— Ты все врешь, мерзавец! Ты просто не хотел меня, вонючий самец...
Беседуя так, они быстро раздели друг друга. Платье и белье Сусанны, брюки, жилет и пистолет Жюля — все полетело на пол.
Жюль не врал: вот уже неделю все четыре доступные ему конспиративные квартиры в Каннах были глухо заняты. На балконах всех четырех торчали огромные кактусы. Прямо кактусовый лес какой-то. И вот лишь сегодня...
И в тот самый момент, когда Сусанна бросила болтать (что случалась с ней крайне редко) и уже только стонала, послышался тревожный скрежет. Будто кто-то вращал ключ в замочной скважине. Жюль влепил Сусанне затрещину, чтобы перестала стонать. Так и есть: ключ в замке.
Жюль прошептал:
— Странно! Полицейские не могут сюда прийти... — Его аналитический ум тут же сделал единственно возможный вывод: — Значит, воры! Подожди, моя страстная рыбка...
Он неслышно встал.
— Вломи им скорее и возвращайся, грязный хрен! — напутствовала его девушка.
Войдя в комнату, Сергей Аркадьевич Егоров мгновенно почувствовал, что ко лбу ему уже успели приставить ствол пистолета. Ну и денек.
— Стоять, придурок! Руки за голову! — рычал Жюль.
Рычал он по-французски, но Егоров понял, о чем речь. Руки поднял.
— Жюль, убей его и иди ко мне,— закричала Сусанна.— Я больше не могу!..
Напевая веселую песенку, Вазген вышел из своего ателье с тряпкой в руках. Будто бы окна протереть. То есть окна тоже нужно было протереть: Вазген любил чистоту. Любил, когда внутри ателье много солнца,— тогда душа сама петь начинает!..
Но была еще одна цель: проверить, по-прежнему ли пасется снаружи приставленный к операм бычок от Троицкого.
Да, пасется. Другой, не с такой дауновской физиономией, как вчера, но явно из той же компании. И тоже явно не Спиноза. Обнаружить его нетрудно — торчит за углом, за двумя довольно чахлыми для этих мест пальмами.
На здешнем перекрестке наблюдателю укрыться особо негде. Неблагодарная у парня задача. То-то у него рожа такая кислая...
Завидев Диму, Вазген быстро перешел дорогу. Туда, к пальмам. Якобы полюбоваться сверкающими на солнце стеклами. Николай дернулся, но сделать уже ничего было нельзя. Не ретироваться же, навлекая лишние подозрения.
— Сверкает, как само солнце, и переливается, как хрусталь! — вознес Вазген руки к небу. Дружелюбно подмигнул Диме.— Комм ля сьель! Нес па?..
Дескать, как солнце! Не так ли, досточтимый незнакомец?
Дима что-то буркнул в ответ, попытался выдавить улыбку... Выдавилась, но кривая.
Уяснив, что наблюдатель ни бельмеса не сечет по-французски, Вазген решил немного развлечься. Просто так, из чистой жизнерадостности. Из любви к искусству. А вот есть и зритель. Сухонькая старушка с тросточкой пересекает улицу.
Обращаясь прямо к Диме и приветливо на него глядя, Вазген понес на языке д'Артаньяна и мадам Бовари бессистемный вздор:
— Не всякая птица дважды в год совершает длительный перелет. Есть и такие, ленивые птицы, которые отсиживаются в своем гнезде и не суют клюва наружу. Лазурный берег — лучшее место во Франции, воистину земной рай. Конечно, если вы христианин. Лошади кушают овес и сено — не все, но подавляющее большинство. Подавляющее большинство!.. Однако старый Вазген знал некую лошадь, которая кушала карасей и огурцы. За час можно влюбиться, жениться, сделать ребенка, разочароваться, развестись и влюбиться в другую!.. Ростов — тоже красивый город, но на протяжении последних четырех веков нравы оставляют желать лучшего...
Говорил все это Вазген с такой интонацией, будто требовал у Димы подтверждения своим словам. Дима в ответ недовольно кивал. Он ко всему прочему побаивался певучего эмигранта: интонации-то вроде добродушные, но вообще ряха — в страшном сне не приснится.
Старушка послушала немного, скорчила свирепую физиономию, погрозила Вазгену и Диме тростью и быстро уковыляла в сторону моря.
Вазген пошел домой очень довольный.
Игорь и Вася, спрятавшиеся во внутреннем помещении ателье, рассматривали ящики с упаковками белых рубашек для фраков. То есть не рубашки — которые у них уже были — Рогова и Плахова заинтересовали, а сами ящики. Вернее, маркировка на них — «made in Pacistan».
— Гляди-ка, в Пакистане сделано,— обратил внимание Рогов.—А французы что, белых рубашек не производят?..
— Наверное, там дешевле,— пожал плечами Плахов.— Бизнес! Или может только написано, что в Пакистане, а на самом деле в Ростове... Или в Ереване.
«Не всякая птица дважды в год совершает длительный перелет»,— напевал, входя, Вазген. Ему так понравилась свежепридуманная фраза, что захотелось подобрать для нее мелодию. В детстве Вазген закончил пять классов музыкальной школы.
— Ну, чего там? — Рогов бросил рубашку в ящик.
— Ха, он прячется за пальмами! Он думает обмануть местного жителя, укрывшись за пальмой!.. Будто он птичка породы колибри, а не тупоголовый бугай...
— А нам ведь идти пора,— забеспокоился Игорь.— Может, отвлечь его как-нибудь?
— Господа офицеры забыли, что они имеют дело с опытным правонарушителем,— обиделся Вазген.— Что, по-вашему, Вазген похож на полного идиота? На дебила, на лоха ростовского, на дурака? Отчего-то мне кажется, что вы так не считаете...
— Не считаем, конечно,— подтвердил Игорь.
— В ателье есть черный ход, на соседнюю улицу. На совершенно соседнюю, абсолютно другую улицу! Да, у Вазгена всего один черный ход, и что? Вы скажете, мало? Не соглашусь! Один черный ход в этом земном раю — вполне, поверьте, вполне достаточно...
— Вы, Вазген, настоящий конспиратор.
— Коллеги ваши научили, шустрые ростовские опера! Дай им Бог здоровья. Жаль, что вы не были знакомы со следователем Кулебякой! Может быть, на дорожку по двадцать капель?
— Вазген, если можно — вечером... — взмолился Рогов,— Правда пора. Мы вас не очень стеснили?
— А ла гер ком а ла гер!
— Чего? — не понял Василий.
— На войне как на войне,— перевел Плахов.
— А-а, точно,— хлопнул себя по лбу Рогов.— Я это с Семеном разучивал. Вот голова пустая... Ну, мы пошли.
И оперативники покинули гостеприимное ателье с черного хода.
А незадачливый охранник Дима подвергся в это время агрессивной атаке со стороны возвращавшейся назад старушки. Размахивая клюкой, она втолковывала Диме, что он и его толстый друг являются несомненными идиотами, если считают, что лошади способны кушать карасей.
Старушка говорила страстно и долго. Сначала Дима кивал, но скоро ему это наскучило. Воровато оглянувшись, он сделал старушке хорошую «козу» и прохрипел:
— Вали отседова, старая...
Старушка огрызнулась, но ретировалась.
Егоров и Перес стояли друг против друга с недовольными физиономиями.
— Своих олухов я в бараний рог согну, а дома из зарплаты вычтем, чтоб неповадно,— соглашался Егоров с необходимостью примерно наказать Рогова и Плахова,— Но и у вас, Анри, согласитесь, черт знает что творится. Мало того что с билетом облапошили, так еще и этот ваш Жюль с пистолетом. Чуть не пристрелил ведь...
— Детектив Жюль Дега, у него была встреча с агентом... — процедил сквозь зубы Анри.
— Так я и понял... — Егоров вылепил в воздухе руками эдакую снежную бабу.— С голым агентом. А кактус на балконе — чтобы голым задом на него не сесть.
В голосе подполковника звучала досада. Голого агента он вчера имел возможность разглядеть хорошо. Несмотря на включенный свет и присутствие чужака, агент и не думала прикрываться, а продолжала валяться, раскинувшись, на его, подполковничьей кровати и громко призывала детектива Дега немедленно разделить с ней ложе. На фоне происшествия с Егоровым все это было откровенным издевательством.
Оперативную сметку Сергей Аркадьевич, конечно, проявил — взял у Жюля двадцатку, чтобы полчаса подождать в ночном кафе (выпил два бокала вина на десять двадцать в сумме, пятьдесят центов оставил на чай, девять тридцать сэкономил),— но осадок остался.
