– Давно ли ты служишь Устам Великого Дома? – поинтересовался Семен.

– Три года, мой господин. И, клянусь пеленами Осириса, не было у меня лучшего хозяина, чем семер Сенмут, твой брат! Чтобы лица богов от меня отвернулись, если я лгу! Он подобрал меня в Хетуарете, когда я сделался старым и слишком слабым, чтобы натягивать парус и сидеть на веслах… Я был нищ и голоден, будто стая гиен, и так отчаялся, что не мог отделить жизнь от сна и сон от смерти… я, водивший корабли владык Амен-хотпа и первого Джехутимесу! Но что поделаешь, мой господин! – Кормчий погладил головку То-Мери, сидевшей у их ног, и с грустью закончил: – Старость беспощадна к людям, и плохо тому, кто не завел семьи, не родил сыновей и дочерей и не сберег десятка серебряных колец…

– Ты еще не стар, – утешил его Семен. – Ты выглядишь крепким и вполне успеешь сотворить кучу ребятишек.

– Для этого дела нужны двое, господин… А кто польстится на старого корабельщика, чье имущество – увядшая кожа да сухие кости? – Он вытянул руку, перевитую синими жилами, потом задумчиво нахмурился. – Хотя… есть одна толстушка с острова Неб, с которой я перемигнулся… из дома хаке-хесепа Рамери… может, она бы меня и подобрала… Имя ее Абет, – здесь Мерира понизил голос, – и она печет такие пироги, каких, мой господин, тебе не доводилось пробовать в полях Иалу… Как ты думаешь, отдали бы ее мне? Если хозяин попросит хаке-хесепа?

– Не знаю, – честно признался Семен. – Не знаю, но спрошу у брата.

Он и в самом деле спросил – в тот же день, на берегу, во время вечерней трапезы, когда То-Мери принесла второй кувшин с вином. Право подавать питье и еду она отвоевала у Пуэмры в первый же день своего пребывания на корабле; слов, чтоб объясниться с ним, у нее не хватило, но выкрик: «Мой!» – и удар увесистым кулачком живо отогнали парня от кувшинов и подносов.

Как обычно, они ели втроем, пили кисловатое вино, закусывали сладкими финиками и любовались звездным небом, где призрачной серебряной ладьей светился полумесяц. Местность тут была холмистая, напоминавшая окрестности Шабахи; гряды курганов тянулись подобно застывшим морским волнам, и налетавший ветер шелестел в тростниках и кронах пальм. Ветер, как и опрокинутый на бок полумесяц, был непривычным для Семена; ветер над огромной рекой дул обязательно с севера, и потому суда шли вверх под парусом, а спускались по течению на веслах.

Узнав о заботах Мериры, Сенмут одобрительно кивнул.

– Верный человек, преданный и достойный награды… Рамери щедр и, думаю, мне не откажет. Как имя этой женщины? Абет?

– Кажется, так. – Семен усмехнулся и добавил: – По словам Мериры, она печет такие пироги, каких мне не доводилось пробовать в полях блаженных.

Инени отставил кружку с вином и насупился.

– Поля блаженных! Не знаю, какой награды достоен этот старый шакал Мерира, ибо язык у него слишком длинный! Я ведь велел ему не поминать, откуда явился Сенмен! Или моего слова недостаточно? Тогда, сын мой, – жрец повернулся к Сенмуту, – возьми тростниковую палку и дай своему слуге урок послушания. Ухо человека – на его спине!

Возмущенно фыркнув, Инени поднялся и отправился спать под корабельный навес. Сенмут, посмеиваясь, проводил его взглядом.

– Ухо человека – на его спине… Так он говорит всем своим ученикам, однако я не видел палки в его руках… Но сейчас Инени прав, и я скажу Мерире, чтобы придержал язык, если хочет получить жену. Я возьму ее в свой дом с охотой, ибо мои служанки молоды, и их болтовня не прибавит ума этой девочке. Тут нужна женщина почтенная, достойная… – Он поглядел на То-Мери и понизил голос: – Однако не стоит Мерире уподобляться моим прислужницам и болтать о запретном. Знаешь, брат, кое-какие истины страшней удара топора… Ты возвратился с полей Иалу, и для меня это истина, но для других – повод к сомнению и недоверию. А еще, к страху! Ведь ты обменял свою память на божественную мудрость, а мудрец способен ко многому… Так что лучше послушаем Инени и будем считать, что ты сбежал из кушитского плена.

– Инени рассказывал мне о Софре и Рихмере, – отозвался Семен. – Очень недоверчивые люди, и с большой властью… Как бы они не докопались до этой самой истины… Правда ли, что ухо Рихмера есть во всех краях Та-Кем и что он слышит каждый шорох?

Сенмут мрачно кивнул.

– Может, не столько шорохи, сколько слова… Слова от своих соглядатаев услышит непременно! И если сочтет их поношением богов или опасными слухами… – Пальцы Сенмута, сжимавшие чашу, дрогнули. – Лучше, брат, попасть в красные лапы Сетха, чем в подземелья к Рихмеру! Немало дней пройдет, пока ты снова переселишься в царство Осириса, и путь туда будет нелегким!

– Вот и я о том же, – согласился Семен. – И моя божественная мудрость подсказывает, что надо бы приобрести заступника. Мудрость, брат, хороший товар, а я действительно умею многое… Подумай, кому они пригодятся, мои умения и мудрость? Кто выше Софры и Рихмера и сможет меня защитить? Пер’о?

– Мен-хепер-ра, наш повелитель – жизнь, здоровье, сила! – очень юн, а к тому же, – голос Сенмута стал едва слышным, – к тому же, брат мой, его права на корону Обеих Земель очень сомнительны. Ты позабыл, но я скажу тебе… напомню, что род владык Та-Кем благословлен дочерьми и проклят в сыновьях… Амен-хотп, потомок великого Яхмоса, был чистой царской крови, но его великая супруга не принесла наследника, а только дочь. Она, сестра первого Джехутимесу по отцу, стала ему женой, ибо сам Джехутимесу был сыном Амен-хотпа от наложницы Сенисенеб и пожелал этим браком укрепиться на престоле. Она родила Джехутимесу сыновей и дочь, но сыновья умерли в младенчестве, а дочь жива… жива и прекрасна, как златогрудая Хатор! И в ней…

– Погоди, – Семен наклонился ближе к брату, так что их волосы соприкоснулись. – Эта девочка, дочь первого Тутмоса… то есть Джехутимесу… Хатшепсут?

– Ты вспомнил, вспомнил!.. – В голосе Сенмута слышался восторг. – Но она уже не девочка… не юная девушка, какой была в тот год, когда ты исчез на юге… Она – великая владычица! Дочь царя, сестра царя и царская супруга! Ибо у ее отца, у первого Джехутимесу, все-таки был сын, и тоже от наложницы – второй Джехутимесу, взявший в жены Хатшепсут. Но сына она не принесла… сына принесла другая – Иси, чужеземка, купленная в стране Хару… и он, этот сын, Джехутимесу третий, надел корону Обеих Земель… мальчишка, в котором царской крови – капля, восьмая часть… любой писец способен это подсчитать…

Семен выпрямил спину, прервав его лихорадочный шепот. Он уже запутался в этой кровосмесительной истории, где фараоны женились на сводных сестрах в попытке улучшить царскую породу, но сыновей рождали от чужеземных наложниц. С этим стоило разобраться, но Сенмут, кажется, был лицом заинтересованным, а значит, необъективным и пристрастным. Расспросить Инени? Непременно! Завтра же, решил Семен и снова придвинулся к брату.

– Ты хочешь сказать, что этот Джехутимесу – не заступник? Слишком юн, к тому же – личность сомнительного происхождения, на чьей голове шатается корона… Кто же тогда оценит мою мудрость?

– Великая царица! Ей и только ей я бы доверил нашу тайну… – Теплое дыхание Сенмута щекотало висок. – Трудные времена настают для Черной Земли, брат мой, и, быть может, ты послан нам богами… послан затем, чтобы указать нам верный путь…

– Верные пути – не самые быстрые, – сказал Семен. – Не хотелось бы споткнуться по дороге… скажем, об этого Рихмера, который слышит каждый шорох.

– Царица защитит! Я только прах у ее ног, слуга казначея Нехси, я не могу ввести тебя в Великий Дом, но Инени, наш учитель, не откажет в помощи. Он…

– …третий пророк храма Амона. И что это значит?

– Очень многое, брат мой, очень многое! Он начальствует над всеми храмовыми мастерскими, над школами писцов и лекарей, ваятелей и зодчих, но главное, он – наставник Нефру-ра и Мерит-ра. Они – юные дочери Хатшепсут, моей госпожи, любимой Амоном… они родились, когда тебя не было в мире живых.

– Выходит, Инени – важная птица, – пробормотал Семен. – И он уже не молод… мог бы начальствовать над мастерскими и наставлять ребятишек… Однако отправился с тобой в дальнее странствие! Зачем?