— И все?

— И все!

Дина снова откашлялась.

— Значит, он объявлялся?

— Дина, ты еще вчера меня об этом спрашивала. И я ответила, что нет.

— И ты не ждешь звонка? И видеть его не желаешь?

— Угадала!

Глэдис сняла с плиты кофейник и наполнила чашку подруги. Затем взялась было за свою, но при виде темной маслянистой жидкости, что плескалась на самом дне, вдруг ощутила легкий приступ тошноты. Потрясающе! Все-таки подцепила какой-то вирус. Только этого не хватало!

— А где сегодня носит твоего красавчика?

— Накачивает мышцы в спортзале, чтобы верные поклонницы продолжали пускать слюнки. И не пытайся уклониться от темы. Речь шла о твоем красавчике.

— Моем? — Глэдис возвела глаза к потолку. — Ну как тебя убедить? Мартин Фагерст мне вообще никто!

Дина поднесла чашку к губам, подула на кофе и осторожно отхлебнула.

— Ты самая здравомыслящая, рассудительная женщина из всех, кого я знаю.

— Спасибо, мне тоже так кажется.

— Поэтому я повторяю: как может здравомыслящая, рассудительная женщина так просто взять да и отфутболить мультимиллионера с внешностью скандинавского бога?

— Повторяю тебе: Мартин Фагерст и я вместе поужинали и…

— Ты и зовешь его Мартинфагерст — слитно, не делая паузы, словно вообще его не знаешь, — перебила подругу Дина.

Словно я не провела с ним ночь, подумала Глэдис, чувствуя, как предательский румянец заливает щеки.

— Ага! — победно возвестила Дина. — Видишь?

— Что вижу?

— Ты краснеешь, вот что! И выражение лица под стать. Так всегда бывает, когда разговор заходит об этом шведе.

Глэдис встала, подошла к раковине и включила воду.

— Я очень тебя люблю, Дина, — сказала она, отжимая губку, — но любопытный нос, который ты так и норовишь сунуть в чужие дела, давно пора укоротить!

— Дейви тоже так говорит, да только что он понимает? — улыбнулась соседка. — Послушай, ведь я была здесь тем вечером, помнишь? Я видела, как вы смотрели друг на друга. И что же? Ровным счетом ничего? Разошлись как в море корабли? Хоть убей, не верю!

— Пожалуйста, передай мне ложку.

— Ну как тут не подивиться? — не унималась Дина. — Ведь красавец, мультимиллионер, и такая душка!

— Душка? — Глэдис крутнулась на каблуках, щеки ее ярко горели. — Мерзавец — вот он кто!

— Почему?

— Потому что… потому что… — Глэдис замялась. Хороший вопрос. Она отнюдь не героиня викторианской мелодрамы, соблазненная и брошенная. Она по доброй воле переступила порог его спальни — и ушла тоже по доброй воле. Если воспоминания преследуют ее и унижают, некого тут винить, кроме себя самой. — Дина, будь добра, давай оставим этот разговор…

— О'кей. Считай, что тему закрыли.

— Отлично!

— Просто в толк не могу взять, — задумчиво протянула Дина, выдержав минутную паузу. Глэдис громко застонала, но соседка не унималась. — Этот Фагерст глядел на тебя так, как голодный бомж смотрит на обед из семи блюд. Да если бы к вам заявился сам изобретатель громоотвода Бен Франклин, он без всяких приборов определил бы, что молния и электричество — одной природы. Разряды так и вспыхивали в воздухе.

— Классно придумано, Дина. Почему бы тебе не бросить балет и не начать писать сценарии мыльных опер?

Дина встала и подошла к буфету.

— И все-таки одна из молний угодила в цель, потому что на моей памяти ты никогда не вскакивала ни свет ни заря. — Балерина порылась в кухонном шкафчике, извлекла на свет коробку шоколадного печенья и заглянула внутрь. — Ням-ням. Как раз две штучки. Одна — тебе, другая — мне.

При одном взгляде на печенье в шоколаде Глэдис снова ощутила знакомые спазмы в желудке. К горлу подступила тошнота.

— Я — пас.

— Значит, я могу слопать обе?

— Считай, что сегодня — твой счастливый день. А откуда ты знаешь, во сколько я встаю?

Дина с аппетитом вгрызлась в печенье.

— Я отправилась на утреннюю пробежку, — пояснила она с набитым ртом, — на рассвете. Ты меня знаешь: люблю, когда на улицах ни души. А полы скрипят… Вот я и услышала, как ты разгуливаешь по квартире. Взад-вперед как заведенная. Из комнаты в комнату. Прошла целая вечность, прежде чем ты улеглась снова.

Не вечность. Ровно столько, сколько нужно, чтобы убедить себя: бесполезно переживать о сделанном, потому что постыдная ночь уже в прошлом и никогда, никогда больше не повторится…

— Куда вы с ним ездили тем вечером?

— Ты отлично знаешь куда! — Глэдис подставила чашку под струю воды и принялась оттирать ее, словно закопченную сковородку. — На ужин. В «Старый замок».

— И все? — захлопала ресницами Дина.

А потом я узнала рай в его объятиях, внезапно подумала Глэдис, и упорно подавляемые эмоции, воспоминания о пережитой ночи, нахлынули с новой силой. Может, глупо она поступила, сбежав из квартиры? Наверное, надо было остаться. Занять место той блондинки…

Чашка выпала из рук и со звоном разлетелась на куски.

— Черт побери! — В глазах стояли злые слезы; она нагнулась и принялась подбирать осколки. — Ты хочешь знать, что произошло той ночью? — Глэдис выпрямилась, швырнула осколки в ведро и вытерла руки о джинсы. — О'кей, я тебе скажу.

— Глэдис, милая, я не хотела…

— Я провела ночь с Мартином.

— Ой! — тихо вскрикнула Дина.

— Я переспала с мужчиной, которого почти не знала, который мне совсем не нравился и которого я больше не желаю видеть, потому что… потому что…

— Не продолжай, я поняла, — мягко откликнулась Дина.

Глэдис резко развернулась к ней.

— Избавь меня от этого покровительственного тона! Если я сама ровным счетом ничего не понимаю, тебе-то откуда знать?

— Видишь ли, мое первое свидание с Дейви закончилось постелью.

Глэдис рухнула на стул.

— Как это?..

— Вот так! А до того я была девственницей.

— Тогда зачем? Почему?..

Дина улыбнулась.

— Как знать? Гормоны? Судьба? Так случилось, вот и все.

— Видишь, я была права: тебе следует писать сценарии мыльных опер.

— Наверное, мое тело и мое сердце мгновенно поняли то, что разум еще только пытался осмыслить. Мы с Дейви были предназначены друг для друга. Родство душ, знаешь ли.

— Но у меня такого оправдания нет! Фагерст и я определенно не предназначены друг для друга. Я сделала то, что сделала, и теперь сама себя ненавижу.

— Паразит!

— Минуту назад ты называла его скандинавским богом.

— Минуту назад я не знала, что он злоупотребил твоей доверчивостью, а затем поступил чисто по-мужски.

— Поверь мне, Дина, — хмуро уточнила Глэдис, — он не злоупотреблял моей доверчивостью. Я сама этого хотела.

Дина вытряхнула из коробки последнее печенье.

— Речь не об этом. Я имею в виду другое, когда говорю, что он поступил чисто по-мужски. Хлоп, бам, спасибо, мэм, может, я еще перезвоню!

Глэдис уставилась на подругу. Затем встала, сорвала с крючка полотенце, намочила его в раковине и принялась остервенело оттирать стол.

— Я сама велела ему не звонить.

— Что?

— Что слышала! Он очень хотел увидеться. Я запретила ему приезжать и сказала, что продолжать наши отношения не собираюсь.

— Ты и Мартин вместе провели незабываемую ночь — и ты дала ему отставку?..

— Я этого не говорила!

— Так, значит, ночь не удалась? Или ты не дала ему отставку?

Не выдержав взгляда подруги, Глэдис опустила глаза и отвернулась к раковине.

— Чего ты добиваешься? — устало осведомилась она, подставляя руки под воду.

— Я хочу понять, чего ты добиваешься, радость моя. С какой стати ты занималась любовью с этим типом, а потом дала ему от ворот поворот?

— Я не занималась с ним любовью, — огрызнулась Глэдис. — Я с ним переспала.

— Семантические тонкости, — пожала плечами Дина.

— Послушай, Дина, у вас с Дейви было иначе: ты его любила.

— И сейчас люблю, — улыбнулась балерина.

— Ну, а я вот не люблю Мартина. Даже представить себе не могу, как его можно полюбить. Такого высокомерного, эгоистичного, самовлюбленного сукина сына…