– Слово снова берет секретарь Альтенхоффен. Чего тебе надобно, Слабоумный?
Альтенхоффен поднялся, сопровождаемый сдержанным рычанием аудитории, и воздел палец к потолку.
– Я буду краток, – пообещал он и набрал в грудь побольше воздуха. – Мистер вице-президент… Братья-Дворняги… сограждане… Учитывая историческую роль Ордена во многих достопамятных событиях славного прошлого, я хочу предложить на обсуждение вопрос…
– Гррр, – предупреждающе прорычали братья – они были слишком хорошо знакомы с многословными преамбулами Слабоумного.
– …каким образом Дворнягам, – заспешил Альтенхоффен, – получить причитающуюся им долю в грядущих киносъемках.
– Вау-вау, – поддержали его братья.
Грир погладил свой курчавый подбородок.
– Интересный вопрос ты задал, секретарь. Есть какие-нибудь предложения? Если нет…
– А у меня есть еще более интересный вопрос! – перебил Грира кто-то из дальнего конца. – Как нам получить приглашения на завтрашний прием, которые получили сегодня остальные чурки?
– Это не в тему, брат… – Грир постучал костью. Он не видел, кто это произнес.
– А когда же мы будем в теме, мистер вице-президент? – прорычал кто-то еще. – Когда мы наконец выберемся из свинарника Лупа?
Грир попытался пропустить это замечание мимо ушей.
– Киношники, они такие… – пожал он плечами.
Но братья больше не намерены были шутить. Поднявшаяся миссис Херб Том направила на Грира свой красный ноготь как револьвер.
– Грир, пока ты единственный в Квинаке, кому удалось забраться на этот плавучий шведский стол. И не возражай – об этом всему городу известно. А теперь мы хотим знать, что ты сделал для того, чтобы добыть своим братьям положенный им куш, черт бы побрал твою тощую черную задницу! Мы Орден или что? Я, например, не намерена сидеть дома и смотреть, как все там будут жировать! Я бы могла отдавать все деньги Хербу, если бы стремилась к этому. Так что… – Миссис Херб Том подняла свою черную кожаную сумочку и целенаправленно запустила в нее свою руку с кровавыми ногтями. – …Что скажешь?
На лице у Грира появилось тревожное выражение.
– Миссис Херб… Братья… Клянусь вам, я попросил пропуска на борт для членов клуба. Но парочка, обслуживавшая меня, ни слова не говорила по-английски – только по-русски или еще на каком-то там… а Стебинса мне увидеть не удалось.
Но миссис Херб это не удовлетворило.
– А как насчет твоего дружка-альбиноса? Похоже, выдающийся тип: застал тебя со своей женой и выменял ее у тебя на двух красоток, чтобы ты был не в обиде.
– Исчез, миссис Херб, передал меня этим русским и исчез под палубой. Я его больше не видел. Клянусь честью. – Лоб Грира покрыли морщины, руки у него снова задрожали. – Да и не знаю я этого альбиноса. Послушайте, вам нужно обратиться к Алисе Кармоди. Она ведь его мать…
Братья даже не удостаивают это предложение ответом и лишь сдавленно рычат.
Айк выпрямляется на своем стуле. Какими бы глупыми и детскими ни были эти забавы, всегда следовало помнить, что имеешь дело со здоровыми мужиками, как правило, пьяными и чаще всего вооруженными. В период своего президентства Айк не раз оказывался на прицеле. А в прошлом году мирный городишко Квинак занял четвертое место по количеству смертей вследствие огнестрельных ранений после Хьюстона, Техаса и округа Колумбия.
– Тогда разговаривайте с Айком Соллесом! – в отчаянии выкрикнул Грир, указывая на Айка костью. – Он сидел за решеткой с этим сукиным сыном, а я всего лишь трахал его жену…
Раскрасневшиеся лица собравшихся поворачиваются к Айку. Первые признаки отходняка – действие дури заканчивается. Даже у женщин. И Айк начинает вспоминать, почему он перестал посещать эти ежемесячные собрания.
– Что это значит, Соллес? – угрожающе вопрошает миссис Херб Том.
– Не надо на меня так смотреть. По-моему, никто не видел, чтобы мне доставляли серебряную карточку с приглашением.
– И мне тоже! – выкрикивает Грир. – У меня нет никаких вонючих карточек!
Но братья неумолимы. Часть продолжает пялиться на Исаака, часть – на Грира. Рычание становится все громче. В третий раз за истекшие двое суток Айк начинает сожалеть о том, что оставил Тедди дома. И именно в этот момент, словно одной мысли было достаточно для того, чтобы спустить курок, раздается выстрел. Норман Вонг помахивает над головой кольтом 44-го калибра, от четырнадцатидюймового ствола которого поднимается легкий дымок. Антикварное оружие времен Гражданской войны является собственностью Ордена. Оно вручается приставу Ордена при инаугурации, а затем передается преемнику. Норман занимает этот пост и, соответственно, владеет оружием с момента основания Ордена. К счастью, он наиболее хладнокровный из Вонгов и пользуется оружием только в процессуальных целях.
– Требую порядка в логове! – произносит Норман в наступающей после выстрела тишине. И порядок восстанавливается. Одно дело ракетницы и «узи», но 44-й калибр требует к себе уважения. – Собрание не закрыто. Ведите себя соответственно.
Братья, ропща, опускаются снова на стулья и поворачиваются к подиуму. Грир улыбается, обнажая зубы, и поднимает брови, пытаясь изобразить ямайскую невозмутимость.
– Братья, через пару дней вернется Кальмар, – заверяет он собравшихся. – И он позаботится о нас.
Рычание раздается снова.
– У Билли Кальмара нет там друзей, мистер вице-президент, – замечает миссис Херб. – Они есть у тебя.
– Вау-вау-вау…
До Айка доносится гул голосов – братья вопрошают, требуют, обвиняют. И это снова напомнило ему звуки, которые он слышал от полевых рабочих и в других местах – в бараках Эль-Торо и в камерах, забитых людьми в Почетном лагере. Этот звук рождался страданием столь распространенным, что его могла издавать любая группа людей, находящаяся у основания социальной лестницы. В нем не было ничего общего с мелодичным воем Дворняг; это была мрачная и угрожающая жалоба обезумевшей дворняжки, клыкастого и голодного обманутого изгоя. Это было вселенское проклятие парней, одевшихся по последней моде, но так и не обласканных женским взглядом, это был вой женщин, продолжавших купаться в пузырях мыльных опер, по мере того как жизнь становилась все грязнее и грязнее, это было рычание обманутых грез и гормонов, которыми пренебрегли. Оставалось только гадать, до чего он мог довести разгоряченную толпу.
Зажатый у подиума, Грир продолжал произносить односложные заверения, но звериный рык становился все громче. Сестрицы Босвелл поддержали миссис Херб своими пронзительными голосами. Пристав Вонг снова начал размахивать своим кольтом, призывая к порядку, но было уже поздно. Все новые и новые братья с диким видом вскакивали на ноги. Норман Вонг размахивал кольтом; Грир стучал медвежьей костью; рык нарастал. И когда вся эта какофония достигла своего пика, свет в зале, словно по сигналу, внезапно погас и раздался оглушающий грохот настоящего грома.
Маленькая черная тучка, покончив с солнцем, вероятно, решила подползти к городу, чтобы посмотреть, что происходит. Видимо, несколько минут она размышляла над тем, что означает этот рев, а потом ее внимание привлекла городская электростанция. Все эти проводочки, предохранители и дизель-генераторы! Она метнула свой единственный заряд в эту соблазнительную коллекцию механизмов с такой силой, что земля содрогнулась, а металлическая свая приварилась к стоявшей поблизости тачке. Потом она удовлетворенно вылила на город свой небольшой запас дождя и снова повернула к морю.
Братья замерли в почтительном молчании. Одна из вещей, которую усваиваешь, живя у подножия: все, что исходит сверху и не имеет отношения к социальной лестнице, как, например, погода, требует к себе почтительного отношения. Лишь обитатели верхних пролетов лестницы могут позволить себе не замечать подобные неприятности. Обитатели дна вынуждены полагаться на волю случая.
Дождь забарабанил по крыше, из-под крыльца донесся собачий вой, а в зале продолжала сохраняться тишина, ибо все ощущали таинственность происходящего. Потом включились резервные генераторы, и электричество вернулось в лампочки. Все это заняло не более минуты, но произведенное впечатление было огромным. Напряжение в зале спало столь же мгновенно, как если бы кто-нибудь переключил соединение с плюса на минус. Никто уже не задавал никаких вопросов. Все вскочили на ноги, отовсюду слышался смех – братья толкались, похлопывали друг друга по плечам и пожимали руки. И Айк вместе со всеми ощутил, как его омывает волна облегчения.
