– Она вас вылечила? – промелькнула у меня в голове догадка.

– Не в прямом смысле, но косвенно она причина моего выздоровления. Она охраняла мое здоровье. Однажды она привела ко мне женщину немного старше меня. Хазиля настаивала, чтобы я впустил эту женщину, что она может мне помочь. Я уже говорил тебе, я не из тех, кто верит в сверхъестественное, я очень рациональный человек. Я не верю в колдовство и подобную ерунду. Но перед лицом смерти я согласился, и произошло чудо. Эта женщина вместе с Хазилей осталась в моем доме на пять дней. Я пошел на поправку, а потом они потребовали, чтобы меня перевезли в уединенное место, чтобы изолировать от общения с семьей, от лишних забот. Я послушался их, и меня перевезли в дом на окраине Стамбула, где я полностью выздоровел всего за месяц. Мои родственники едва узнали меня, когда я вернулся домой.

– Вы знаете, как они вас вылечили?

– Спросил об этом только однажды, и Хазиля сказала, что меня вылечила природа и Бог, а ее подруга была лишь посредником. С тех пор нас связывают особые отношения, доверие и уважение. Она продала кое-что из своей собственности, я добавил, сколько не хватало, и она купила этот дом. Когда мне тяжело, я прихожу к ней. Мы можем за целый день словом не перемолвиться, она и так знает, что я чувствую, ни о чем не спрашивает. Я поднимаюсь на второй этаж, иду в одну из комнат и наедине с самим собой пытаюсь выйти из кризиса. Само присутствие Хазили в доме подпитывает меня. Мне хватает этого, хватает тепла и доброты, исходящей от нее. Я возрождаюсь и иду дальше. В семье знают, что если меня нет несколько дней, значит, я тут.

– Я хотела попросить вас еще кое о чем. Пожалуйста, когда будете благодарить ее от моего имени, скажите еще, что однажды, когда у меня появится такая возможность, я приеду в Стамбул и обязательно навещу ее, привезу ей подарки, – попросила я, смотря на Хазилю, которая, как будто понимая, о чем мы говорили, отвела глаза и смотрела на свои сложенные на коленях руки.

Сафет еще что-то ей говорил, а когда закончил, Хазиля поднялась, подошла ко мне и поцеловала. Мы обе расплакались.

Сафет после этого трогательного момента стал нас поторапливать. Мы вышли из дома, я обернулась, чтобы еще раз попрощаться с Хазилей, но она была в шаге от меня: решила проводить нас. Перед тем как сесть в машину, я еще раз протянула ей руку на прощание, она взяла ее, и я почувствовала что-то на ладони, раскрыла руку и увидела золотую монету, это был дукат. Я до сих пор храню его.

Я сидела на заднем сиденье, на мой вопрос, нужно ли мне пригнуться или лечь, Сафет лишь махнул рукой и спросил, взяла ли я свой загранпаспорт. Я достала паспорт из чемоданчика и показала Сафету. «Тогда все в порядке», – и рассказал, какое объяснение приготовил, в случае, если нас остановит полиция. Мы довольно быстро выехали за пределы Стамбула и через двадцать минут остановились у какого-то мотеля, где нас уже ждал Эсад вместе с человеком, который представился как Василь, сказав, что он родом из Македонии. У меня не было желания о чем-либо его расспрашивать. Мы разместились за отгороженным столиком, Сафет огляделся вокруг и, когда убедился, что никто, включая официанта, не обращает на нас внимания, попросил меня достать паспорт. А Эсад достал несколько печатей. Он быстро поставил печати в моем паспорте, и я поняла, что иначе мой свежеполученный лондонский паспорт выглядит неправдоподобно девственно-чистым – как будто я пересекла границу Турции в шапке-невидимке. Моя новая фальшивая личность теперь выглядела более реалистично. Иначе при моем выезде из Турции меня ожидали бы многочисленные расспросы и пристальное внимание.

Мы выпили по чашке кофе и вышли. Эсад с приятелем македонцем поехали впереди, а я опять села по настоянию Сафета на заднее сиденье.

Мы ехали несколько часов, дважды останавливались на чашку кофе и наконец добрались до Адриатики. Тут мы сделали «привал», чтобы пообедать. Мне сказали, что до границы с Болгарией осталось немного. Я поняла, что они не спешат, а когда спросила, скоро ли мы выезжаем, Сафет ответил, что у нас вагон времени. Я поняла, что мы приехали к Адриатическому морю слишком рано, а по плану пересекать границу я должна буду ночью. Мы болтали обо всем на свете, но не обо мне. И вот Сафет, посмотрев на часы, сказал, что пора ехать. План все тот же: наша машина идет в нескольких метрах позади машины Эсада.

Они говорили, что мы едем в какой-то Свиленград, где я и пересеку границу, там нас будут ждать другие люди. Они займутся болгарской частью моего побега. Не знаю точно, сколько мы ехали, но вскоре по указателям стало понятно, что мы подъезжаем к границе. Движение становилось все более затрудненным, но мы ехали без особых препятствий. Обе наши машины объехали колонну автомобилей. Мне кажется, это не было особенно серьезным правонарушением. У них были мощные и маневренные автомобили, так что оставить за собой остальные машины не составило особого труда.

Когда мы наконец подъехали к границе, уже стемнело. Все мои спутники сохраняли спокойствие, только Сафет немного нервничал. Это было понятно, ведь он руководил всей операцией и осознавал ответственность, если что-то пойдет не по плану. Так, к сожалению, и случилось.

Сначала Эсад подошел к проходу, а мы остались сидеть в местном ресторанчике. Прошло пятнадцать минут или даже больше, а он все не возвращался. Македонец поднялся и пошел выяснить, в чем дело. Сафет понял мое беспокойство и предположил, что Эсад задержался, покупая что-то в дьюти-фри. Наконец оба вернулись. Их лица были обеспокоенны. Они молча сели за стол.

– Что случилось? – спросил Сафет, тоже встревожившись.

– Он не пришел.

– Как не пришел? Его смена должна была начаться час или два назад! – воскликнул Сафет.

– Ну да. Наверное, какая-то накладка. Его нет. Нам остается либо ждать новую смену, либо попытаться так, и будь что будет.

Сафет молчал и смотрел на носки своих ботинок. В ресторане было людно, голоса детей, женщин, нервных официантов создавали невообразимый шум. Все мы молчали. Я поняла, что никто не знает, что делать. Сафет посмотрел на часы и подозвал официанта. Когда тот подошел, Сафет предложил нам заказать что-нибудь.

– Не составлю вам компанию, извините Я сейчас не смогу проглотить даже хлебной крошки, – ответила я по-английски. На всякий случай. Они тоже не были голодны, и мы заказали только напитки.

– Мне это не нравится, совсем не нравится. Не хочется думать про самый худший вариант, но он мог бы мне позвонить. Я дал ему свой номер, мы же были на связи… Если бы что-то случилось, он бы должен был позвонить, – размышлял вслух Сафет.

– Ты знаешь, где он живет? Или его номер телефона? – спросил Эсад.

– Он живет где-то поблизости, больше я ничего не знаю. Я был настолько уверен, что все пройдет гладко, что даже не взял у него номера телефона. Мне кажется, он живет в деревне у самой границы, но я не знаю его фамилии.

– А мы могли бы попробовать обойтись без его участия? – поинтересовался македонец.

– Извините, я не в курсе, а что происходит? – вставила я.

– Человек, который работает на границе, таможенник, должен был ждать нас. Это на случай неприятных неожиданностей при прохождении таможни. А его, как видишь, нет, – объяснил Сафет.