– А он когда-нибудь заставлял вас чувствовать... – Сирина сделала паузу, подыскивая нужные слова, – ну, будто вы быстро скачете по скалам и не можете перевести дух?

Миссис Драммонд прищурилась:

– Ты уверена, что Роба не было поблизости?

Сирина покачала головой.

– Быть с Робом все равно что ехать вверх по склону холма на хромом пони. Думаешь, что это никогда не кончится. – В ее глазах блеснули искорки смеха, когда она посмотрела на кухарку.

Именно такой Бригем увидел Сирину, войдя в кухню. Ее длинные пальцы сжимали маслобойку, юбка была подвернута, а лицо раскраснелось от смеха.

Черт бы побрал эту женщину! Он не мог удержаться от того, чтобы смотреть на нее. Черт бы побрал ее за то, что один ее взгляд вызывал у него желание!

Бригем вошел почти бесшумно, но Сирина обернулась. Их глаза на мгновение встретились, прежде чем Сирина вернулась к сбиванию масла, но этого оказалось достаточно, чтобы объяснить миссис Драммонд, что вывело Сирину из себя. Вернее, кто.

Так вот оно что, думала она, будучи не в силах сдержать улыбку. Насколько знала миссис Драммонд, конфликт – неплохое начало романа. Граф Эшберн достаточно знатен, а его лицо и фигура заставили затрепетать даже сердце вдовы.

– Чем могу служить, милорд?

– Что? – Повернувшись, Бригем недоуменно уставился на миссис Драммонд. – Прошу прощения. Я только что из комнаты Колла. Он просит есть. Мисс Гвен говорит, что немного вашей похлебки пойдет ему на пользу.

Миссис Драммонд засмеялась и подошла к стоящему на огне горшку:

– Сомневаюсь, что он так думает, но я налью и пришлю ему ее. Позвольте спросить, милорд, как парень себя чувствует.

Бригем сделал ошибку, снова взглянув на Сирину, неторопливо орудующую маслобойкой. Если бы кто-нибудь сказал ему, что от наблюдения за женщиной, сбивающей масло, у мужчины может пересохнуть во рту, он бы засмеялся. Но теперь он не видел в этом ничего смешного. Бригем отвел взгляд, проклиная себя. Не следует забывать, что он уже провел из-за нее бессонную ночь и даже две, если считать ту, которую они провели вместе, ухаживая за Коллом.

– Сегодня ему, кажется, лучше. Мисс Гвен говорит, что у него хороший цвет лица, хотя она еще заставляет его оставаться в постели.

– Это удается только ей. Видит бог, больше никто не может справиться с этим парнем. – Миссис Драммонд со вздохом подумала о мужчине, которого считала старшим из своих подопечных. Она покосилась на Сирину и увидела, что та наблюдает за Бригемом из-под полуопущенных ресниц. – А вы не хотите немного похлебки, милорд? Или кусок пирога?

– Нет, спасибо. Я направлялся в конюшню.

Щеки Сирины раскраснелись, видимо, от усиленной работы. Она выпятила подбородок и шевелила нижней губой, но не произнесла ни слова. Бригем молча поклонился и вышел.

– Вот это мужчина! – воскликнула миссис Драммонд.

– Он англичанин, – возразила Сирина, как будто это объясняло все.

– Верно, но мужчина остается мужчиной, носит он килт или бриджи. А он мужчина что надо – это сразу видно.

Сирина невольно хихикнула:

– Женщина не должна это замечать.

– Да, если она слепая. – Миссис Драммонд поставила чашку с похлебкой на поднос и, так как у нее было доброе сердце, добавила пирог с крыжовником. – Молли! Молли, ленивая девчонка, отнеси этот поднос молодому хозяину! – Она отодвинула поднос в сторону и вернулась к огню. – А джентльмен, которого лорд Эшберн привез с собой из Лондона, тоже выглядит недурно.

– Паркинс? – Сирина посмотрела на свои стиснутые руки и усмехнулась. Ей казалось странным, что ее сердце стало биться почти нормально, как только Бригем удалился. – Его английский лакей. Только вообразите, привезти сюда лакея, чтобы тот приводил в порядок его камзол и чистил ему сапоги!

– Знать привыкла к обслуживанию, – благоразумно заметила миссис Драммонд. – Я слышала, мистер Паркинс неженатый джентльмен.

Сирина пожала плечами:

– Вероятно, он слишком занят, крахмаля кружева лорда Эшберна, чтобы иметь личную жизнь.

«Или же он не встретил женщину, чьей личной жизни хватит на двоих», – подумала миссис Драммонд.

– Мне кажется, мистера Паркинса не грех бы немного откормить. – Одобрительно покивав, она поставила чашку на другой поднос и снова позвала Молли.

«Знать!» – фыркнув, подумала Сирина спустя несколько часов. Следы голубой крови в жилах не свидетельствуют о благородных качествах человека и делают его не джентльменом, а всего лишь аристократом.

В любом случае она не собиралась тратить время, думая о графе Эшберне. Почти два дня Сирина оставалась привязанной к дому, к повседневным обязанностям, которых прибавилось из-за болезни Колла. Теперь у нее появилось немного свободного времени. Возможно, она украла его, но могла возместить позже. Факт был в том, что если бы она не вышла из дому и не осуществила свое намерение побыть немного одной, то вскоре могла бы взорваться.

Мать, вероятно, не одобрила бы поездку верхом в лес незадолго до еды. Но Сирина отмахнулась от этого, седлая свою кобылу. Ее мать еще меньше одобрила бы старые рабочие бриджи, которые были на ней. «Пусть меня повесят, если мне хватит терпения ехать в дамском седле!» – думала девушка, выводя кобылу из конюшни. Нужно постараться, чтобы мать ее не увидела и не была разочарована поведением дочери. В случае удачи, никто ее не заметит.

Повернув в сторону, Сирина поехала к задней стороне конюшни и через неприметные воротца выбралась на невысокий холм, поросший шиповником и лишайником. Кобыла уверенно скакала по неровной земле, пока дом почти не скрылся из вида. Сирина свернула на юг, молясь про себя, чтобы никто из ее семьи не выглядывал в окно. Когда лес поглотил ее, она пустила кобылу галопом.

О боже, она нуждалась в этом больше, чем в еде и питье! В дикой скачке по обнаженному лесу с дующим в лицо ветром. Сирина знала это так же хорошо, как собственное имя. Здесь ей не нужно быть леди, дочерью, сестрой – только Сириной. Со смехом она пришпорила кобылу.

Испуганные птицы взлетали вверх. Изо рта Сирины вырывался белый пар. Плед, который она накинула на плечи, развевал ветер, но чувства свободы было достаточно, чтобы согреть ее. Ей нравился вкус холодного зимнего воздуха, покалывающего кожу.

Сирина испытала мимолетное желание, почти сразу же вытесненное ощущением вины, скакать без остановки и больше никогда не доить коров, не стирать рубашек и не отскребывать горшки.

Вероятно, это была дурная мысль, подумала она. В деревне жили люди, которые трудились от рассвета до темна, не имея ни часа, чтобы помечтать. Сирина же, будучи дочерью Мак-Грегора, имела прекрасный дом, сытную пищу и мягкую постель. Она проявила неблагодарность и, безусловно, должна исповедаться священнику, как делала, когда ненавидела сначала тайно, потом явно монастырскую школу в Инвернессе[25].

Шесть месяцев ее жизни, вспоминала Сирина. Шесть месяцев, потраченные зря, пока ее отец не понял, что монастырь не для нее. Шесть месяцев вдали от дома, с хихикающими жеманными девчонками, чьи семьи хотели, чтобы они научились быть леди. Фу!

Сирина могла научиться всему, что касается ведения домашнего хозяйства, от собственной матери. Что касается того, чтобы быть леди, то не существовало более безукоризненной леди, чем Фиона Мак-Грегор. В конце концов, она была дочерью лэрда, провела некоторое время в Париже и даже в Англии.

Бывали времена, когда Фиона, выполнив все обязанности по дому, играла на спинете[26]. И разве не она научила Гвен – более терпеливую, чем ее сестра, – работать иглой? Фиона умела говорить по-французски и могла занять любого посетителя вежливой беседой.

По мнению Сирины, она могла куда большему научиться дома, где разговаривали не только о юбках с обручем и модных прическах.

Очевидно, подобных хихикающих девиц предпочел бы лорд Эшберн. Тех, которые прикрывают лица веерами и трепещут ресницами над ними. Они пьют фруктовый пунш и носят флакончики с нюхательной солью и кружевные носовые платочки в своих ридикюлях. Пустоголовые дурочки. Наверняка Бригем целует руки таким женщинам на лондонских балах.