– Мать, пожалуйста!

Сэмюэл почти никогда не называл маму матерью. Это звучало как-то неправильно, но зато привлекало ее внимание – как вот сейчас. Она обернулась и сложила руки на груди.

– Что?

Сэмюэл указал на стул напротив: он видел по телевизору, что так делают взрослые, когда приглашают человека к себе в кабинет, чтобы сообщить ему, что он уволен.

– Присядь, пожалуйста.

Миссис Джонсон испустила страдальческий вздох, но выполнила просьбу.

– Это касается Абернати, – сказал Сэмюэл.

– Абернати? Это которые из шестьсот шестьдесят шестого дома?

– Да, и их друзей.

– Каких еще друзей?

– Ну, я не знаю, как этих людей зовут, но это были мужчина и женщина, оба толстые.

– И что?

– Их больше нет, – с мрачной торжественностью произнес Сэмюэл.

Он где-то вычитал эту фразу и давно мечтал ее применить.

– То есть как?

– Их забрали.

– Куда забрали?

– В ад.

– Сэмюэл! – Мать встала и вернулась к раковине. – Я даже заволновалась на минуту – думала, ты и вправду о чем-то серьезном. Откуда ты этого нахватался? Видно, придется внимательнее следить, что ты смотришь по телевизору.

– Ма, но это правда! – попытался настоять на своем Сэмюэл. – Они все были в подвале у Абернати, в балахонах, а потом появился голубой свет, и в воздухе возникла дыра, оттуда высунулась лапа с когтями и утащила миссис Абернати. А потом она появилась снова, только это была уже не она, а кто-то с ее внешностью. А потом паутина забрала ее толстых друзей, и под конец здоровенный язык слизнул мистера Абернати, а потом все четверо опять были здесь, только это на самом деле уже не они. И они, – добавил мальчик, разыгрывая козырную карту, – пытаются отворить врата ада. Я слышал, как миссис Абернати это сказала – точнее, существо, которое выглядит как миссис Абернати.

Он перевел дыхание и стал ждать ответа.

– И именно поэтому ты вчера опоздал на полчаса? – поинтересовалась мать.

– Да.

– Ты знаешь, что тебе не разрешается находиться на улице после восьми, особенно теперь, когда темнеет так рано?

– Мама, они пытаются открыть врата ада! Понимаешь? Ада! Демоны и всякое такое. Чудовища. Сам дьявол! – добавил он для пущего эффекта.

– И ты не поужинал, – сказала мать.

– Что? – Сэмюэл был сбит с толку.

Он знал, что мать склонна пропускать мимо ушей большую часть того, что он говорит, но он никогда ей не врал. Ну, почти никогда. Про некоторые вещи ей знать просто не стоит – о том, например, куда подевалась ее заначка шоколада, или что ковер в гостиной чуть сдвинулся, чтобы прикрыть обгорелые пятна, появившиеся в результате эксперимента с участием спичечных головок.

– Надо сказать не «что», а «извини», – поправила его мать. – Я сказала, что ты не съел ужин.

– Но это потому, что Стефани слишком рано загнала меня в кровать, хотя дело не в этом.

– Извини, Сэмюэл Джонсон, но дело именно в этом. Ты пришел так поздно, что не съел ужин. На ужин был шпинат. Я знаю, что ты его не любишь, но он очень полезен. И ты рассердил Стефани, а сейчас очень трудно найти хорошую няню.

Сэмюэл окончательно перестал что-либо понимать. Мать иногда вела себя очень странно. С ее точки зрения, мир был устроен следующим образом.

Что такое плохо:

1. Приходить домой с опозданием.

2. Не есть шпинат.

3. Сердить Стефани.

4. Смущать мистера Хьюма разговорами про ангелов и иголки.

5. Не носить шапку, которую ему связала бабушка, невзирая на то что шапка фиолетовая и в ней у него такой вид, будто голова распухла.

6–99. Куча всего другого.

100. Пытаться открыть врата ада.

– Ма, ты разве не услышала, что я сказал? – спросил Сэмюэл.

– Все я слышала, Сэмюэл, и с меня достаточно. Давай ешь кашу. У меня сегодня много дел. Если хочешь, можешь потом помочь мне с покупками. Или сиди дома, но чтобы никакого телевизора и никаких компьютерных игр! Почитай книгу или займись чем-нибудь полезным. Это ты из своих комиксов и игрушек, в которых постоянно убивают монстров, нахватался подобных идей! Не обижайся, милый, но ты иногда витаешь в облаках.

И тут она поступила совершенно неожиданно. Последние пять минут она только и делала, что отчитывала его и не верила ни единому слову, а тут вдруг подошла, обняла сына и поцеловала в макушку.

– Однако же ты меня насмешил, – сказала мама. Она посмотрела ему в глаза и погрустнела. – Сэмюэл, это все – ну, ангелы на иголке и остальное, – это же не из-за твоего папы? Я понимаю, что ты по нему скучаешь и нам стало немного труднее без него. Ты ведь знаешь, что я тебя люблю, да? Не нужно искать способы привлечь мое внимание. Я здесь, и ты – самый важный для меня человек. Не забывай об этом, ладно?

Сэмюэл кивнул. У него защипало глаза. Так случалось всякий раз, когда мама начинала говорить о папе. Папа ушел вот уже два месяца и три дня назад. Сэмюэлу очень хотелось, чтобы он вернулся, но вместе с тем он злился на папу. Он плохо понимал, что произошло между родителями, но теперь папа жил на севере, и после переезда Сэмюэл видел его всего два раза. Судя по подслушанному им тихому, но гневному телефонному разговору между родителями, в дело была замешана некая Элейн. Мама во время разговора назвала эту Элейн очень нехорошим словом, а потом бросила трубку и заплакала. Иногда Сэмюэл злился и на маму тоже, потому что думал: а вдруг папа ушел из-за нее, вдруг она что-то такое сделала? А иногда, когда ему было особенно тоскливо, Сэмюэл пытался припомнить, не сделал ли он сам чего-нибудь такого, из-за чего папа мог уйти, – может, он плохо себя вел или чем-то его разочаровал или подвел? Но большую часть времени он чувствовал, что винить следует отца, и ему было тошно из-за того, что отец заставлял маму плакать.

– Ну а теперь давай ешь, – сказала мама. – Еда в гриле.

Она еще раз поцеловала его в макушку и ушла наверх.

Сэмюэл позавтракал. Иногда он совершенно не понимал взрослых. Интересно, рано или поздно он научится их понимать? Или когда-нибудь, когда он сам вырастет, все это вдруг обретет для него смысл?

Мальчик доел, бросил объедки Босвеллу, потом вымыл тарелку и снова уселся за стол. Он посмотрел на Босвелла. Босвелл посмотрел на него. Их ждало важное дело – нужно было разобраться с попыткой отворить врата ада, а от мамы тут помощи не дождешься.

– Ну и что мы будем делать? – спросил Сэмюэл.

Если бы Босвелл умел пожимать плечами, он бы точно пожал.

В дом № 666 позвонили. Дверь открыла миссис Абернати. На пороге обнаружился почтальон с большим пакетом. Почтальон был не с их участка – тот сейчас уехал в отпуск в Испанию – и никогда прежде не видел миссис Абернати, но подумал, что она необыкновенно хорошо выглядит.

– Посылка для мистера Абернати, – сказал почтальон.

– Это мой… – миссис Абернати, не привыкшая разговаривать ни с кем, кроме других демонов, на мгновение задумалась, – муж, – договорила она. – Его сейчас нет дома.

– Ничего страшного. Можете сами расписаться вот здесь.

Он дал миссис Абернати ручку и бланк на дощечке с зажимом. Миссис Абернати озадаченно посмотрела на него.

– Просто распишитесь тут вот, – объяснил почтальон, указав на строчку в нижней части бланка.

– Я не вижу без очков, – нашлась миссис Абернати. – Не могли бы вы на минутку зайти в дом, пока я буду их искать?

– Да это же просто подпись, – удивился почтальон. – Вот тут вот. На этой строчке.

И он снова услужливо указал на нужную строчку.

– Я ничего не подписываю, пока не прочитаю, – отрезала миссис Абернати.

«Каких только людей не бывает», – подумал почтальон.

– Как хотите, мэм. Я подожду здесь, пока вы найдете очки.

– О, пожалуйста, зайдите в дом. Я настаиваю. Здесь так холодно, а мне может потребоваться пара минут, чтобы их отыскать.

Она прошла в дом, не выпуская из рук дощечку с бланком. Эта дощечка была очень важна для почтальона. На ней были закреплены бланки всех посылок и заказных писем, которые ему надлежало сегодня вручить, и не полагалось терять ее из виду. Он неохотно прошел следом за миссис Абернати в дом. Почтальон заметил, что в комнатах, примыкающих к прихожей, опущены жалюзи и задернуты шторы, и пахнет там как-то странно, вроде как тухлыми яйцами и серой от спичек.