Человек не понял, о чем говорил ему Тарвин, но немое красноречие пистолета говорило само за себя. Он мрачно отдал Тарвину ружьё и уехал, злобно стегая верблюда кнутом.

«Так… Интересно, сколько ещё человек из её армии мне придётся разоружить? — подумал Тарвин, возвращаясь в номер с конфискованным ружьём на плече. — Хотелось бы знать… Нет, я не верю, что она посмеет сделать что-нибудь с Кейт! Она достаточно хорошо узнала меня и не сомневается, что я завтра же взорву её старый дворец вместе с нею. И если она хоть в половину такая, какой хочет казаться, то для начала ей надо свести счёты со мной, прежде чем она предпримет что-то ещё».

Но ему так и не удалось внушить самому себе уверенность в этом. Ситабхаи уже показала ему, на что способна, и не исключено, что я Кейт успела испытать на себе её коварство. Отправиться к Кейт сейчас невозможно: риск очень велик. Поехать туда означало в лучшем случае быть изувеченным. И тем не менее он решил, что поедет. Он быстро направился к своему гнедому Фибби, которого всего три минуты назад оставил привязанным на заднем дворе гостиницы, где Фибби в ожидании хозяина гонял хвостом мух. А сейчас Фибби лежал на боку и жалобно ржал: у него были перерезаны подколенные сухожилия, он умирал.

Тарвин слышал, как конюх старательно чистит мундштук за углом гостиницы; он позвал его, и тот, бросившись наземь рядом с лошадью, завыл от горя.

— Это сделал враг, враг! — кричал он, — Мой чудный гнедой конь, который никогда никому не сделал ничего плохого, разве что брыкался, потому что его слишком хорошо кормили. Где я теперь найду себе другое место, если по моей вине лошади будут так погибать?

— Хотел бы я знать!.. Хотел бы я знать!.. — бормотал Тарвин озадаченно, и в его голосе слышались нотки отчаяния. — Если бы я знал доподлинно, то пуля прострелила бы одну черненькую головку. Фибби, старина, я прощаю тебе все грехи. Ты был отличным парнем — и вот что получил за хорошую службу.

Голубой дымок на мгновение поднялся над Фибби, голова его тяжело упала на землю, и мучения на этом закончились. Конюх, встав с земли, оглашал округу скорбными криками, пока Тарвин не вышвырнул его за ограду и не велел убираться. Удивительно, но вопли тут же прекратились, и, когда этот туземец вернулся в свою комнату, чтобы забрать пожитки, он уже улыбался, доставая несколько серебряных монет из тайника под кроватью.

Тарвин, у которого теперь не было лошади, словно ожидая помощи, оглядывался по сторонам, совсем как Ситабхаи во время их ночного свидания на плотине. Из-за городской стены показались запряжённые тощими волами цыганские кибитки, сопровождаемые громким собачьим лаем, и остановились у городских ворот, точно стая грязных птиц — зрелище привычное и обыкновенное, хотя по правилам запрещалось разбивать лагерь ближе, чем за четверть мили от города.

«Должно быть, это кто-то из бедных родственников королевы. Здорово они перегородили все подступы к воротам! Похоже, что, если бы мне пришлось пробираться к дому миссии, они бы меня перехватили, это уж точно! — рассуждал Тарвин. — Да, пожалуй, есть на свете и более увлекательные занятия, чем общаться с восточными королевами! Кажется, они совершенно не думают соблюдать правила игры».

В эту минуту облако пыли поднялось над цыганским табором, и телохранители махараджи Кунвара, расчищая путь коляске принца, раскидали тёмную толпу цыган направо и налево. Конвой остановился у дверей гостиницы, бряцая оружием, следом за ним подъехала коляска. Один из всадников, отставших от коляски ярдов на двести, силился догнать её. Солдаты потешались над незадачливым наездником, а из экипажа принца доносились крики восторга и насмешливый хохот.

Мальчик, которого Тарвин никогда раньше не видел, стоял на запятках коляски и осыпал солдата градом ругательств на местном наречии. Конвой радовался каждому удачному словцу.

— Сахиб Тарвин! Сахиб Тарвин! — тоненьким голоском позвал махараджа Кунвар. — Идите сюда! Смотрите!

На какую-то секунду Тарвину показалось, что это новая ловушка; но успокоенный видом своего старого верного союзника — махараджи Кунвара, — он подошёл поближе.

— Принц, — сказал он, пожав ему руку, — вам не следовало выходить из дома.

— А, ладно! Все в порядке, — поспешно возразил мальчик, хотя его бледное личико никак не вязалось с этими словами. — Я приказал, и вот мы здесь. Обычно мне приказывает мисс Кейт, но она отвезла меня во дворец, а там уж распоряжаюсь я. Знакомьтесь — это Умр-Сингх, мой брат; он тоже принц, но королём буду я.

Второй мальчик медленно поднял глаза и уставился на Тарвина. Глазами и низким широким лбом он был похож на Ситабхаи, а ещё тем, как плотно сжимал губы, точь-в-точь Ситабхаи в её столкновении с Тарвином у Дунгар Талао.

— Он из другой половины дворца, — объяснил махараджа Тарвину по-английски. — С той половины, куда я не должен ходить. Но когда я был во дворце, я пошёл к нему — ха-ха-ха, сахиб Тарвин! — и видел, как он убивал козла. Смотрите! У него до сих пор руки красные.

Умр-Сингх по просьбе брата, высказанной на местном наречии, раскрыл ладошку и протянул её Тарвину. Она потемнела от пятен засохшей крови; солдаты, не таясь, перешёптывались друг с другом. Командир конвоя повернулся в седле и, кивнув Тарвину, прошептал: «Ситабхаи». Тарвин услышал это слово, и этого оказалось достаточно, чтобы принять решение. Само Провидение посылало ему с небес неожиданную помощь. У него быстро созрел план действий.

— Но как же вы сюда приехали, пострелята? — спросил он.

— О, там во дворце одни женщины, а я раджпут и мужчина. Он совсем не говорит по-английски, — добавил махараджа Кунвар, указывая на своего попутчика. — Но когда мы играли вместе, я рассказывал ему о вас, сахиб Тарвин, и про то, как вы на скаку снимали меня с седла, и ему тоже захотелось приехать и посмотреть все эти фокусы, которые вы показывали мне, и вот я потихоньку отдал приказ и мы вышли вместе через маленькую дверь. Так мы и оказались здесь! Salaam, baba, — снисходительным тоном сказал он малышу, сидевшему рядом с ним, и мальчик медленно и важно поднёс руку ко лбу, не сводя с Тарвина безразличных, неподвижных глаз. Затем он прошептал что-то, от чего махараджа Кунвар засмеялся. — Он говорит, — сказал махараджа, — что вы совсем не такой большой, как он думал. Его мать сказала ему, что вы сильнее всех на свете, а у меня телохранители повыше и посильнее будут.

— Ну, что же мне для вас сделать? — спросил Тарвин.

— Покажите ему ваше ружьё, и как вы стреляете в рупию, и что вы делаете, чтобы усмирить лошадь, когда она брыкается, и все такое.

— Хорошо, — сказал Тарвин. — Но я же не могу показывать эти фокусы прямо здесь. Поедемте со мной к мистеру Эстесу.

— Мне бы не хотелось туда идти. Моя обезьянка умерла. И я не знаю, обрадуется ли мисс Кейт. Она теперь все время плачет. Она вчера отвезла меня во дворец, а сегодня утром я сам приехал к ней, но она не захотела видеться со мной.

Тарвин готов был обнять и расцеловать мальчика за радостное известие — теперь он мог быть уверен, что Кейт жива.

— Наверное, она была у себя в больнице, — предположил он.

— Нет, от больницы остался один пшик. Женщин теперь там нет. Они все убежали.

— Не может быть! — воскликнул Тарвин. — Повтори, что ты сказал. Из-за чего же это случилось?

— А! Из-за дьяволов, — ответил махараджа Кунвар кратко. — Да что я, знаю? Что-то там женщины болтают! Ну покажите же ему, как вы ездите, сахиб Тарвин!

И опять Умр-Сингх прошептал что-то своему товарищу и перекинул ногу через бортик коляски.

— Он сказал, что поедет, сидя в седле перед вами, как я в тот раз, — перевёл Тарвину принц. — Гурдит Сингх, слезай с лошади.

Всадник, не проронив ни слова, соскочил на землю и встал рядом. Тарвин ничего не сказал, лишь улыбнулся при мысли о том, как случай покровительствует его замыслу, вскочил в седло, выхватил из коляски Умр-Сингха и осторожно посадил его перед собой.

— То-то бы занервничала Ситабхаи, если бы увидела меня сейчас, — пробормотал Тарвин, обнимая одной рукой маленькое тельце. — Не думаю, что мне угрожает какая-нибудь опасность в лице очередного Джуггута Сингха, когда передо мной сидит этот молодой человек.