— Куда она уехала, Мег?

— Она пришла ко мне несколько дней назад, сказала, что ей необходимо уехать, и ушла.

Майк оцепенел.

— И все?

— И все.

Но почему-то он не верил ей — этой маленькой женщине, стыдливо смотревшей вниз. Зеленые глаза Майка стали необыкновенно серьезными, когда он шагнул к Мег.

— Впусти меня, выпьем по кружечке пива и немного поболтаем, ладно?..

— Давай же, малыш, пойдем погуляем. — Эбби протянула сыну руку.

В последние несколько дней Джейми только и делал, что упрямился. Эбби поняла, что он стал капризным потому, что скучал по бабушке.

— Мы с тобой в одинаковом положении, сынок, — сказала она и наклонилась, чтобы поднять его на руки. — Я скучаю по Майку, но нам с тобой придется научиться довольствоваться друг другом.

Она обняла малыша и потерлась носом об его ушко. Он рассмеялся, и Эбби тоже рассмеялась. Джейми попытался сжаться в комочек, чтобы избежать щекотки.

— Ну иди, играй. — Эбби опустила Джейми, беря за ручку, чтобы вывести на улицу.

День был великолепный. Горную хижину родителей Эбби окружали деревья, укрывавшие ее от ветров, дующих с озера. Кругом раздавалось пение птиц, шорох листьев, лесные зверьки сновали туда и сюда. Луч солнца проник сквозь сень деревьев, и все вокруг стало ярким и веселым. Мало-помалу к Эбби возвращалась радость жизни, и она обретала былую уверенность.

Следующие полчаса она гуляла с сынишкой и вместе с ним заново открывала для себя давно знакомые явления. Пылинки в луче света заворожили Джейми, и он потянулся своими ручонками, чтобы потрогать их. Каково же было его удивление, когда пальчики его утонули в пустоте.

— Ты голоден? — спросила Эбби, беря Джейми на руки.

Кожица его была такой прохладной и так приятно пахла. И вообще Джейми выглядел здоровым и крепким, как огурчик. Щечки его разрумянились.

— Спорим, ты проголодался? — Она поцеловала его в щечку. — Подожди всего несколько минут, и мама приготовит тебе обед!

Прижав сынишку к себе, Эбби отправилась в сторону дома, только сейчас заметив, как далеко они забрели.

К тому времени, как они подошли к дому, Эбби порядком устала, но все же на душе ее было хорошо и спокойно (насколько это было возможно).

— Сейчас я поменяю тебе подгузник, и мы отлично пообедаем, — сказала Эбби сынишке, укладывая его на кровать. — У нас на обед яблочный соус, кабачковая икра бабушкиного приготовления и еще яйцо. Как ты на это смотришь?

Глаза ее излучали любовь к сыну; она пощекотала животик Джейми.

— Нет, нет, нет! — запротестовал он, дергая Эбби за волосы, чтобы она прекратила эту противную щекотку.

Эбби понадобилось несколько секунд, чтобы вытащить его пальчики из своих волос. А потом она отнесла малыша на кухню, посадила на высокий стульчик и начала готовить обед.

Эбби облокотилась о стол, наблюдая, как ест ее сын. Она подумала, что ее мама здорово потрудилась над тем, чтобы научить его пользоваться ложкой. Конечно, пока он не очень аккуратно справляется с этой задачей, но был совершенно независим и никому не позволял помогать себе.

После обеда Эбби положила малыша подремать и принялась за уборку. В этот момент она услышала, как кто-то постучал в дверь. О ее пребывании здесь знали только домашние, а они не стали бы стучать, поэтому она поколебалась, открывать ли ей дверь.

В дверь застучали сильнее, и она поспешила открыть ее, боясь, что шум разбудит Джейми.

— Майк!

Перед ней стоял Майк. Он выглядел на редкость здоровым и откровенно несчастным. Эбби захотелось прижаться к нему, сказать, как счастлива она его видеть, признаться в том, что она очень скучала по нему, но укоризненное выражение его глаз остановило ее.

— Почему, Эбби?

Она не нашла в себе силы на то, чтобы прикинуться удивленной.

— Ничего не получится, Майк, — сказала она, и в ее тихом голосе сквозило сожаление. — Я все очень хорошо обдумала, когда ты уехал на Аляску, и решила, что была права. Самое большее, что я могу для тебя сделать, — это уйти из твоей жизни. Нет, подожди, выслушай меня, — поспешно сказала она, когда Майк собрался прервать ее. — Я люблю тебя, Майк, но, возможно, не так сильно, как ты того заслуживаешь. Ты действительно замечательный человек, и ты достоин того, чтобы тебя любили всем сердцем — страстно, до сумасшествия, безоглядно.

— И ты не та, кто любит меня так?

— Но это же очевидно, разве не правда? — Она постаралась придать своему голосу невозмутимость, но он не повиновался ей и прозвучал тихо и печально.

— Но не для меня, Эбби, и вообще мне все совсем не так ясно, как тебе.

Майк пошире открыл дверь и вошел внутрь. Почти сразу комната показалась удивительно маленькой.

— У тебя есть немного кофе или, может быть, какая-нибудь выпивка?

— Я сварю тебе кофе. Но ты потом уедешь, Майк. Нет никакого смысла продолжать, потому что я уже решила, что вернусь в Калифорнию.

Ничего такого она не решила, но надеялась, что эта ложь во спасение поможет ему понять ее непреклонность.

— Собираешься вернуться к своей прежней жизни?

Эбби вздрогнула. В Калифорнии не было ничего, к чему она могла бы вернуться, но если, узнав, что ей есть к чему возвращаться, Майк уйдет, она готова продолжать эту ложь.

— У меня в городе есть квартира, и я могу вернуться на прежнюю работу, если захочу.

Майк кивнул, но вид у него был по-прежнему решительный. Он заставил Мег сказать ему, где находится Эбби, потом ехал, как сумасшедший, и что же? Неужели теперь он отступит без борьбы?

Эбби повела Майка на кухню — между ними, как это и прежде бывало, воцарилось тяжелое молчание. Майк облокотился о дверной косяк и стал наблюдать за тем, как Эбби наполняет чайник и ставит его на плиту.

Она не помнила, когда в последнее время чувствовала себя настолько смущенной. Эбби верила в то, что поступает правильно, но в то же время отлично знала, что, если он прикоснется к ней, от ее решимости ничего не останется.

Не говоря ни слова, она сварила кофе и подала ему чашку.

— Спасибо, Абигайль. — Майк пил кофе, глядя на нее поверх чашки. Эбби нервно заерзала. — А ты не присоединишься ко мне?

— Нет, я и так уже много выпила.

— Тогда просто посиди со мной. Нам надо поговорить.

— Я постою, Майк, если ты не возражаешь.

Он возражал, но не стал говорить об этом. Ее любимый притворился, что его занимает только кофе; на самом деле он внимательно смотрел на нее, не пропуская из того, что видел, ничего. Эбби старалась вести себя непринужденно, но по некоторым признакам Майк догадывался, что она крайне напряжена и может взорваться в любую минуту. Несмотря на то, что внутри у него все клокотало, он небрежной походкой прошел в кухню и сел на дубовый табурет.

— Хорошо, Эбби. Ну так расскажи мне еще раз, почему ты сочла необходимым сбежать сразу же после того, как за мной закрылась дверь.

Майк глотнул кофе и стал ждать.

То ли из-за волнения, то ли из-за испытываемого ею чувства вины, но внезапно Эбби разозлилась.

— Я не сбежала, Майк, а уехала, и только тогда, когда все тщательнейшим образом обдумала. Я отлично знала, что делаю.

— И я знаю, что ты делала. Ты чувствовала себя в тупике — и потому сбежала. Посмотри правде в глаза, Абигайль, — продолжал Майк. — Как только жизнь задает тебе нелегкий урок, ты отступаешь.

— Нет, это не так!

— Значит, я должен поверить, что тебе было наплевать на то, что подумаю я, вернувшись домой и обнаружив, что ты уехала? — Им начинало овладевать отчаяние. — Никогда не поверю в то, что ты можешь быть такой вероломной и черствой, Эбби.

И почему он так мешает ей совершить единственно правильный поступок? Эбби не смела взглянуть Майку в глаза и потому отвернулась и стала смотреть в окно, стараясь думать не о двусмыленном положении, в которое она попала, а о чем-то совсем другом. Судя по тому, как сильно раскачивались за окном деревья, ветер усиливался.

Эбби не слышала шагов Майка. Просто он незаметно очутился возле нее — его дыхание коснулось ее щеки, подобно легкому теплому дуновению.