– Так кто тебя вызвал в суд? – спрашиваю я Брайана. – Защитник?

– Обвинитель. Страховая компания выплатила деньги, а потом потребовала ареста своего клиента за двадцать четыре поджога. Мне пришлось выступить в роли эксперта.

Брайан много лет проработал пожарным, он может войти в сгоревшее здание и найти место, откуда начался пожар: где был брошен окурок или оголилась проводка. Каждый крупный пожар начинается с тлеющего уголька. Нужно только знать, где и что искать.

– Судья закрыл дело?

– Судья дал ему по году двадцать четыре раза, – отвечает Брайан, ставит Кейт на пол и начинает одевать ей через голову кофточку от пижамы.

В прежней жизни я была адвокатом по гражданским делам. В какой-то момент я и правда считала, что это то, чем я хочу заниматься, кем хочу быть. А потом делавшая первые шаги малышка преподнесла мне букетик смятых фиалок, и я поняла, что улыбка ребенка – она как искусная татуировка, которую ничем не стереть из памяти.

Мою сестру Сюзанн это сводит с ума. Она первоклассный финансист, пробила стеклянный потолок[5] в Бостонском банке, а я, по ее словам, поругание эволюции мозга. Но по-моему, половина битвы выиграна, если понять, что хорошо для тебя, и я гораздо лучше чувствую себя в роли матери, чем адвоката. Иногда мысленно удивляюсь: неужели я одна такая или есть другие женщины, которые, никуда не двигаясь, разобрались, где им следует быть?

Я отрываюсь от вытирания Джесса, заметив на себе взгляд Брайана.

– Ты скучаешь по работе, Сара? – тихо спрашивает он.

Заворачиваю нашего сына в полотенце, целую в макушку и говорю:

– Так же, как по прочистке зубных каналов.

Утром, когда я просыпаюсь, Брайан уже ушел на работу. У него два дня дневные смены, потом два дня ночные, а затем четыре выходных, после чего цикл начинается заново. Глянув на будильник, я понимаю, что уже десятый час. Ого! Но еще удивительнее то, что дети меня не разбудили. Накинув халат, я сбегаю вниз по лестнице и вижу Джесса, который играет в кубики на полу.

– Я позавтракал, – сообщает он, – и тебе кое-что приготовил.

Естественно, весь кухонный стол заляпан кашей, а под шкафчиком, где хранятся хлопья, стоит устрашающе расшатанный стул. От холодильника к тарелке ведет молочная дорожка.

– Где Кейт?

– Спит, – отвечает Джесс. – Я пытался растолкать ее.

Мои дети – естественный будильник. Кейт заспалась. Я вспоминаю, что вчера она хлюпала носом, может, потому к вечеру и была такой вялой? Я поднимаюсь наверх, громко зову дочку по имени. Она перекатывается ко мне в кроватке, выплывая из темноты, чтобы сфокусироваться на моем лице.

– Поднимайся и свети. – Я открываю шторы, солнечные лучи расплываются по одеялу. Сажаю Кейт и глажу ее по спинке.

– Давай одеваться, – говорю я и через голову снимаю с дочки верх пижамы.

Вдоль ее позвоночника тянется цепочка синяков, напоминающая нитку бус из синих камушков.

– Это анемия? – спрашиваю я педиатра. – У детей в ее возрасте не бывает моно[6], правда?

Доктор Уэйн отнимает стетоскоп от узкой груди Кейт и опускает вниз розовую кофточку.

– Это может быть вирус. Я бы хотел взять у нее кровь и сделать анализы.

Джесс, терпеливо игравший с солдатиком без головы, при этих словах вскидывается.

– Знаешь, как берут кровь, Кейт?

– Фломастерами?

– Иглами. Огромными, длинными, их втыкают, как укол…

– Джесс! – одергиваю я сына.

– Укол?! – вскрикивает Кейт. – Ой!

Дочка, которая доверяет мне, когда нужно узнать, в какой момент безопасно переходить дорогу, ждет, пока я не нарежу мясо мелкими кусочками, и полагается на мою защиту от всех ужасных вещей вроде крупных собак, темноты и громких хлопушек, выжидательно смотрит на меня.

– Совсем небольшой, – обещаю я.

Когда в кабинет заходит медсестра с подносом, шприцами, пробирками и резиновыми жгутами, Кейт начинает кричать. Я набираю в грудь воздуха.

– Кейт, посмотри на меня. – (Крики стихают и превращаются в легкую икоту.) – Это будет всего лишь небольшой укол.

– Обманщица, – бурчит себе под нос Джесс.

Кейт расслабляется, совсем немного. Медсестра укладывает ее на кушетку и просит меня подержать девочку за плечи. Я смотрю, как игла пронзает белую кожу, слышу резкий крик, но кровь не течет.

– Прости, дорогая, – говорит сестра. – Я попытаюсь еще раз. – Она вытаскивает иглу и снова колет Кейт, которая вопит громче.

Пока наполняются первая и вторая пробирки, Кейт борется, к третьей обмякает. Я не знаю, что хуже.

Мы ждем результаты анализа крови. Джесс лежит на животе на ковре в приемной и подцепляет бог весть какую заразу от всех больных детей, которые прошли через это помещение. Я хочу, чтобы вышел педиатр, сказал, что я могу забрать Кейт домой, порекомендовал поить ее апельсиновым соком и махнул перед моим носом рецептом на «секлор», как волшебной палочкой.

Проходит час, прежде чем доктор Уэйн снова вызывает нас в свой кабинет.

– С анализами Кейт возникли небольшие проблемы, – говорит он. – В особенности с количеством белых кровяных телец. Их меньше нормы.

– Что это значит? – В этот момент я проклинаю себя за то, что училась на юриста, а не на медика. Пытаюсь вспомнить, за что отвечают белые кровяные тельца.

– У нее может быть какой-то вид иммунодефицита. Или произошла лабораторная ошибка. – Он трогает волосы Кейт. – Пожалуй, чтобы точно все проверить, я пошлю вас к гематологу в больницу, там сделают повторные анализы.

Я думаю: «Вы, наверное, шутите». Но вместо этого автоматически протягиваю руку и беру листок бумаги, который дает мне доктор Уэйн. Не рецепт, как я надеялась, а имя.

Илеана Фаркад, больница Провиденса, гематология/онкология.

– Онкология. – Я качаю головой. – Но это же рак.

Я жду, что доктор Уэйн заверит меня, мол, это всего лишь часть названия специальности врача, объяснит, что лаборатория крови просто располагается в онкологическом центре, ничего больше.

Он этого не делает.

Диспетчер пожарной станции сообщает, что Брайан уехал по медицинскому вызову с машиной службы спасения минут двадцать назад. Я медлю, смотрю на Кейт, которая вяло сидит на одном из пластиковых стульев в больничной комнате ожидания. Медицинский вызов.

В нашей жизни наступают переломные моменты, когда мы принимаем важнейшие решения, сами того не понимая. К примеру, остановившись на красный свет, просматриваем газетные заголовки и упускаем момент для перехода, когда на зебру выскакивает шальной грузовик и сбивает пешеходов. Входим в кафе просто так, по капризу, и встречаем там человека, за которого потом выходим замуж, но в тот момент он стоит у кассы и выуживает из карманов мелочь, чтобы расплатиться. Или как сейчас: я вдруг решаю попросить мужа, чтобы он срочно приехал, когда много часов убеждала себя, что беспокоиться не о чем.

– Свяжитесь с ним по рации, – говорю я. – Скажите, что мы в больнице.

Мне спокойнее, когда Брайан рядом, как будто мы с ним теперь пара часовых, двойная линия обороны. В больнице Провиденса мы проводим три часа, и с каждой минутой становится все труднее обманывать себя и верить в то, что доктор Уэйн ошибся. Джесс уснул на пластиковом стуле. Кейт перенесла еще один травматический забор крови и рентген грудной клетки, потому что я упомянула о ее простуде.

– Пять месяцев, – осторожно говорит Брайан сидящему перед ним врачу-стажеру с планшетом, потом смотрит на меня. – Тогда она упала?

– Думаю, да.

К этому моменту врач расспросил нас обо всем, начиная с того, во что мы были одеты в тот вечер, когда зачали Кейт, до того, в какой момент ей впервые удалось правильно взять в руку ложку.

– Ее первое слово? – спрашивает врач.