В ходе обсуждения мы детально рассмотрели все возможные варианты и в частности пришли к соглашению, что с нами на операцию должен пойти кто ни будь из местных. Это было необходимо для того чтобы проводить нас до места и обратно, а так же для того чтобы мы по ошибке не «шлёпнули» кого ни будь постороннего. Обсуждения совмещённые с обедом затянулись часа на два. Несмотря на подробное обсуждение многих теоретических вопросов к конкретному результату мы так и не пришли. Сербы не ставили под сомнение уровень нашей боевой подготовки, нашу решимость и сам факт успеха операции и тем не менее они не проявляли ярко выраженного интереса к переходу от теоретических обсуждений к практической реализации. Вскоре обсуждать стало больше нечего, да и обед уже был съеден. Мы подняли ещё по стопочке ракии проведя таким образом финальную черту нашему заседанию.

Настала пора бывшему главному полисмену сказать своё окончательное слово и он его сказал. «Я подумаю, завтра-послезавтра дам ответ» - сказал шеф полиции доброжелательным, но пресным тоном. По тому как это было сказано, да и впрочем вообще по отсутствию повышенного интереса сербов к нашему предложению я со всей ясностью осознал, что придуманная нами операция не состоится. Мы попрощались с бывшим шефом полиции. Именно попрощались, поскольку никогда больше его уже не увидели. Мы вышли из кафе и пошли к госпиталю по пути обсуждая возможные перспективы развития нашего плана. В тот день произошло последнее посещение нами этого кафе, больше никто из нас туда не ходил. Вернее сказать мы ходили туда, но кафана была закрыта, а её владельца поблизости не было. Разыскивать его через спецназовца мы уже не могли (да по большому счёту и не хотели) по причине охлаждения отношений с сербами.

Наш Командир высказывал предположение, что операция может состояться, кто-то из парней тоже так считал, но я уже тогда знал что её не будет. Я даже точно понял по какой именно причине она не состоится. Сербы могли уничтожить эту, равно как и многие другие группы албанов самостоятельно, без всякой нашей помощи, однако не делали этого из-за нежелания спровоцировать в отношении себя ответных действий как со стороны шиптаров, так и со стороны сил НАТО. Сербская армия уже давно ушла из Косово и поэтому нагнетать обстановку было не в сербских интересах. То, что мы были людьми сторонними и неизвестными по сути ничего не меняло - за смерть своих земляков шиптары всё равно бы нанесли ответный удар по сербам. Вернее не удар, а удары. Наше мероприятие принесло бы сербам не пользу, а вред. Сербы нуждались не самоуправной расправе крутых парней над террористами, а в ОФИЦИАЛЬНОЙ защите со стороны России. Все возможные последствия нашего отчаянного поступка сербы поняли ещё в ходе разговора. Поняли и сделали соответствующие выводы. Обсуждение подробностей только укрепило их уверенность, что предложенная операция это чистой воды наша самодеятельность. Они с уважением отнеслись к тому, что мы собирались рисковать собой ради оказания помощи их родственникам, друзьям и землякам, но от нас им нужно было не самопожертвование, а реальная защита. Защиту мы дать не могли.

Некультурные люди имеют привычку оставлять без какого бы то ни было ответа непонравившееся им предложение, выказывая таким образом неуважение к тому кто это предложение сделал. Некультурных людей иногда за это хамство наказывают. Правильно что наказывают, неправильно что только иногда. Бывший начальник полиции являлся человеком культурным и не стал игнорировать наше предложение. Через несколько дней после нашей, едва не ставшей исторической, встречи в кафе он прислал нам ответ. Его ответ передал нам на словах серб-спецназовец. Я не помню точной формулировки, но суть ответа была проста: «Операцию проводить не надо». Так всё и кончилось не успев толком начаться. После этого я окончательно утратил надежду на то, что мы сможем помочь сербам. Я не разозлился, скорее у меня появилась своеобразная апатия ко всему происходящему. Не то чтобы я перестал сочувствовать сербам, просто я смирился с мыслью что мы им ничем помочь не сможем. Я перестал придавать большое значение происходящим вокруг событиям, как бы перестал замечать их. Обращать пристальное внимание на что-то негативное и не иметь возможности это негативное исправить значит попросту трепать свои нервы. Думаю большинство наших парней к тому времени уже пришло к аналогичному выводу.

Я уже упомянул, что наши отношения с местными сербами стали заметно охлаждаться и после того как наша отчаянная попытка помочь им не увенчалась успехом отчуждение стало взаимным. Мне, да наверное не только мне, но и большинству из нас, было неудобно и даже стыдно общаться с людьми которые обоснованно ждали от нас защиты, но не получили её. Я старался лишний раз не разговаривать с сербами и даже старался без надобности не находиться рядом с ними. Однако, кроме стыда за свою за неспособность защитить сербов в нежелании лишний раз общаться с ними сыграло немаловажную роль и поведение самих сербов. Дело в том, что адекватных людей, понимавших что мы являемся простыми солдатами и от нас уже не многое зависит, среди сербов было мало. Одним из редких исключений был бывший полицейский спецназовец, но он в общем-то даже и сам по себе отличался от простых гражданских людей. Мало кто из сербов отдавал себе отчёт в том, что русские солдаты очень даже хотели бы прогнать проклятых албанских оккупантов и обеспечить безопасность братьям славянам да только эти солдаты не имеют для осуществления своего желания ни достаточных сил, ни, что самое главное, приказа. То ли сербы реально «не врубались» в ситуацию, то ли они всё понимали, но не имея возможности высказать всё что думают о такой «братской помощи» напрямую правительству России выплёскивали свои неприязнь и разочарование на нас. В любом случае требовать от простых солдат урегулировать вопросы мировой политики было проявлением неадекватности.

Я понимаю, что жизнь каждого серба в те дни висела на ниточке, но всё же не нужно было требовать от нас прыгнуть выше головы. Поскольку среди местных сербов адекватно воспринимающих ситуацию людей было мало, а людей желавших невозможного, наоборот, много, то вскоре общее отношение к нам со стороны сербов стало недоброжелательным. В принципе, наше поведение провоцировало сербов - будучи физически крепкими, вооружёнными и экипированными парнями мы только и делали что день за днём пили, ели, разговоры разговаривали и бездельничали. Как бы то ни было, охлаждение отношений начатое сербами вызвало у нас ответную реакцию. Меня раздражала ставшая в последние дни очевидной недоброжелательность сербов. Особо огорчало то, что буквально на днях я собирался рискнуть жизнью, здоровьем и свободой ради того чтобы хоть как-то помочь им.

Я решил, что раз сербы так несправедливы к нам, то и пускай «все они идут на хер вместе со своими трудностями». И я стал отвечать на сербскую холодность своим равнодушием. На практике это означало, что помимо ограничения в общении я стал почти не обращать внимания на сербские проблемы. Так в общем-то стали делать мы все, во всяком случае на нашем посту. Я не профессиональный психолог, но сейчас я чётко понимаю, что в такой обстановке наши отношения с сербами по-другому развиваться не могли. Невозможно нормально общаться с людьми когда испытываешь перед ними стыд и в тоже время понимаешь, что эти же самые люди относятся к тебе несправедливо. Короче, всё шло по принципу: «Чем дальше, тем хуже».

Любопытно отметить, что когда я читал многочисленные воспоминания русских добровольцев воевавших на стороне сербов во время балканских конфликтов 1990-99 годов, то мною было подмечено что авторы этих воспоминаний замечали, что по прошествии какого-то времени между ними и сербами появлялось необъяснимое словами отчуждение. Тема участия наших соотечественников в балканских войнах меня притягивала как магнит (почему не знаю сам) и интересоваться этой темой я стал ещё до армии. За несколько лет я прочитал существенное количество литературы посвящённой этой теме и в дальнейшем даже пообщался с несколькими добровольцами.