— А, это мосье Джереми! — воскликнула она и добавила (ни с того ни с сего, как показалось мистеру Питту): — Я вас не ждала!

Джереми почти машинально поднес к губам протянутую ему руку, бормоча приветствие на своем плоховатом французском языке. Последовал обмен несколькими банальными фразами, затем наступила неловкая пауза, и Тондер сказал, насупив брови:

— Если дама говорит мне, что она меня не ждала, я делаю отсюда вывод, что мое появление для нее нежелательно.

— Охотно верю, что вам не раз приходилось делать подобный вывод.

Капитан Тондер улыбнулся. Завзятые дуэлянты, как известно, отличаются завидным самообладанием.

— Но не выслушивать дерзости. Не всегда благоразумно позволять себе говорить дерзости. Порой за это приходится довольно чувствительно расплачиваться…

Тут вмешалась Люсьен. Взгляд у нее был испуганный, голос дрожал:

— Что это такое? О чем вы говорите? Вы не правы, мосье Тондер. С чего вы взяли, что появление мосье Джереми для меня нежелательно? Мосье Джереми — мой друг, а появление друга всегда желательно.

— Возможно, для вас, мадемуазель. Но для других ваших друзей оно может быть крайне нежелательным.

— И опять вы не правы. — Теперь она говорила ледяным тоном. — Я не могу считать своим другом того, кому кажется нежелательным появление моих друзей.

Капитан закусил губу, и это дало маленькое удовлетворение Джереми, которого обдало жаром, когда он увидел руку капитана на талии девушки, чьи губы он целовал еще вчера. Беспощадные слова капитана Блада невольно всплыли в его памяти в этот миг.

Появление д'Ожерона и де Меркера положило конец этой маленькой стычке. Оба эти господина слегка запыхались — казалось, они спешили сюда со всех ног, но, увидав, кто находится в саду, облегченно сбавили шаг. Д'Ожерон, по-видимому, предполагал застать несколько иное общество и был приятно удивлен, словно безопасность Люсьен обеспечивалась главным образом количеством ее поклонников. Появление новых лиц разрядило атмосферу, но капитан Тондер, как видно, не стремился к миролюбивому общению и удалился. Прощаясь с Джереми, он произнес многозначительно, с недоброй улыбкой:

— Я буду с нетерпением ожидать случая, мосье, возобновить наш с вами занимательный спор.

Вскоре и Джереми хотел откланяться, но Д'Ожерон задержал его:

— Повремените еще минуту, мосье Питт.

Ласково взяв молодого человека под руку, он увлек его в сторону от де Меркера и Люсьен. Они прошли до конца аллеи и углубились под своды апельсиновых деревьев, привезенных сюда из Европы. Здесь было тенисто и прохладно, спелые плоды поблескивали, словно фонарики, в темно-зеленой листве.

— Мне не понравились слова капитана Тондера, сказанные вам на прощанье, мосье Питт, и его улыбка тоже. Это очень опасный человек. Будьте осторожны, берегитесь его.

Джереми Питт вспыхнул:

— Уж не думаете ли вы, что я его боюсь?

— Я думаю, что вы поступили бы благоразумно, стараясь держаться от него подальше. Повторяю, он очень опасный человек. Это негодяй! И он навещает нас слишком часто.

— Зачем же вы ему позволяете, будучи о нем такого мнения?

Д'Ожерон скорчил гримасу.

— Будучи о нем такого мнения, как могу я ему воспрепятствовать?

— Вы боитесь его?

— Признаться, да. Но не за себя я боюсь, мосье Питт. За Люсьен. Он пытается ухаживать за ней.

Голос Джереми задрожал от гнева:

— И вы не можете закрыть для него дверь вашего дома?

— Могу, конечно. — Д'Ожерон криво усмехнулся. — Я проделал нечто подобное однажды с Левасером. Вам известна эта история?

— Да, но… но… — Джереми запнулся, испытывая некоторое замешательство, однако все же преодолел его. — Мадемуазель Мадлен была обманута, она позволила Левасеру увлечь себя… Вы же не допускаете, чтобы мадемуазель Люсьен…

— А почему я не могу этого допустить? Известного обаяния он не лишен, этот каналья Тондер, и у него даже есть некоторые преимущества перед Левасером. Он вращался в хорошем обществе и умеет себя держать, когда ему это нужно. Наглому, предприимчивому авантюристу ничего не стоит соблазнить такое неопытное дитя, как Люсьен.

У Джереми упало сердце. Он сказал, совершенно расстроенный:

— Но что дает такая проволочка? Ведь рано или поздно вам все равно придется отказать ему. И тогда… что будет тогда?

— Я сам задаю себе этот вопрос, — мрачно сказал Д'Ожерон. — Но всегда лучше отсрочить беду. Глядишь, какой-нибудь случай и помешает ей нагрянуть. — Внезапно он заговорил другим тоном — Однако я прошу у вас прощения, мой дорогой мосье Питт. Наша беседа слишком отклонилась в сторону. Отцовская тревога! Я просто хотел предостеречь вас и очень надеюсь, что вы прислушаетесь к моим словам.

Мосье Питту все было ясно. Д'Ожерон, видимо, считал, что Тондер почувствовал в Джереми своего соперника, а такие люди, как он, не останавливаются ни перед чем, когда им нужно убрать кого-нибудь со своего пути.

— Очень вам признателен, мосье Д'Ожерон. Я могу постоять за себя.

— Надеюсь. От всего сердца надеюсь, что это так.

На том их беседа закончилась, и они расстались.

Джереми вернулся на «Арабеллу» и после обеда, прогуливаясь вместе с капитаном Бладом по палубе, поведал ему о том, что произошло утром в саду губернатора.

Блад выслушал его с задумчивым видом.

— У него было достаточно оснований предостеречь тебя. Странно только, почему он дал себе труд этим заниматься. Я повидаюсь с ним, да, да, непременно. Возможно, моя помощь будет ему небесполезна, хотя мне пока еще не ясно, в чем она может проявиться. А ты, Джереми, будь благоразумен и посиди лучше на корабле. Можешь, черт побери, не сомневаться, что Тондер будет искать встречи с тобой.

— А я, что ж, должен ее избегать? — презрительно фыркнул Джереми.

— Да, если ты не дурак.

— Иначе говоря — если я трус.

— А не кажется ли тебе, что живой трус лучше мертвого дурака, каковым ты неизбежно окажешься, если позволишь Тондеру сводить с тобой счеты? Не забывай, что этот человек — первоклассный фехтовальщик, ну, а ты… — Капитан Блад присвистнул. — Это пахнет самым обыкновенным убийством. А какая доблесть в том, что тебя заколют, как барана?

Питт в глубине души чувствовал, что капитан прав, но признаться в этом было бы слишком унизительно. Поэтому он пренебрег советом Блада, на другой же день сошел на берег и отправился вместе с Хагторпом и Волверстоном в таверну «У французского короля», где его и обнаружил Тондер.

Время приближалось к полудню, и в большом зале таверны было полным-полно пиратов, матросов с французского фрегата, искателей жемчуга, а также всевозможных жуликов и бродяг обоего пола, которые, подобно хищным акулам, всегда вьются вокруг моряков, а пуще всего — вокруг пиратов, зная их привычку сорить деньгами. В плохо освещенном зале воздух был удушлив от едкого табачного дыма, винного перегара, испарений человеческих тел.

Тондер вошел небрежной, ленивой походкой; левая рука его покоилась на эфесе шпаги. Отвечая на поклоны, он протискался сквозь толпу и остановился перед сидевшим за столиком Джереми.

— Вы позволите? — спросил он и, не дожидаясь ответа, пододвинул себе табурет и сел. — Какая удача, что мы можем так скоро возобновить наш маленький спор, который был вчера, к сожалению, прерван.

Джереми сразу понял, куда он клонит, и поглядел на него в некотором замешательстве. Его товарищи, не знавшие, о чем идет речь, тоже уставились на француза.

— Мы, мне помнится, обсуждали вопрос о том, что появление некоторых лиц порой бывает нежелательным и что у вас не хватает сообразительности понять, в какой мере это относится к вам.

Джереми наклонился вперед.

— Не важно, что мы обсуждали. Вы пришли сюда, как я понимаю, чтобы затеять со мной ссору?

— Я? — Капитан Тондер поднял брови, потом нахмурился. — С чего вы это взяли? Вы мне не мешаете. Вы просто не в состоянии ничем мне помешать. Если б вы оказались на моем пути, я бы раздавил вас, как блоху. — И он презрительно и нагло рассмеялся прямо в лицо Джереми, чем сразу и достиг своей цели — этот смех задел Джереми за живое.