Значит, если сведения Сигрейва достоверны, надежды Сюзанны, связанные с сэром Болтом, оправдались, но какое это имеет значение для нее, Люссиль? Она все равно должна немедленно покинуть «Кукс», и если в результате Сюзанна потеряет аренду, так тому и быть.

— Я не могу себе этого позволить, сэр, — вымолвила она, наконец. — Конечно, я обещала Сюзанне дождаться в «Куксе» ее возвращения, но в силу изменившихся обстоятельств мне не остается ничего иного, как немедленно возвратиться в Оукхэм.

— А вы уверены, что я дам вам спокойно уехать, мисс Келлавей? — издевательским тоном поинтересовался Сигрейв. — Обман… Попытка завладеть чужим имуществом… Совершенно достаточно, чтобы возбудить против вас уголовное дело.

Земля ушла из-под ног Люссиль. — Вы, милорд, конечно, не станете…

— Почему же не стану? — Сигрейв принял задумчивый вид. — Я не выношу, когда меня обманывают. Так неужто я допущу, чтобы вы так легко вышли из игры? — Он прислонился к стволу дуба и с усмешкой уставился на нее. — Какой у вас испуганный вид, мисс Келлавей! Очевидно, вы с сестрицей, затевая эту интригу, не подумали о возможности возмездия. Или были уверены, что все останется шито-крыто? — Он выпрямился, Люссиль инстинктивно сделала шаг назад, он последовал за ней. Она чувствовала, что им движет какая-то неведомая сила, но в тени деревьев не могла видеть выражения его лица. — Интересно, как далеко вы можете зайти, изображая из себя сестрицу? — не унимался Сигрейв. — Когда вы заговорили об Оукхэме, мне вдруг отчетливо припомнилось, что я вас там однажды видел. — Он пристально разглядывал ее лицо, которое сейчас залила краска смущения. — Да и вы, должно быть, помните этот миг, мисс Келлавей, — проговорил он с нежностью, от которой у Люссиль пошли по телу мурашки. — Вы стояли у открытого окна, такая прелестная, такая чистая… — Он легким движением пальцев коснулся ее щеки, и Люссиль вздрогнула. — Да, да, прелестная и чистая… — повторил он. — Ну, в точности как сейчас. Но, спрашивается, может ли быть чистой женщина, так хорошо исполняющая роль куртизанки? Сомневаюсь.

Люссиль хотела что-то произнести, но не сумела. Только облизала губы копчиком языка.

— Я не… — начала, было, она, но, услышав свой хриплый голос, замолчала. Его близость оказывала на нее магическое действие, ноги ее ослабели, в голове проносились обрывки мыслей, которые она никак не могла связать в единое целое. — Я не понимаю вас, сэр, — с трудом выдавила она из себя, наконец.

Подняв глаза, она увидела на его обычно спокойном лице такое неподдельное волнение, что в испуге отпрянула назад, но снова оказалась прижатой к стволу могучего дуба. Сигрейв неспешно последовал за ней и по обеим сторонам ее головы уперся в дерево руками, так что она оказалась в их кольце.

— Отлично все понимаете, Люссиль, — резко сказал он. — Интересно, как далеко вы были намерены зайти в разыгрываемой вами комедии? Согласились ли бы вы, в конце концов, стать моей содержанкой? Или мне надо было встретить вас здесь и припереть к дереву, чтобы вывести на чистую воду? Я, поверьте, ни перед чем не остановлюсь — грозно глядя в ее расширившиеся от испуга глаза, он выпрямился и придвинулся еще ближе. Люссиль невольно зажмурилась и в ту же секунду ощутила его губы на своих.

Где-то в самых глубинах души Люссиль осознавала, что именно этого ей все время хотелось после первого его поцелуя в саду, но тут же нахлынувшая на нее горячая волна желания затопила все остальные ощущения и мысли. Сигрейв целовал ее с такой неизбывной нежностью, словно не он только что обрушил на нее свой гнев, и она таяла от наслаждения.

Ей бы хотелось, чтобы этот поцелуй длился вечно. Никогда ей не доводилось испытывать подобной сладкой пытки. Сигрейв, не отнимая губ, начал медленно расстегивать перламутровые пуговички ее блузки, и у Люссиль, почувствовавшей его пальцы на своей шее, вырвался стон блаженства. Одна половина ее сознания нашептывала ей, что следует остановить Сигрейва, иначе он будет плохо думать о ней, но вторая бесстыдно заявляла, что все трын-трава, лишь бы это блаженство продолжалось.

Легчайшими, едва ощутимыми касаниями губ он прочертил дорожку от подбородка Люссиль до ложбинки на груди. Голова ее откинулась назад, рассыпавшиеся волосы золотым дождем упали на плечи.

От первоначального желания Люссиль — немедленно оторваться от Сигрейва — не осталось и следа. При своей беспредельной невинности она не совсем понимала, что с ней происходит, но ощущение было восхитительным. Не открывая глаз, она чувствовала, как он сдвигает ее нижнюю рубашку, обнажая голое тело, и каждое его прикосновение к ее коже еще больше воспламеняло ее. А когда его язык коснулся ее груди, у нее вырвался стон, выгнувшись, она прильнула к нему и изо всех Сил вцепилась руками в его плечи.

— Достаточно, мисс Келлавей, или вы хотите продолжения? — раздался насмешливый голос, настолько искаженный, что она с трудом узнала его. Люссиль казалось, что она тает от наслаждения, совершенно ей до этой минуты неведомого. Эта новая сторона ее «я» требовала продолжения и завершения прекрасного переживания. — Так как же, мисс Келлавей? Вы оказались совершенно изумительной девушкой! — Рот Сигрейва был в нескольких дюймах от ее губ, а пальцы ласкали соски ее грудей. Он коснулся языком ее рта, Люссиль наконец открыла глаза и, прочтя в его темном взоре желание, невольно прижалась к нему еще теснее.

Рука ее как бы сама проникла под рубашку Сигрейва и погладила его мускулистую спину, он в свою очередь застонал. Дрожащими пальцами принялся он расстегивать ее белье, и острое желание пронзило Люссиль. Больше всего на свете ей в этот миг хотелось, чтобы он расстегнул до конца. Но…

— Нет, нет! — вскричала она. Она вовсе не желала, чтобы к ней вернулось благоразумие, но оно уже нашептывало ей, что она дала Сигрейву слишком много воли, что теперь неизбежен следующий логический шаг. Свежий утренний ветерок отрезвил ее, и Люссиль стала высвобождаться из объятий графа. Он ее не удерживал.

— Значит, до сих пор и не более того? — Сигрейв тяжело дышал, голос его звучал необычно. — Но чтобы в совершенстве изобразить сестру, вам следовало пойти дальше.

Люссиль старалась взять себя в руки. Как ни странно, ей помогла мысль, что его поведение определялось желанием наказать ее. Она поправила одежду и, не глядя на Сигрейва, застегнулась на все пуговицы.

Она не знала, куда деваться от стыда. Скромная, застенчивая Люссиль Келлавей, знававшая жизнь исключительно из книг, оказалась не только живым существом из плоти и крови, но к тому же еще и страстным. Если до сих пор Сигрейв считал ее обманщицей, то отныне будет смотреть на нее как на особу легкого поведения.

Долго сдерживаемые слезы подступили к ее глазам.

— Я вовсе не собиралась в нее перевоплощаться, сэр! — Голос ее дрожал, она прижала руку ко рту, пытаясь вернуть себе самообладание. Тяжело дышащий Сигрейв тихо выругался, но она не поняла, ругал он себя или ее. Впрочем, ей было все равно. Ей хотелось одного — как можно скорее возвратиться в «Кукс» и остаться одной. Она повернулась, чтобы уйти, но он схватил ее за плечо.

— Мисс Келлавей!

И вот тут Люссиль не выдержала и разрыдалась.

Глаза Люссиль опухли от слез, щеки побагровели, нос — казалось ей — стал в два раза больше. И ее совершенно поверг в шок Сигрейв: он вдруг стал вести себя как заботливая мать. Он снова обнял ее — но это были уже чисто дружеские объятия. Ласковые пальцы убрали влажные пряди волос с ее лица, в руке вдруг оказался батистовый носовой платок с монограммой Сигрейва.

— Простите меня, мисс Келлавей, — произнес он менее уверенным, чем обычно, тоном. — Я вел себя отвратительно, приношу свои извинения.

— Нет, сэр, — всхлипывая, возразила Люссиль. — Во всем виновата я одна. Мне и следует извиняться.

— К черту извинения! Сейчас не время для политесов! — воскликнул Сигрейв с несвойственным ему раздражением. — В вашем состоянии, мисс Келлавей, вам не следует идти в «Кукс». Разрешите мне сопроводить вас в замок, где моя экономка поможет вам привести себя в порядок.