Было четверть одиннадцатого. Он позвонил Рэйчел:

– Эл Стейновиц еще не появился?

– Только что прибыл, сэр.

– Очень хорошо. Пришлите его ко мне, пожалуйста.

– Я хочу, Эл, чтобы вы лично довели операцию до конца.

– Понял, Кэп.

Элберт Стейновиц – маленький человек с бледно-желтоватым лицом и иссиня-черными волосами; в молодые годы его иногда принимали за актера Виктора Джори. Кэп сталкивался по работе со Стейновицем на протяжении почти восьми лет – они оба пришли сюда из военно-морского флота. Ему всегда казалось, что Эл вот-вот ляжет в больницу и больше не выйдет оттуда. Эл курил всегда и везде, но здесь это не разрешалось. Он ходил медленным, величественным шагом, придававшим ему какое-то странное подобие достоинства, а достоинство всегда связано в представлении людей с мужественностью. Кэп, видевший все медицинские карты агентов Первого отдела, знал, что величественная поступь Элберта – липа; он страдал от геморроя и уже дважды делал операцию, от третьей отказался: она могла окончиться свищом до конца жизни. Его величественная походка всегда напоминала Кэпу сказку о русалке, хотевшей стать женщиной, и о цене, которую она заплатила за то, что вместо рыбьего хвоста получила ноги. Кэп предполагал, что ее шаг, вероятно, тоже был величественным.

– Когда сможете быть в Олбани? – спросил он Эла.

– Через час после отъезда отсюда.

– Хорошо. Я вас не задержу. Как там дела?

Элберт зажал свои маленькие желтоватые руки между коленями.

– Нам помогает полиция штата. Все дороги, ведущие из Олбани, перекрыты. Пикеты установлены по концентрическим окружностям с аэропортом Олбани в центре. Радиус – тридцать пять миль.

– Вы исходите из того, что они не поймали попутку.

– Приходится, – сказал Элберт. – Если же их кто-то подобрал и увез за двести миль или больше, то нам, конечно, придется начинать все сначала. Но я уверен, что они внутри этого круга.

– Да? Почему же, Элберт? – Кэп подался вперед. Элберт Стейновиц был, без сомнения, лучшим агентом в Конторе, если не считать Рэйнберда: умен, с прекрасно развитой интуицией и – если требовало дело – безжалостен.

– Отчасти интуиция, – сказал Элберт. – Отчасти данные, полученные от компьютера, в который мы заложили все, что знали о трех последних годах жизни Эндрю Макги. Мы запросили у машины сведения о любых ситуациях, которые могут возникнуть в результате проявления его предполагаемых особых способностей.

– У него они есть, Эл, – мягко произнес Кэп. – Вот почему эта операция так чертовски деликатна.

– Да, они есть, – сказал Эл. – Но данные компьютера наводят на мысль, что его возможности пользоваться ими чрезвычайно ограниченны. Если он прибегает к ним слишком активно, то заболевает.

– Правильно. На это мы и рассчитываем.

– Он занимался вполне легальным делом в Нью-Йорке, чем-то похожим на группы Дейла Карнеги.

Кэп кивнул. «Поверь в себя» – курс, предназначенный в основном для застенчивых администраторов. Он давал ему и девочке средства на кусок хлеба с маслом, не более.

– Мы опросили его последнюю группу, – сказал Элберт Стейновиц. – Шестнадцать человек; они платили за обучение двумя отдельными взносами – сто долларов при поступлении, сто по ходу занятий, если результат был очевиден. Конечно же, он был очевиден.

Кэп кивнул. Способности Макги очень подходили для того, чтобы вселять в людей уверенность. Он буквально вталкивал в них эту уверенность.

– Мы заложили в компьютер их ответы на несколько ключевых вопросов. Вопросы были такие: появлялась ли у вас вера в себя и в результаты курса «Поверь в себя» в какие-то конкретные моменты? Можете ли вы вспомнить рабочие дни сразу после посещения занятий на курсе, когда вы чувствовали себя так, словно в вас вселился тигр? Были ли вы…

– Чувствовали себя словно тигр? – повторил Кэп. – Боже, вы спрашивали их, чувствовали ли они себя тиграми?

– Слово нам подсказал компьютер.

– Хорошо, продолжайте.

– Третий ключевой вопрос: добились ли вы каких-нибудь конкретных успехов в работе после прохождения курса «Поверь в себя»? На этот вопрос они все могли ответить объективно и точно: люди склонны помнить день, когда они получили надбавку к жалованью или босс похлопал их по плечу. Они отвечали охотно. Мне показалось это даже немного страшноватым, Кэп. Он действительно выполнял свое обещание. Одиннадцать из шестнадцати получили повышение, обратите внимание – одиннадцать. Трое из оставшихся пятерых работают в таких местах, где повышают крайне редко.

– Никто не оспаривает способности Макги, – сказал Кэп. – Уже не оспаривает.

– Хорошо. Продолжим. Курс был шестинедельный. Используя ответы на наши вопросы, компьютер указал четыре ключевые даты… то есть дни, когда Макги, вероятно, добавлял к обычным гип-гип-ура-вы-можете-это-сделать-если-постараетесь довольно сильный мысленный посыл. Этими датами были семнадцатое августа, первое сентября, девятнадцатое сентября… и четвертое октября.

– И что это доказывает?

– Ну, он мысленно обработал прошлой ночью того водителя такси. Обработал здорово. Этот парень до сих пор не опомнился. Мы полагаем, что Энди Макги выдохся. Болен. Может, даже не в состоянии двигаться. – Эл в упор посмотрел на Кэпа. – Компьютер показал нам двадцать шесть процентов вероятности его смерти.

– Что?

– Ну, так уже бывало. Он выкладывался до такой степени, что заболевал. Эти посылы наносят какой-то ущерб его мозгу… Бог его знает какой. Вероятно, происходят точечные кровоизлияния. Все это может прогрессировать. По подсчету компьютера, чуть выше одного из четырех шансов, что он умер либо от инфаркта, либо, что более вероятно, от инсульта.

– Ему пришлось расходовать свою энергию до того, как он ее восстановил, – сказал Кэп.

Элберт кивнул и вынул из кармана какой-то предмет – в конверте из гибкого прозрачного пластика. Он передал его Кэпу, тот взглянул и возвратил.

– Ну и что это значит? – спросил он.

– Не очень много, – сказал Эл, задумчиво глядя на купюру в пластиковом конверте. – Только то, что этим Макги расплатился за поездку на такси.

– Он доехал до Олбани из Нью-Йорка за один доллар, а? – Кэп снова взял купюру и посмотрел на нее уже с интересом. – Плата наверняка должна была равняться… что за черт! – Он уронил купюру в пластике на стол, словно обжегшись, и сидел, усиленно моргая.

– Вы тоже, да? – сказал Эл. – Видели?

– Боже, не пойму, что я видел, – сказал Кэп и потянулся к керамической коробочке, где он держал таблетки от изжоги. – На какое-то мгновение она и мне показалась не похожей на однодолларовую бумажку.

– А теперь похожа?

Кэп уставился на купюру:

– Конечно, похожа. Это же Джордж, все… Боже! – Он откинулся в кресле с такой силой, что чуть не стукнулся головой о панельную обшивку стены, посмотрел на Эла. – Лицо… как будто на мгновение изменилось, надел очки, что ли. Это трюк?

– Чертовски классный трюк, – сказал Эл, забирая назад купюру. – Мне тоже привиделось, хотя это больше не повторяется. Наверное, пригляделся… хотя убей меня Бог, если знаю как. Конечно, какая-то дурацкая галлюцинация. Я даже узнал лицо. Это Бен Франклин.

– Вы взяли ее у водителя такси? – спросил Кэп, завороженно глядя на купюру в надежде вновь увидеть смену картинки. Но там был все тот же Джордж Вашингтон.

Эл засмеялся.

– Да, – сказал он. – Мы взяли купюру и выписали ему чек на пятьсот долларов. Ему действительно повезло.

– Почему?

– Бен Франклин не на пятисотдолларовой бумажке, а на сотенной. Очевидно, Макги не знал.

– Дайте-ка взглянуть снова.

Эл протянул долларовую купюру Кэпу, и тот минуты две пристально вглядывался в нее. Когда он уже собирался отдать ее, она на миг снова будто изменилась, стала другой. Но по крайней мере на сей раз он был уверен, что все это произошло у него в голове, а не в купюре… на купюре или где-то там еще.

– Скажу вам больше, – сказал Кэп. – Не уверен, что Франклин на купюре в очках. Иначе говоря, это… – Он замолчал, не зная, как закончить свою мысль. В голову пришло нечто чертовски сверхъестественное, и он отбросил его.