§3. Приказываю генерал-майору Волкову привести в повиновение всех не повинующихся Верховной власти, действуя по законам военного времени.

Верховный Правитель и Верховный Главнокомандующий адмирал Колчак».

Семенов не испугался приказа. Как бы в ответ на отрешение от должности прервались телеграфные сообщения Омска с Востоком, стали задерживаться поезда, была произведена в Чите выемка из казначейства.

Скандал принял неприятные и серьезные формы. Семеновский орган «Русский Восток», обсуждая инцидент, рекомендовал Семенова в Верховные Правители, понося адмирала. Волкову не с чем было двинуться на Читу, да к тому же японцы заняли Забайкальскую дорогу, грозя не допустить военных действий.

Тогда казачество послало к Семенову делегацию, чтобы убедить его прекратить оппозицию.

Иванов-Ринов, возвращавшийся в это время из Владивостока в Омск, «спешил» в Читу для той же цели. Спутники Иванова рассказывали потом, что во время этой «спешной» поездки он останавливался на пути для охоты.

Получив информацию о происходящем, атаман Дутов телеграфировал Семенову:

«Телеграмма ваша о непризнании Колчака Верховным Правителем мною получена. В той же телеграмме вами признается этот образ правления и его состав, кроме адмирала Колчака, и указываются лишь персональные несогласия. Вы признаете на этот пост достойными Деникина, Хорвата и меня. Хорват признал власть Колчака, о чем я извещен так же, как и вы. Полковник Лебедев, от имени Деникина, признал власть Колчака. Таким образом, Деникин и Хорват отказались от этой высокой, но тяжелой обязанности. Я и войско признали власть адмирала Колчака тотчас же по получении об этом известия, и тем самым исключается возможность моей кандидатуры. Следовательно, адмирал Колчак должен быть признан и вами, ибо другого выхода нет. Я, старый боец за родину и казачество, прошу вас учесть всю пагубность вашей позиции, грозящей гибелью родине и всему казачеству. Сейчас вы задерживаете грузы военные и телеграммы, посланные в адрес Колчака. Вы совершаете преступление перед всей родиной и, в частности; перед казачеством. За время борьбы я много раз получал обидные отказы в своих законных просьбах, и вот уже второй год войско дерется за родину и казачество, не получая ни от кого ни копейки денег, и обмундировывалось своими средствами, помня лишь одну цель — спасение родины, и всегда признавало единую всероссийскую власть без всяких ультиматумов, хотя бы в ущерб благосостоянию войска. Мы, разоренные и имеющие много сожженных дотла станиц, продолжаем борьбу, и в рядах наших сыны, отцы и дети служат вместе. Мы, изнемогая в борьбе, с единственной надеждой взирали на Сибирь и Владивосток, откуда ожидали патроны и другие материалы, и вдруг узнаем, что вы, наш брат, казак, задержали их, несмотря на то что они адресованы нам же, казакам, борцам за родину. Теперь я должен добывать патроны только с боем, ценой жизни своих станичников, и кровь их будет на вас, брат атаман. Неужели вы допустите, чтобы славное имя атамана Семенова в наших степях произносилось с проклятием? Не может этого быть! Я верю в вашу казачью душу и надеюсь, что моя телеграмма рассеет ваши сомнения, и вы признаете адмирала Колчака Верховным Правителем великой России. Атаман Дутов».

Однако дело Семенова затянулось. В декабре на него было произведено покушение, и он был легко ранен в ногу осколком брошенной в театр бомбы. К этому времени компромисс уже наметился. Выполнение грозного приказа было приостановлено, и скоропалительное решение, предложенное в Совете Верховного Правителя, не послужило укреплению авторитета адмирала.

Печальный симптом

В эти первые еще сумбурные дни «диктатуры» уже вырисовался один неприятный штрих. Адмирал-Верховный Главнокомандующий поглотил адмирала-Верховного Правителя вместе с его Советом министров. Ставка недаром производила впечатление муравейника. В ней были свои министерства. Сукин из ставки диктовал указания Министерству иностранных дел. Лебедев решал вопросы внутренней политики. Особая канцелярия Верховного, так называемый «Осканверх», законодательствовала.

В первые же дни власти (30 ноября; см.: Правительственный вестник, № 17) появился приказ об отмене предварительной цензуры и о предоставлении военно-цензурному отделению ставки Верховного Главнокомандующего права закрывать газеты по целому ряду поводов, далеко выходивших за пределы компетенции военного ведомства.

Ни Председатель Совета министров, ни управляющий делами, ни министр внутренних дел не протестовали. Совет министров, который нес политическую ответственность, ничего не замечал, а язва беспорядочности и произвола, так рано появившаяся, росла и давала себя знать, заражая политическую атмосферу.

ГЛАВА XII

ИНТЕРВЕНЦИЯ

Со времени Директории некогда захолустный Омск становится видным центром. Его имя не сходит со столбцов иностранной прессы, а в самом Омске блещут мундиры всех наций, мелькают автомобили, замечается необычайное оживление, шумно проходят парады, проводы, встречи.

Это всё союзники. Каждый знает о союзниках, каждый говорит о них, о их помощи. Но что скрывается за этим? Были ли действительно союзники у адмирала Колчака, и в чем заключался этот союз? На этот вопрос едва ли многие имели и даже теперь имеют готовый ответ.

С союзниками мы встретились впервые во время поездки с Вологодским на Восток. Там только мы могли узнать о направлении японской политики на Дальнем Востоке, об ее близости к атаманам, об ее доминирующем положении во Владивостоке, где русские власти зависели всецело от японского генерала, как главнокомандующего всеми союзными силами, и, наконец, о тяжкой обиде, нанесенной национальному чувству русских разоружением офицеров во Владивостоке.

Грустные эпизоды начала

Некоторые подробности, относящиеся к начальному периоду интервенции, далеко не безынтересны.

Началась она военной поддержкой со стороны Японии атаманов Семенова и Калмыкова. Первый действовал в Забайкалье. Снабжали его оружием и французы. Он сформировал свой «Особый Маньчжурский отряд» в полосе отчуждения и дошел при поддержке отряда Враштеля, высланного из Харбина, до р. Онона. Второй расположился на станции Пограничная, т. е. на восточной границе полосы отчуждения, в сторону Никольск-Уссурийска.

Обоих атаманов поддерживали японцы. Но как? Была ли это случайная помощь отдельным отрядам или систематическая поддержка русских военных формирований? Япония была союзницей России в войне с Германией, и последнее было бы вполне естественно, особенно в то время, когда большевизм считался несомненным детищем Германии. Однако дело было не так.

Летом 1918 г. в Харбине уже появился адмирал Колчак в качестве организатора военных сил. Он стремился достигнуть объединения всех разрозненных отрядов, прекращения их своеволий, централизации управления и восстановления дисциплины. Но военные представители Японии предпочитали поддерживать Семенова и Калмыкова непосредственно.

На этой почве произошло столкновение адмирала Колчака с начальником японской военной миссии генералом Накашимой. Мне неизвестны подробности этого столкновения. Но рассказывали, что вспыльчивый адмирал, лишенный всякой дипломатической выдержки, наговорил Накашиме неприятностей, обвиняя последнего в том, что он мешает русским создать здоровую военную силу. Вслед за тем адмирал уехал в Японию и прекратил работу. Вероятно, неправы были обе стороны. Но главной причиной этого инцидента были, как мне казалось, не вспыльчивость адмирала и не коварство Накашимы, а отсутствие ясности в тех взаимных интересах и тех взаимных уступках, которые могли послужить основой добросовестного сотрудничества обеих наций.

С момента вступления иностранных войск на русскую территорию количество недоразумений стало расти. Не было той признанной русской власти, которая могла бы сразу определить взаимоотношения с интервентами, и в самом начале произошел прискорбный эпизод, как бы предвестник последующего.

Правительство Дербера сообщило союзному командованию, что генерал Хорват и его Деловой Кабинет подготовляют во Владивостоке переворот при помощи офицерства. Так ли это было или не так, но результатом явилось разоружение русского офицерства.