Иванов выдохся и замолчал. Романов и Шумов своими взглядами выразили полную солидарность с ротным. Нартов потупил взор. Он пока не знал что сказать, тем более, что после своего монолога, Иванов не требовал никакого ответа.

– Вы что, действительно собирались его убить, или только имитировали расстрел? – наконец спросил Олег.

– Могли и убить, – усмехнулся Романов. – Что нам стоит дом построить?

Олег каким-то шестым чувством понимал, что Романов не шутит.

– А если бы я в него все же выстрелил? – спросил Олег.

– Закопали бы, – усмехнулся снова Романов. – А о тебе я бы точно знал, на что ты способен.

Он бы противен Олегу.

– Дело-то не хитрое… – хмуро сказал Олег. – Обезьяну тоже можно научить нажимать спусковой крючок. Вот только будет ли та обезьяна знать, что она совершает?

Романов сплюнул от досады.

Снаружи загремели солдатские котелки. Подразделения отряда пошли на завтрак. Тут же офицеры потеряли к Олегу весь интерес. Нартов прислушался к себе, пытаясь определить, хочет он есть или не хочет. Внутренний голос говорил, что кушать пора уже давно.

Возле кухни стояли разведчики роты Самойлова. Они тихо переругивались, ожидая своей очереди за порцией каши и чая. Каждый подходящий офицер вставал за пайкой без очереди, что и вызывало очередную порцию ругательств со стороны бойцов. Олег тоже встал без очереди. За своей спиной он услышал «и пиджак туда же…».

Нартов повернулся. Никто из разведчиков даже и не пытался скрыть свое презрение к лейтенанту.

– И кому, какое дело, какой я закончил ВУЗ? – спросил Олег срочников.

Бойцы немного расступились. Все смотрели на него с совершенно одинаковым презрением. Олег в очередной раз почувствовал, что ни в коей мере не может управлять этой толпой. Никакой устав не сможет заставить бойцов подчиниться ему. И как только Иванов умудряется «строить» их?

– А чего лезете без очереди? – спросил боец с азиатскими чертами лица. Это явно был боец из «крутых».

Олег подумал, что не знает, что и сказать на это заявление. Когда его молчание уже стало заметно, он, наконец, нашелся:

– Я не вижу очереди. Стоите, как базарные бабки…

– Не надо нас оскорблять. Мы не для этого сюда приехали, – отозвался тот же боец.

– Фамилия, солдат? – спросил Олег.

– Сержант Май-оол, – отозвался боец. – А вам-то что?

– Знать буду, – усмехнулся Олег. Ему совершенно не хотелось портить с бойцами отношения. Еще памятны были прения с караулом. – А теперь встань в очередь и меньше болтай. Тем более что перед тобой офицер стоит…

Май-оол не нашел что ответить на слова Нартова и промолчал.

Получив завтрак, Олег вернулся в палатку. Там он быстро поел и, проверив связиста, завалился на топчан «отдыхать лежа».

Спать ему долго не пришлось. Кто-то за палаткой громко крикнул, и он проснулся. Встал, помотав головой. Романов сидел за рабочим столом и рассматривал карту. Шумов стоял возле радиста, что-то объясняя ему. Дневального в палатке не было. Спросить где он, Олег постеснялся.

Испив из бачка воды, он вышел из палатки. Дневальный стоял тут же. Спросил закурить. Олег отдал ему предпоследнюю сигарету.

– Кури…

Вышел Романов. Уходя, бросил:

– Караул проверь…

Солнце стояло уже высоко. Воздух был заметно теплее, чем ночью. Новый день старой войны…

Метрах в сорока от палатки штаба пять бойцов копали яму, видимо под блиндаж. Они уже упарились и скинули бушлаты. С их спин валил пар.

Олег несколько мгновений смотрел на них и вдруг подумал: «отбудут здесь свой срок и поедут по домам, если, правда, живыми останутся. И никто не заставляет их убивать…». Олега пробила мелкая дрожь. Перед глазами стоял пленный, которого он должен был расстрелять. Наверняка он не боевик, а только сознался в этом под давлением обстоятельств, для спасения своей жизни…

Вдруг Олегу стало противно он понимания, что именно собой представляет война. Вдруг он с особой остротой увидел в войне чудовищное преступление, покрытое, тем не менее, ореолом героизма, славы и справедливости. Какой бред! Война – это ужас, страх, боль, скорбь. Война – это смерть, это бесчестие, это жестокость. И не может война так подаваться в кино и книгах, как это есть на самом деле.

Олег двинулся по направлению к караульной палатке. Возле входа стоял Мишин.

– Замучил ты меня своими проверками, – устало сказал начальник караула.

– Извини, Устав. Давай «постовку», пропишу проверку.

Володя посторонился, приглашая Олега в палатку. В палатке двое караульных играли в шашки. Третий из бодрствующей смены ломал на дрова снарядные ящики. Еще трое спали на нарах. Олег сел за стол и начал заполнять постовую ведомость. После караула Нартов пошел по расположению отряда и незаметно для самого себя дошел до палатки медицинского пункта. Из палатки доносились голоса, и он решил войти.

Саша Кириллов сидел на корточках и рассматривал резаную рану на ноге старшины-контрактника из роты Самойлова. Старшина Широков, которого все звали «Шайбой», морщился от боли, но терпел и вслух свою боль не выказывал. Саша, чтобы облегчить старшине страдания, сказал:

– Рана пустяковая, на «гражданке» ты бы ко мне с такой раной и не пошел бы.

– Правильно, – усмехнулся старшина. – Я бы врача на дом вызвал…

Кириллов повернулся, и увидел Нартова.

– Привет, – кивнул врач. – Проходи…

Саша закончил бинтовать рану, и сказал старшине:

– Шайба, такую повязку ты мог бы и сам себе наложить. Вот тебе антибиотики, пей каждые четыре часа по одной таблетке. Завтра утром приходи на осмотр. От выполнения боевых задач я тебя освобождаю.

– А это зачем? – старшина криво посмотрел на врача. – Не надо мне освобождения. Я могу бегать. Как на меня пацаны смотреть будут?

– Еще набегаешься. Еще навоюешься, – Саша хлопнул старшину по плечу: – Иди.

Когда старшина вышел, Кириллов повернулся к Олегу:

– Рассказывай. Что болит?

– Да, собственно, ничего не болит. Разве что душа…

– Это у всех здесь болит. Это побочное явление любой войны. Так что сильно по этому поводу не переживай. А что, собственно, ты так распереживался? На боевые, вроде, не ходишь…

– Да так. Утром мне приказали расстрелять чеченца. Разве можно вот так просто взять и убить?

– Можно, – махнул рукой Кириллов. – Запомни, Олег, это – война. Здесь цена человеческой жизни равна цене патрона. С этим нужно просто смириться, и принимать это как должное. Или быстро свихнешься. Ты его расстрелял?

– Ты что? – Олег замахал руками. – Я же не палач!

– Значит, ты еще не перестроил свою психику на боевой лад. Ну, ничего. Это дело вполне поправимое. Скоро будешь убивать пачками, и на завтра уже не будешь об этом помнить…

Саша так скривил лицо, что, было, не понятно говорит он правду, или так жестко шутит. Поэтому Олег не знал, как ответить. Он промолчал.

– Может, дать тебе успокоительного? – спросил Кириллов.

– Давай, если не жалко… – пожал Олег плечами.

Врач вынул из ящика какие-то таблетки, и дал Нартову пару штук. Олег проглотил таблетки и запил их водой.

– На войне, Олег, жизнь и гроша ломанного не стоит. Примирись с этим.

– Но ведь это не правильно! Человеческая жизнь – это самое дорогое, что есть на этом свете. Жизнь надо беречь, а не так лихо пускать её в оборот…

– Запомни, Олег – война, это самое мерзкое, самое кровавое преступление.

– Но ведь все равно, это не правильно!

– Это не совсем так, – покачал головой Саша. – Убивая врага, ты, возможно, спасаешь кому-то жизнь.

– Не нужно было затевать эту войну. Тогда бы не пришлось никого убивать.

– Война уже начата. И не нами. Сейчас наша задача – закончить войну. Закончить мы её сможем только после того, как переломим боевикам хребет. А это мы сможем сделать только тогда, когда отправим к Аллаху большую часть боевиков.

– Тот, кто начал войну – урод, – заключил Олег.

– Согласен, – кивнул Саша. – В семье не без урода.