пауэрскорту ряд более серьезных рекомендаций, но через четверть часа мне вести обряд святого причастия. Кончины, войны, бедствия, угрозы эпидемий не прервут, не нарушат порядка богослужений в нашем почти тысячелетнем храме. Тем более не станет тут помехой некий единичный смертный случай.

Декан удалился надеть подобающее облачение. Пауэрскорт поглядел ему вслед, не уверенный в своей готовности немедленно исполнять его директивы. Шеф полиции распрощался, торопясь к подчиненным. Доктор вновь поспешил на обследование тела, Пауэрскорт последовал за ним. В гостиной остался один епископ. Глаза его смотрели на огонь, губы медленно шевелились. Он еще долго так сидел. Снег за окном падал и падал.

Побелевшие улицы Комптона сплошь завалило рыхлыми сугробами. Энн Герберт, выйдя за покупками, пробиралась от мясника к бакалейщику, чтобы пополнить свои чайные запасы (Патрику особенно нравился сорт «Утренняя смесь-новинка»), когда с другой стороны улицы сквозь завесу летящих хлопьев послышался громкий возглас.