– … Нет, никогда не забуду! – повторила со злорадной страстью Елена Андреевна, со стуком поставив пустой фужер на стол. – Как я тогда убивалась, когда он нас бросил, ты помнишь? Я же чуть руки на себя не наложила! Носилась над ним, как курица, любила, ублажала, а он… Ты помнишь, как он уходил? Я у порога под ноги ему бросилась, а он переступил и пошел.

– Да, мам. Я помню. Я все помню.

Она еще хотела добавить, что все равно нельзя жить этой обидой, но не стала. Зачем? Выпорхнут ее слова птичками в раскрытое настежь окно и улетят в никуда. Все-таки железобетонная вещь – эта женская обида. Ничем ее не пробьешь. Так и чего тогда в нее головой стучать попусту? Надо все принимать, как есть. Обида, говорите? Что ж, пусть будет обида, раз вам так жить нравится. Примем как факт. Учтем. Промолчим. Поставим галочку. Нельзя рыться в чужих эмоциях, надо принимать их за исходную данность, как Кирилл говорит. Полезная для адвоката привычка, между прочим. Иногда он и в самом деле умные вещи толкует, ее бойфренд Кирилл, сын известного адвоката Линькова.

– Кира, а мама у Кирюши красивая? – неожиданно сменила грустную тему Елена Андреевна. – Она моложе меня или как?

– Не знаю, мам. Она из тех женщин, которые… без возраста. Ухоженная, подтянутая…

– А я что, неухоженная? И не подтянутая? – обидчиво протянула Елена Андреевна.

– Да ты у меня из всех красавиц красавица, мамочка! Что ты! Тебя даже и сравнить ни с кем нельзя! И рядом поставить!

– Правда? – засияла навстречу детской улыбкой мать. – Правда, Кирочка? А я так боюсь, знаешь…

– Чего ты боишься?

– Ну вот будет у вас с Кирюшей свадьба… У него и отец, и мать… А я одна… Заявлюсь жалкой старушенцией, брошенной женой. Не тащить же мне с собой твоего отца-алкоголика.

– Боже, мамочка, ну что у тебя за мысли такие странные! Еще и свадьбы никакой нет, а ты уже такой ерундой озаботилась!

– Это не ерунда, Кира. Для меня, по крайней мере. Ты просто не понимаешь, как мне все это нелегко.

– Я понимаю, мам. Не бойся ничего, все будет хорошо. Давай, что ль, еще накатим вина этого французского, да я пойду ужин готовить. Лягушачьих лапок, я надеюсь, тетя Люся тебе из Парижу не привезла? Нет? Тогда привычной картошки нажарим! И картошечка сойдет, пока адвокатских заработков за душой не имеется.

Утреннее позднее солнце, собравшись с духом, приготовилось, судя по всему, снова излить на бедный город изрядную порцию зноя. Жара вот уже несколько дней стояла просто невыносимая. В короткие ночные часы город и отдохнуть-то как следует не успевал, ворочались бедные люди на своих диванах да кроватях, духотой томимые, в ожидании целительного сна. Смыкались, утомленные тяжестью, веки, и проходили там, под веками, целые отары баранов – все без толку. Потому и вставать рано в это субботнее утро никому не хотелось. Потому и пробки образовались на выезде из города просто нечеловеческие. Наверное, у каждого дачника был свой расчет: пусть, мол, все с раннего утра за город выезжают, а я уж попозже, когда дорога свободной будет. Вот и застряли, умные такие да расчетливые, в единой, дышащей выхлопными газами пробке, вот и томились в стремлении поскорее вырваться на продуваемую ветрами открытую дорогу. Уже час как томились. «Прямо наказание в виде лишения свободы, – подумала, нервно усмехнувшись, Кира. – Массовая дорожная репрессия. И за что нам, без того жарой измученным, такое наказание?»

Кира вздохнула тяжело, закрыла глаза, попыталась настроиться мыслями на что-нибудь положительное. Итак, что же мы имеем в этой ситуации такого уж хорошего? Надежду имеем на то, что все пробки когда-нибудь рассасываются – это раз. Что летняя жара, если уж сравнивать, намного лучше холодного осеннего дождя – это два. Что парень, который рядом сидит, очень мне дорог. И что еду я не куда-нибудь, а на дачу к родителям этого дорогого парня… Вот если бы только кассету в магнитофоне этот парень сменил, тогда б совсем хорошо стало. Ну что это за музыка в моду вошла? Бухает на одной ноте прямо по мозгам – раздражает же! А еще было бы хорошо, если б этот парень не двигал шеей, как гусь, в такт противному бубуханью, и не курил одну сигарету за другой…»

– Кир, не кури, пожалуйста, а? И так дышать нечем… – попросила Кира жалобно. – Еще и бензином воняет, терпеть не могу этот запах.

– Хм… А как ты собралась за рулем ездить, интересно, если тебя запах бензина раздражает? – повернул к ней голову Кирилл. – Давай уж привыкай, подруга. Все тетки к нему как-то пристраиваются, и ты давай тоже.

– Ну, пока я до этого руля доберусь, сколько воды утечет.

– Да нисколько не утечет! Отец вчера сказал, что уже договорился с какими-то там курсами, с понедельника учиться пойдешь.

– Что, правда? – вмиг оживилась Кира. – Ничего себе!.. Но там же… Там же деньги платить надо, Кирилл. И не маленькие, насколько я знаю. А я… Я пока не готова…

– Ладно, не суетись. Раз отец за это дело взялся, значит, никто с тебя никаких денег не спросит. Тут одно из двух: или он сам заплатит, или начальник этих курсов его бывший благодарный клиент. Скорее всего, так и есть. Так что готовься помаленьку к новой автомобильной жизни. А я тебе помогу в меру своих сил. Хочешь, бензинчику в пузырек из-под духов налью? Утром встанешь, понюхаешь для адаптации… И на ночь тоже…

– Да ну тебя! – вяло махнув рукой, засмеялась Кира. – Мне все равно как-то неловко, Кирюш… Я думала, я сама как-то. Попозже, когда денег на эти курсы накоплю…

– Ой, да брось! Или ты это… сильно гордая, что ли?

– Ну почему – гордая? Нет, я не гордая. Я самостоятельная. Я и сама могу. Ты же знаешь.

– Да знаю, знаю. Не хвали себя, а то сглазишь.

– Я и не хвалю.

– И правильно. И не надо. Мои предки и так от тебя тащатся, как два удава от кролика. Послушать – так вроде именно ты им дочь родная, а я так, пасынок приблудный. Отцу даже в кайф, по-моему, для тебя что-то приятное сделать. Объявит сегодня торжественно, что ты, мол, Кирочка, с понедельника на курсах водительских учишься. Разыграй благодарное удивление, что ли! А то я, дурак, проболтался.

– Ладно. Разыграю. И все равно мне неудобно, Кирилл.

– Неудобно пешком ходить. И на общественном транспорте ездить тоже неудобно – там от простых граждан луком и рыбой воняет. А вот в машине ездить – удобно. Так что рассматривай эту ситуацию в правильном для себя соотношении. Или «неудобно» вместе с «воняет», или это «неудобно» взять и просто выбросить. О, смотри-ка, поехали! Ну, наконец-то.

Длинный автомобильный ряд дрогнул и радостно тронулся с места. Кира снова удобно разместила голову на подголовнике и чуть повернула ее в сторону Кирилла. Вообще-то ей нравилось наблюдать за ним, когда он сидел за рулем. Сразу другим становился – серьезным, сосредоточенным, деловым. Несмотря даже на это дурацкое дерганье головой в такт противной однообразной музыке. Нет, он и в обычной жизни старался изо всех сил быть деловым и сосредоточенным. Но… не всегда это у него получалось. С балбесинкой был ее парень, чего уж там. Но с балбесинкой приятной, обаятельной такой, ничего в общем и целом не определяющей. Да и то – отчего ж ему было не позволить себе наличие этой балбесинки, при таком-то папе. Можно и лекции спокойно прогуливать – все равно из института не выгонят, можно и на экзаменах не надрываться в погоне за пятерками – зачем они ему нужны, пятерки эти?.. Вожделенного рабочего места после института ему все равно искать бы не пришлось. Оно, это место, для него заранее определено было – у папы в адвокатской конторе, конечно. И не надо бегать по унизительным вакантным конкурсам и собеседованиям, и анкет дурацких заполнять не надо, и на вопросы работодателя отвечать не надо – как, мол, ты в институте учился, мил человек, покажи-ка… А мы тут подумаем и тебе позвоним… попозже. И это «попозже» может на долгие месяцы растянуться. И ничем так и не кончиться. А ты по наивности своей малолетней сидишь и ждешь каждый день, когда тебе соизволят позвонить и обрадовать приемом на работу. Как правило, никто этого звонка так и не дожидается. Если сразу не взяли, то уж и не возьмут.