— А кухня? Тебе тоже не нравится? — Он как будто не слышал ее слов. — Вся эта техника… Как ты ее называешь? Бесполезное барахло?

— Этим «барахлом» Мари пользуется побольше меня.

— Послушай. — Шарль Франсуа поморщился: — Тебя раздражает Мари?

— Она — прекрасная домработница! — Николь с укором посмотрела на мужа. — Но ведь я тоже неплохая хозяйка и вполне могла справиться без нее. А ты, по-моему, всегда считал, что мне приятней ходить на глупые благотворительные вечера, чем готовить тебе ужин. Хотя чего об этом говорить? Теперь это неважно…

— Нет уж, подожди! Давай разберемся. Получается, ты ненавидела наш дом, тебе не нравилось, что Мари все делает за тебя, а благотворительные вечера ты считала глупыми. Одним словом, ты не в восторге от жизни, которую я тебе дал.

— Нет. Я никогда не говорила…

— Вот именно! Ты предпочитала молчать! — Шарль Франсуа немного повысил тон. — Что еще ты скрывала от меня, Николь?

— Я?

— Да, ты. Я не говорил тебе только о двух вещах: первое — это наш дом. Мне он тоже никогда не нравился. А второе — это то, что я всегда любил тебя и боялся потерять. — Шарль Франсуа сделал паузу. — Так что теперь твоя очередь раскрывать секреты.

— У меня их нет…

— Еще как есть! По крайней мере один. Ведь ты ушла от меня не просто так…

Николь выглядела взволнованной.

— Слишком поздно, — прошептала она.

— Нет, черт возьми, не поздно! — Шарль Франсуа посмотрел ей в глаза и взял за руку: — Любимая, расскажи мне, что так гнетет тебя, и мы вместе разберемся…

— Нет. Мы не сможем… — Ее голос дрогнул. — Мы ведь даже не знаем, как говорить об этом. Мы всегда боялись и избегали этой темы…

— О чем ты?

— Не надо притворяться! И вообще, какая разница! Это была моя мечта, а не наша. Именно поэтому мне так больно.

Николь резко отвернулась и выскочила из машины. Ей хотелось убежать, спрятаться, только бы не говорить о том, что причиняло ей такие невыносимые страдания. Шарль Франсуа подошел к ней и обнял за плечи.

— Мы еще не закончили! Что это за мечта, которую я не воплотил в жизнь?

— Ребенок, Шарль! Наш малыш.

Не в силах больше говорить, Николь закрыла лицо руками и заплакала.

— Наш ребенок? — начал было Шарль Франсуа. — Но я…

Он замолчал в растерянности, не зная, что сказать. Николь хотела малыша? Она ушла от него, потому что жаждала иметь ребенка, о котором он мечтал не меньше? Боже мой, что же она молчала? Столько лет глупого и причиняющего боль непонимания! Ему хотелось обнять ее и никогда больше не отпускать. А главное — сказать Николь, что он тоже всегда хотел ребенка. Шарль Франсуа понимал, что им предстоит очень важный разговор, но теперь было ясно, что это уже не конец, а начало их брака.

— Нет, — мягко произнес он. — Ты ошибаешься. Мы можем, точнее, должны поговорить об этом.

Она подняла голову. Ее прекрасные глаза все еще были полны слез, и Шарль Франсуа протянул ей платок.

— Не говори того, о чем потом пожалеешь, — начала Николь. — И не надо никаких обещаний. Теперь ты понимаешь, почему я никогда не говорила о ребенке, которого мы потеряли. Если бы ты узнал, как я переживаю и как сильно хочу забеременеть опять, ты бы, конечно, пошел на уступки и согласился снова попробовать завести малыша, как это было при первой беременности.

— Что? — В голосе Шарля Франсуа послышалось негодование.

Он схватил Николь за руку, забыв о своем больном запястье, и тут же почувствовал пронзительную боль, ударившую в плечо. Но он не обратил на это внимания.

— Ты хочешь сказать, что я вроде как «смирился» с твоей беременностью?

— Именно. И я понимаю, что это было нелегко. Ведь ребенок многое менял…

— Черт возьми, Николь! Откуда такие мысли? Я был сам не свой от счастья, когда узнал, что у нас будет малыш!

— Правда?

— Что ты! Я буквально сходил с ума от радости. Я стану отцом, мысленно повторял я, а один раз эта фраза внезапно вырвалась у меня во время собрания акционеров, и все посмотрели на меня как на сумасшедшего.

— Но ты никогда не говорил…

— Я думал это и так ясно. — Чувство вины за тот день с новой силой нахлынуло на Шарля Франсуа. — Знаю, меня тогда не было дома. Я никогда не прощу себе это. Ты часто оставалась одна, мне приходилось постоянно быть в разъездах. Но я хотел уладить все дела прежде, чем родится малыш, чтобы потом уделять ему все свое время.

Николь не верила своим ушам.

— И это правда?

— Да. Я не хотел стать таким отцом, как Андре. Мечтал быть рядом со своим ребенком с первых дней его жизни. Представлял, как буду ходить на школьные собрания и игры, как буду читать ему перед сном… Любимая, ты плачешь?

— О, Шарль…

— Я чуть с ума не сошел, когда решил, что ты больше не хочешь детей.

— Но я… я только об этом и мечтала! Думала, все дело в тебе… — Николь робко улыбнулась сквозь слезы. — Каждый раз, когда мы потом занимались любовью и ты предохранялся, я теряла всякую надежду, внушая себе, что все будет хорошо, что дети не главное. Но потом мы стали отдаляться друг от друга. Тебя все чаще и чаще не было дома…

— Да, это так. Мне слишком тяжело было находиться рядом с тобой, чувствуя, как ты далека от меня.

— А мне казалось, тебе просто нравится такая жизнь — ходить на деловые встречи, постоянно быть в разъездах. Я начала ненавидеть тебя, думая, что работа для тебя важнее, чем семья.

Шарль Франсуа наклонился и поцеловал жену.

— Я люблю тебя. Всегда любил и буду любить. Ты веришь мне?

Николь вся словно засветилась от счастья.

— О да! Да!

Они поцеловались снова, и Шарль Франсуа нежно прижал ее к себе.

— Помнишь, чем мы любили заниматься здесь? — спросил он игривым тоном. Николь подняла голову, лукаво посмотрев на мужа.

— Пикник? — В ее глазах блеснул огонь.

— Ну да. И не только…

— Что-то еще? — притворялась она непонимающей. — Может, напомнишь?

Он страстно поцеловал ее. Николь издала еле слышный стон, заставивший сердце Шарля Франсуа забиться быстрее.

— По-моему, начинаю припоминать… — прошептала она, почувствовав прикосновение его мягких губ к своей шее.

Он посмотрел ей в глаза и затем медленно расстегнул блузку, которая вскоре уже валялась на земле вместе с остальными вещами. Николь стояла перед мужем полностью обнаженная, безумно красивая и сексуальная.

— Боже мой, как я скучал по тебе! — простонал Шарль Франсуа.

— Прикоснись ко мне… — прошептала Николь.

Его не надо было просить дважды. Он накинулся на нее, целуя каждый кусочек любимого тела, сводившего его с ума. Ее грудь, бедра, живот как будто были созданы для ласк.

— Раздень меня, — мягко попросил Шарль Франсуа.

И Николь с радостью подчинилась. Она расстегнула ему рубашку и провела ладонями по сильной и мускулистой груди затем освободила ремень, верхнюю застежку на брюках и… остановилась.

— Ты уверен, что готов к этому? — спросила она тихо, задыхаясь от волнения. А он засмеялся, схватил ее руку и притянул туда, где дыбилась его возбужденная мужская плоть.

— Ну, что ты теперь скажешь, милая?

Сбросив с ее помощью всю одежду, он снова взял ее руку, поцеловал ладонь и повел к машине.

— Думаю, нам не помешает то старое одеяло. Оно у меня в машине, — сказал он, и через несколько минут постель на траве была готова.

— Шарль Франсуа Дюмон, из-за тебя мы попадем в крупные неприятности, — сказала Николь, как когда-то много лет назад в их первую ночь.

А он, уложив ее на старое одеяло, ответил так же, как и тогда:

— Только одно твое слово, и я остановлюсь.

Она откинулась назад, обвив руками его шею.

— Никогда не останавливайся, Шарль, никогда… Я люблю тебя, люблю…

Он жадно поцеловал жену и провел рукой по телу, каждую родинку которого знал наизусть.

— Слушай, малышка! — Шарль Франсуа радостно встрепенулся.

— Что?

— Было бы здорово, если бы после этой ночи у нас появился малыш!

Слезы счастья навернулись на глаза Николь.