Одни собирали угольный шлак, каминную золу и устричные раковины — все это потом продавалось на предприятия и превращалось в кирпичи, блоки и другой строительный материал. Другие охотились за конским навозом, который выгодно сдавали пригородным фермерам. Кого-то интересовали выброшенная одежда и обувь, а кого-то — металлический лом. Некоторые разыскивали съестное, чтобы за гроши продавать потом многочисленным городским нищим, а кое-кто добывал, роясь в мусоре, сигарные и сигаретные окурки — сырье для будущих дешевых папирос.

Новичок сильно рисковал, промышляя в этом районе без позволения его негласных хозяев. Но мастер Пустельга новичком не был. На въезде в район он постучал по крыше, и кеб остановился. Тотчас к нему метнулась серая невзрачная фигура. Человек с язвой на носу выглянул из кеба и кинул «постовому» шиллинг — пропуск на территорию разработки, после чего экипаж двинулся дальше. Теперь никто не мог помешать мастеру Пустельге в его поисках.

Новоявленный мусорщик вновь зажал в кулаке фигурку птицы. В другую руку он взял крохотную коробочку, оклеенную красным бархатом, в каких ювелиры солидных домов продают кольца и перстни богатым клиентам. Сосредоточенно к чему-то прислушиваясь, он руководил движением кеба через открытый лючок.

— За той кучей гнилых апельсинов поверните направо, Бобби!

Кучер, кривя нос от нестерпимой вони, накатывавшей отовсюду, послушно поворачивал.

— Здесь налево, вон за тем обгоревшим шифоньером.

И кеб сворачивал налево.

То и дело на пути им попадались сутулые грязные фигуры мусорщиков. Каждый толкал перед собой тележку с добычей. Никому не было дела до кеба с его пассажиром и друг до друга. Все внимание обитателей свалки было сосредоточено на поисках своего «товара».

Наконец пассажир велел остановить экипаж. Не выпуская из рук фигурку и бархатную коробочку, он выбрался наружу и поковылял к ближайшей куче. На сей раз его маскировка была настолько хороша, что спустя пару минут даже кучер, хорошо знавший своего нанимателя, смог бы отличить его от остальных мусорщиков лишь по уродливой язве на носу.

Мастер Пустельга не терял времени даром. Задерживаться в столь «благоуханном» месте не входило в его планы. Он быстро разыскал крепкую и относительно ровную палку и принялся ковыряться в отбросах. Фигурку птицы и коробочку он на время спрятал в огромный карман фартука.

Из-под палки нового мусорщика в разные стороны полетели рыбьи головы и кроличьи потроха, кости, луковая шелуха, черепки от разбитой посуды, апельсиновая и картофельная кожура, поломанные деревянные игрушки, куски черепицы, щепки, осколки, обломки, ошметки и клочки неведомо чего. Отбросив очередной рваный ботинок, мусорщик отложил палку и надел холщовые рукавицы. Теперь он перебирал мусор руками, аккуратно разгребая кучу и внимательно всматриваясь в каждый подозрительный предмет.

Наконец, под картонкой от дамской шляпки, среди сырых щепок и ореховых скорлупок он нашел то, что искал. Вывалянное в грязи, невзрачное и почти незаметное, перед ним лежало массивное женское кольцо с огромным камнем. Пустельга снял рукавицы и достал из кармана чистую тряпицу. Он протер ею кольцо и посмотрел на свет: чистый прозрачный камень в золотой оправе засиял десятками сверкающих граней. Такой бриллиант должен был стоить никак не меньше пары тысяч фунтов, и любой нашедший его мусорщик мог бы оставить свой неблагодарный труд и до конца дней вкушать плоды удачной находки. Но мастер Пустельга не был мусорщиком, и у него были на этот счет другие планы. Он направился к экипажу.

Боб, дожидаясь его на своем месте, боролся с местными запахами, прикладываясь к маленькой фляжке. К приходу пассажира кучер почти одолел мейденлейнские миазмы и находился в благодушном расположении духа.

— Ага, мастер Пустельга, вот и вы! Куда теперь направимся? — весело осведомился он.

— Тише, Бобби! — прикрикнул на него Пустельга, не слишком, впрочем, строго. — Мы ведь путешествуем инкогнито, не нужно сообщать всему Лондону о наших планах.

Возница с заговорщицким видом огляделся и приложил палец к губам, даже не попытавшись стереть улыбку со своей физиономии.

— Езжай в Блумсбери, на Каролин-стрит.

— Ну, наконец попадем в приличное место.

Мастер Пустельга влез в кеб и принялся снимать с себя лохмотья мусорщика. Отлепив накладную бороду и отвратительную язву, он посмотрел в зеркало и устало улыбнулся отражению.

— Хватит на сегодня превращений, пора становиться самим собой.

Чистым платком он тщательно стер с лица остатки клея и грима. Затем надел узкие серые брюки в тонкую полоску, светлую льняную сорочку, подтяжки с шелковыми петлями, жилетку и черную вигоневую визитку. Смотрясь в зеркало, мастер Пустельга тщательно повязал галстук-бабочку и надел котелок. Завершили перевоплощение черные лакированные туфли и бамбуковая трость. В Блумсбери ехал уже не грязный мусорщик, и не растяпа-констебль, и, уж конечно, не девушка-молочница, а настоящий молодой джентльмен.

Уже было два часа пополудни, когда повозка остановилась возле богатого дома по Каролин-стрит. Джентльмен вышел из кеба и постучал в дверь бронзовым молотком выполненным в форме львиной головы.

Открыл строгий дворецкий. Казалось, он был предупрежден о визите, так как, не сказав ни слова, отступил, пропуская гостя в дом.

— Как о вас доложить, сэр?

— Мастер Пустельга к графу Уильяму Блаунту-старшему.

— Прошу в каминную, сэр, — сделал движение рукой дворецкий.

Пустельга прошел в указанном направлении и оказался в просторном зале. Большую часть дальней стены в нем занимал огромный камин. При желании, в нем можно было целиком зажарить кабана. Впрочем, для этого у хозяина наверняка имелась не менее обширная кухня. По бокам от камина на стене были развешаны головы африканских животных. Слоны, носороги, буйволы и львы осуждающе смотрели на гостя мертвыми стеклянными глазами.

Граф не заставил себя долго ждать, что говорило о его крайнем нетерпении. Не успел гость как следует разглядеть охотничьи трофеи, как он ворвался в зал, на ходу застегивая парадный сюртук. Это был еще не старый человек, с высушенным африканской лихорадкой изжелта-серым лицом, которое, несмотря на болезни, не утратило своей природной живости. Глаза графа горели яростным огнем, когда он бросился к гостю, драматично вытянув руки перед собой.

— Вы нашли его?! Скажите же, что вы его нашли! — воскликнул граф, презрев условности этикета.

Мастер Пустельга не стал затягивать и без того драматичную паузу и достал из внутреннего кармана визитки сложенный конверт.

— Письмо внутри, — сказал он, протягивая конверт графу.

Тот выхватил находку из рук Пустельги и быстро достал письмо. Пробежал его глазами, пересчитал страницы и, наконец, облегченно вздохнув, буквально осел в глубоком кресле. На некоторое время в каминном зале воцарилась тишина. Под мертвыми взглядами убитых животных граф приходил в себя. Затем, спохватившись, он предложил гостю кресло напротив.

— Хотите джина? Скотча?

— Нет, благодарю. У меня еще сегодня важные встречи. Поэтому я хотел бы получить вознаграждение и…

— Конечно, вознаграждение… Но постойте, как вам это удалось?! Где вы его нашли? — Граф снова заволновался. — Вы его читали?

Мастер Пустельга бросил на собеседника ледяной взгляд.

— Я джентльмен.

Граф смутился.

— Прошу прощения, столько волнений. Эта дерзкая кража… Я сам не свой. Еще раз прошу меня простить. Вы просто спасли мою репутацию, мою карьеру… Да что там, вы жизнь мою спасли! Благодарю вас от всей души!

Мастер Пустельга коротко поклонился.

— И все же, как вам удалось его найти? — спросил граф.

— Это профессиональный секрет, основанный на новейших достижениях криминалистики.

— Но вы можете сказать, кто похититель?

— Нет, это не входило в наш контракт. Я взялся найти пропажу, а не похитителя. Письмо у вас, остальное меня не касается.

Граф поджал губы и сверкнул глазами, но спорить не стал, достал чековую книжку.