Положив ее ноги себе на плечи, Коул наклонился вперед. Теперь она была совершенно открыта и беззащитна. Софи обхватила его за плечи, ее глаза расширились и потемнели, она дышала часто и прерывисто. Наверное, ему следовало быть осторожнее, обращаться с ней более ласково, более сдержанно. Но вместо этого, широко раздвинув ей колени, Коул наблюдал, как твердая плоть входит в нее, как ее нежная плоть расступается, медленно пропуская его в себя.

Софи была напряжена, ее тело сопротивлялось. С глухим стоном она выкрикнула его имя.

— Господи, ты такая тесная! — прошептал он сквозь стиснутые зубы. Его лоб покрылся испариной. Откинув голову и зажмурившись, Софи кусала губы. Всю ее грудь, лицо и шею залил алый румянец, нет, не смущения — возбуждения. И наконец лоно приняло его, зажав вторгшуюся плоть словно в жаркий влажный и крепкий кулачок.

Разумеется, он догадывался, что опыта у Софи маловато, что она робка, замкнута и, вероятно, очень мало имела дело с мужчинами. Но Коул и не предполагал, что она вообще никогда не была с мужчиной. Мысль о том, что он у Софи первый, что она столько лет ждала именно его, ошеломила и окончательно лишила Коула рассудка.

— Прости, детка, — сказал он, тяжело дыша, — я не могу больше терпеть.

Без тени обиды Софи притянула к себе его голову и начала целовать с жадной страстью, по силе не уступавшей его собственной. Маленькие руки держали его крепко, не давая отстраниться, она сжимала его с каким-то диким восторгом, приводя в неистовство, подгоняя, заставляя проникать все глубже и глубже. И когда, запрокинув голову, Софи громко застонала в экстазе, он застонал вместе с ней. Коул ничего не соображал, почти ничего не видел, его тело горело. Он ощущал ее частью себя, Софи была в его сознании, в его сердце. Он продолжал мощно двигаться внутри ее хрупкого тела до тех пор, пока наконец его собственное не содрогнулось от финального взрыва.

Стук их сердец сливался воедино, Коул слышал ее легкое, быстрое дыхание, она дышала ему прямо в ухо. Господи, он любит ее! Его сжигало желание обладать ею, произносить ее имя, говорить ей о том, какой счастливой могла бы быть их совместная жизнь, заставить Софи признаться, что и она любит его.

В свое время Коул отказался от личной жизни, чтобы заботиться о братьях. Тогда ни одна женщина, в сущности, серьезно его не интересовала, ни одна не могла заставить его забыть о долге. Но сейчас он свободен, и именно теперь Софи оказалась рядом, словно сама судьба ниспослала ему ее в тот момент, когда он готов к этому и нуждается в ней больше всего на свете. Коул жаждал обладать сю сейчас и всегда. Но ему пришлось сдержать рвущееся наружу признание, потому что он не был уверен, что Софи воспримет все так, как ему хотелось бы, ведь она упорно настаивала на временном характере их отношений.

Осторожно, медленно Коул высвободил руки из-под ее колен и услышал, как она застонала, когда ее ноги упали на кровать. Он был слишком нетерпелив, но Софи не жаловалась.

Извиняясь, Коул поцеловал ее в шею, но был слишком потрясен, слишком расстроен своими мыслями, чтобы сделать чтото еще. Софи перебирала пальцами его взмокшие волосы, ее губы касались его плеча, и Коул чувствовал, что она улыбается.

— Такого я не могла себе даже представить.

Как это ей, черт возьми, еще удается складывать слова в фразы? Коул с трудом приподнялся на локте и, все еще тяжело дыша, посмотрел на Софи сверху. Она выглядела умиротворен ной.

— Значит, ты считаешь, все было хорошо? — поддразнивая, спросил он.

— Просто потрясающе!

От этих слов Коул почувствовал себя завоевателем мира. Он провел пальцем по ее налившимся губам.

— Я рад. Я тоже считаю тебя чертовски привлекательной и совершенно неповторимой. И всегда считал.

Софи на миг замерла, в ее глазах мелькнула настороженность, она нервно облизала нижнюю губу.

— Но ведь мы знакомы всего несколько дней.

Коул все еще был в ней, ее груди оставались распластанными под тяжестью его тела, их сердца еще не перестали бешено биться в унисон, а Софи продолжала эту свою глупую игру. Пора бы уж ей признаться во всем. Коул и сам был почти готов сказать о своей любви.

Разумеется, если она чувствует то же самое, если права ее помощница Элисон и жизнь Софи действительно была именно такой тихой, затворнической. А быть может, она просто изголодалась по мимолетному приключению? Неужели он действительно нужен ей только на одну ночь? Коул уже убедил себя, что Софи придумала весь этот абсурдный план лишь потому, что не была уверена ни в себе, ни в нем. А вдруг правда в другом: она вообще не стремится к длительным отношениям и согласна на меньшее, но наверняка? От этой мысли у него свело живот.

— Коул?

— Я просто задумался. Мне показалось, что я знаю тебя очень давно.

— Может быть, это потому, что ты знаком с Софи? Но мы с ней совсем не похожи друг на друга.

Коул убрал с ее висков темные локоны, мысленно молясь о том, чтобы побыстрее нашелся какой-нибудь простой, волшебный способ все выяснить.

— Не знаю, — прошептал он. — Софи…

Она рассмеялась и быстро сменила тему — Коул не успел произнести ни единого из тех слов, которые ему отчаянно хотелось сказать, слов, которые, как он надеялся, вселят в нее уверенность и подвигнут на ответное признание.

— Так ты собираешься когда-нибудь сфотографировать меня?

Моментально среагировав, Коул пошутил:

— В таком виде? Ты, несомненно, выйдешь победительницей.

Софи улыбнулась:

— А может, сфотографировать только голову?

Коул притворился разочарованным:

— Боюсь, придется именно так и поступить. — Он отодвинулся и, задержав на мгновение руку на ее бедре, попросил: — Не двигайся.

— Даже если бы захотела, не смогла бы. — Софи повернулась и положила голову ему на плечо. — Куда ты?

— У меня здесь есть фотоаппарат.

Коул надел джинсы и, подойдя к шкафу, порылся в нем в поисках «поляроида». Вернувшись, он еще раз взглянул на Софи, неподвижно лежавшую со спутанными волосами на скомканном покрывале. Одна нога, по-прежнему обтянутая чулком, была согнута в колене. Кружевной пояс тоже оставался на ней. Коула снова окатило жаром. Она принадлежала ему. Так или иначе он заставит ее это признать.

— Мне следовало бы подольше поласкать тебя, сделать все медленнее, — сказал Коул, глядя на ее сжатый кулачок.

— Почему же ты так не сделал?

Он присел на край кровати.

— Потому что я потерял голову и перестал соображать, а о том, чтобы сдерживаться, не могло быть и речи. Господи, а я так хотел, чтобы наша первая ночь была особенной!

Софи рассмеялась:

— Но ведь я не жалуюсь, правда?

Коул не мог бы прежде представить себе Софи с такой вот игривой улыбкой. Он нежно поцеловал ее.

— Значит, ты довольна?

Софи снова потянулась:

— Абсолютно! Это было гораздо лучше, чем я могла себе вообразить. Так что прекрати волноваться.

Коул не хотел терять ни единого мгновения на споры. Ночь еще только вступала в свои права, значит, впереди много времени, чтобы убедить ее.

Коул поднес фотоаппарат к глазам, и Софи, смутившись, схватила простыню и стала прикрываться ею.

— Коул, постой, дай я хоть причешусь. Я же похожа на ведьму!

— Нет, ты прекрасна.

Софи скрестила руки, прикрыв грудь ладонями, и засмеялась. В этот момент он ее и сфотографировал. Когда снимок выполз из «поляроида», он не дал ей перехватить его.

— Не смей это нигде вешать!

— Не беспокойся, этот снимок я сохраню для себя.

Успокоившись, Софи стала с любопытством изучать его.

— Зачем? — спросила она.

— Чтобы любоваться тобой всегда, когда мне захочется. — Это было правдой, хотя не выражало всей глубины его чувств. — А теперь для конкурсного снимка, если хочешь, надень блузку и причешись, хотя, клянусь, по мне так в этом нет никакой необходимости.

— Тем не менее я оденусь.

Он рассмеялся над ее невинным тщеславием.

— Ладно. А я пока пойду принесу нам что-нибудь выпить. В твоем распоряжении минуты три.