Я знала, в бизнесе дело и деньги – прежде всего, и это остановило меня, я не обратилась к гостю из Белграда по-сербски, не попросила о помощи. Было маловероятно, что он поможет мне, я уже была в руках хозяина. Единственное, что это серб, сидящий в трех шагах от меня, мог бы сделать, так это купить меня у араба и отвезти в Белград. И к тому же, думала я, с чего бы ему проявлять сочувствие такой ценой – портить деловые отношения, устраивать публичную сцену ради моего спасения? Я просто молча смотрела на него, как бы завороженная этой иллюзорной возможностью спасения.

Проведя два года в арабском гареме, по сути дела в неволе, я смотрела на своего соотечественника, прилетевшего из Белграда. Конечно, я ничего не предприняла. Ужин длился около двух часов, партнеры пришли к каким-то важным договоренностям, в другой части небольшого зала играла музыка, кажется джаз или блюз, и в конце белградский гость ушел, попрощавшись со всеми, включая хозяина. Эльке и я стояли в стороне, и мой серб посмотрел на нас и только кивнул головой.

Вернувшись в Белград, я узнала, как его зовут. Он известный человек, но мне никогда не приходило в голову пытаться установить с ним контакт здесь. Это могло бы меня сильно травмировать, если бы подтвердились мои предположения о том, что он знал с самого начала, что я и Эльке – только немое сопровождение араба, нашего хозяина, и относился к нам соответственно. Конечно, он не мог предполагать, что одна из тех красивых блондинок с идеальной фигурой – сербка из Белграда.

Ночью я долго не могла успокоиться, меня преследовала навязчивая мысль, что я не воспользовалась заманчивой возможностью свободы. Меня мучило осознание того, как близко и вместе с тем бесконечно далеко я была от нее. Или это был просто мираж? Невозможно было предсказать реакцию белградца на мою историю, на знакомство со мной. Я утешала себя мыслью, что он, по законам здравого смысла, подумал бы, что я с арабом по собственной воле, ведь именно такое впечатление и складывалось при взгляде на меня: улыбающаяся девушка, в прекрасном расположении духа. Я заснула только после нескольких часов раздумий, пытаясь забыть про свободу, которая была так близко. Я никогда так и не узнала, понял ли хозяин (или кто-то из его свиты), что я и тот белградец соотечественники. К тому же его могли представить просто как бизнесмена из Югославии, а тогда это понятие все же ассоциировалось с несколькими нациями.

Мы возвращались тем же самолетом. Перелет проходил прекрасно, хозяин был в отличном настроении, хотел, чтобы мы его ласкали, целовал сначала меня, потом Эльке в груди и в живот. Он поливал нас шампанским и хотел, чтобы мы танцевали, у немки это выходило намного лучше, чем у меня. Я не знаю, сколько длился перелет, но в какой-то момент я почувствовала, что с самолетом что-то происходит. Хозяин тоже начал нервничать.

В салон вошел тот самый глава совета директоров, правая рука хозяина, и сказал ему что-то по-арабски. Хозяин молчал, но я видела, что новость была не из приятных. Неполадки с самолетом продолжались – он то терял высоту, то набирал, а когда мы уже думали, что все наладилось, он снова терял высоту… Минуты тянулись мучительно долго.

Я вцепилась в сиденье, Эльке сидела напротив меня, бледная как мел, а хозяин не находил себе места от страха. Все мы молчали. Как это выглядело, могу передать приблизительно: как будто вы в элегантном автомобиле едете по пашне. А потом в окне справа я увидела землю.

Мы были над Дубаем, я поняла, что дело не в погоде, а именно в нашем самолете, потому что на небе не было ни облачка, солнце слепило глаза. Один из охранников вбежал в помещение без разрешения, чего обычно никто себе не позволял. Он сначала пристегнул ремнями безопасности хозяина, потом нас. У этих сидений был еще один дополнительный ремень. После того как мы были пристегнуты, охранник скрылся. Боковым зрением справа от себя я видела небо в окне, но ожидала с минуты на минуту увидеть землю. Внезапно самолет опасно накренился вправо. Помню, как я завизжала, заметив, как в окне промелькнули крыши домов. Я зажмурилась и ждала, что мы вот-вот упадем, а потом мы почувствовали, как самолет разгоняется и набирает высоту.

Мы летели еще пятнадцать минут, но намного спокойнее, и я видела в окно, как плавно приближается полотно аэродрома, а когда почувствовала, что шасси коснулись земли, думаю, пережила момент самого полного счастья в своей жизни. Я не могла понять, где мы, забыла о том, что я в рабстве, что я товар, которым владеют, что я далеко от родного Белграда. Важнее всего в тот момент была безопасная посадка в Дубае. Я потрогала свой лоб и почувствовала, что пот катится с меня градом – не только по лицу, но и по всему телу.

Так же выглядели хозяин и Эльке. Мы долго не могли оторваться от сидений. Смотрели друг на друга и молчали. Наша жизнь висела на волоске: вскоре мы узнали непосредственно от хозяина, что один мотор отказал, что двадцать минут он не работал и что мы остались живы только благодаря мастерству пилота. Этот пилот не был арабом, предполагаю, что он приехал в Дубай из Европы, как и я. Но добровольно и за большие деньги.

Я отходила от перелета два дня. Мне снилось, как я лечу на сломанном самолете, как падаю в какую-то пропасть, пропадаю, а потом все повторяется сначала.

Я отдыхала у бассейна вместе с Хеленой, девушкой из Польши, когда чья-то голова показалась из-за невысокой стены, отделявшей бассейн от ограды дворца. Через несколько секунд оттуда вышла Эльке, с которой я очень сблизилась за время нашей поездки в Москву.

Когда она подошла ко мне, Хелены уже не было рядом – она прыгнула в бассейн. Эльке легла на соседний лежак, устроилась поудобнее и начала расспрашивать меня о каких-то мелочах. Внезапно она прервала свой пустой треп и выпалила:

– Ну вот, я только написала одну записочку и положила ее в карман тому русскому. Он даже не заметил, но я надеюсь, он ее найдет. Я попросила его связаться с моими родными в Германии и сообщить полиции в моей стране, где я, – сказала немка.

Я молчала. Может, идея была неплохая, но наш хозяин имеет колоссальное влияние. «Кто может обладать таким влиянием, чтобы скомандовать полиции Объединенных Арабских Эмиратов, чтобы та проникла во дворец и разогнала гарем?» – думала я про себя. Я была уверена (и не поменяла своего мнения до сих пор): власти Дубая знают, что скрывается за высокими стенами дворца, но никто в этом мире, где деньги – единственное мерило социального положения, и не подумает реагировать на какой-то запрос из Германии. Если до этого вообще дойдет. Эльке верила, что что-то случится. Хорошо, что у нее была надежда. Но когда я рассказала ей о своей неудачной попытке бегства, я поняла, что она обеспокоилась. Однажды даже сказала при встрече, что боится последствий той московской авантюры. Я, конечно, ее успокаивала. И с течением времени мы все реже вспоминали этот случай – очевидно, русский не нашел записки.

Я встала около девяти. На улице было настоящее пекло. Только выйдешь на балкон – и уже покрываешься потом. Я вернулась в комнату, где работал кондиционер, и после душа и завтрака пошла позаниматься в спортзал. Всего через десять минут после начала занятий в небольшой зал вошла смуглая женщина лет тридцати. Я приняла ее за латиноамериканку. Никогда в жизни я не видела более эффектной женщины. Она была очень красива, около ста восьмидесяти сантиметров ростом, а тело у нее было такое, каких и в кино не увидишь. Грудь была не меньше четвертого размера, талия же – шестьдесят сантиметров, ноги невероятной красоты – точеные, длинные, сильные. А попку вообще нельзя описать словами.