Его лицо светилось при воспоминании об этих городах, и без того красивые черты выглядели просто божественно. Думаю, он целый день мог бы перечислять разные достопримечательности. Сердце пламенело в груди просто при одном его виде. И тогда, как обычно, когда боялась показаться глупой и сентиментальной, я отшутилась, чтобы отвлечь его внимание и скрыть свои эмоции. Он переключился на деловой настрой, и мы начали работать.

Теперь, бродя по улицам этого города с Сидни, я от всей души хотела повернуть время вспять. Тогда я не стала бы отшучиваться, а просто слушала бы рассказ Дмитрия о его родной стране. Я отдала бы что угодно, чтобы он сейчас был рядом со мной. Да, насчет зданий он оказался прав. Конечно, многие напоминали те однообразные блоки, которых полно в США или в любой другой стране мира, но некоторые действительно выглядели изящно – покрашенные в яркие цвета, увенчанные странными и все же прекрасными куполами в форме луковиц. Как будто и впрямь из какого-то другого мира. И все время я не переставала думать о том, как это было бы, если бы сейчас Дмитрий шел рядом, показывал и объяснял мне все. К примеру, если бы мы вместе проводили отпуск. Романтический отпуск. Мы ели бы в разных экзотических ресторанах, а потом танцевали бы всю ночь. Я без конца меняла бы модные платья – те самые, которые бросила в отеле в Санкт-Петербурге. Вот как оно должно было происходить. Я вовсе не должна была бродить по этому городу с какой-то хмурой девицей.

– Необыкновенно! Словно попадаешь в сказку.

Я вздрогнула, услышав голос Сидни, и только тут поняла, что мы стоим перед нашим вокзалом. В Москве их множество. Прозвучавший в ее словах отзвук моего разговора с Дмитрием вызвал ощущение бегущих по коже мурашек. Она была права. Вокзал не украшали луковичные купола, но все равно он выглядел иллюстрацией из сборника сказок – что-то вроде замка Золушки и одновременно пряничного домика. Большая сводчатая крыша с башенками на каждом конце. Белые стены пересекали полосы коричневой кирпичной кладки и зеленой мозаики. Кое-кто в США мог бы назвать это здание безвкусным, но для меня оно было прекрасно.

Я подумала, что сказал бы Дмитрий по поводу него, и почувствовала, как к глазам подступают слезы. Наверняка оно нравилось ему – как и все здесь. Осознав, что Сидни ждет ответа, я проглотила свою печаль и притворилась легкомысленной девицей.

– Может, это сказка о вокзалах?

Она вскинула брови, удивленная моим равнодушием к здешним красотам, но спрашивать ничего не стала. Кто знает? Может, продолжай я иронизировать, она в конце концов разозлилась бы и отвязалась от меня. Хотя… вряд ли мне так повезет. Я была уверена – страх перед начальством затмевает любые чувства, которые она испытывает ко мне.

У нас было купе первого класса, оказавшееся гораздо меньше, чем я ожидала. На каждой стороне – комбинация скамьи и постели, окно, высоко на стене ТВ. Я подумала, что телевизор поможет нам провести время, но тут же напомнила себе, что с русским ТВ у меня часто возникают проблемы, и не только из-за чужого языка, но и потому, что многие сцены производят ужасно странное и даже непонятное впечатление. По крайней мере, у каждой из нас будет кусочек собственного пространства, пусть даже купе не такое уютное, как хотелось бы.

Яркие цвета бросались в глаза повсюду, как и везде в городе. Даже стены за пределами нашего купе были броско окрашены, на полу лежал плюшевый ковер с красно-желто-зеленоватым рисунком, а посреди него во всю длину тянулась желтая дорожка. В купе на скамьях лежали подушки, обтянутые роскошным оранжевым бархатом, и занавески были под стать им – золотисто-оранжевые, из плотной ткани с шелковой отделкой. Учитывая еще и богато украшенный столик, это было все равно что ехать в мини-дворце.

Уже стемнело, когда поезд тронулся. По какой-то причине транссибирские поезда всегда отбывают из Москвы ночью. Было еще не так уж поздно, но Сидни заявила, что хочет спать, и в мои планы не входило раздражать ее еще сильнее. Поэтому мы выключили свет, оставив лишь крошечную лампочку у изголовья моей постели. На вокзале я купила журнал, и хотя языка не понимала, изображения косметики и нарядов преодолевали все культурные барьеры. Я листала страницы как можно тише, восхищаясь летними топиками, платьями и спрашивая себя, наступит ли время, когда меня снова будут волновать такие вещи.

Укладываясь, я не чувствовала усталости, но тем не менее сон сморил меня. Мне снилось, будто я мчусь на водных лыжах, как вдруг море и солнце растаяли и я оказалась в комнате с бесчисленными книжными полками и рядами столов с компьютерами. В помещении стояла полная тишина. Я находилась в библиотеке Академии Святого Владимира.

– Ох, только не сегодня! – простонала я.

– Почему не сегодня? Почему не каждый день?

Я повернулась и увидела красивое лицо Адриана Ивашкова. Адриан был морой, внучатый племянник королевы; он остался в моей прошлой жизни, когда я отбыла для исполнения своей самоубийственной миссии. Прекрасные изумрудно-зеленые глаза вкупе с модно взъерошенными каштановыми волосами заставляли многих девушек терять голову. Однако он был, типа, влюблен в меня; именно благодаря ему в этой поездке я не знала нужды в деньгах. За одно это следовало быть с ним милой.

– Действительно, – ответила я. – Надо думать, я должна быть благодарна за то, что ты объявляешься всего раз в неделю.

Он улыбнулся и сел в деревянное кресло. Высокий и худощавый, как большинство мороев. Моройские парни никогда не бывают толстыми.

– От разлуки сердце размягчается, Роза. Не хочу, чтобы ты считала меня слишком самонадеянным.

– Нам это не грозит, не беспокойся.

– Не хочешь рассказать мне, где ты?

– Нет.

Кроме Лиссы, он был единственным известным нам пользователем духа, и среди его талантов была способность проникать в мои сны – часто незваным гостем – и разговаривать со мной. Какая удача, что таким образом он никогда не сможет узнать, где я!

– Ты убиваешь меня, Роза, – мелодраматическим тоном заявил он. – Каждый день без тебя причиняет боль. Пустота. Одиночество. Я тоскую по тебе, спрашивая себя, жива ли ты еще вообще.

Это была типичная для него, ужасно глупая манера выражаться, со склонностью к преувеличениям. Адриан мало к чему относился серьезно. Кроме всего прочего, дух делает людей неуравновешенными, и хотя Адриан боролся с этим, какой-то эффект все-таки присутствовал. И все же за его мелодраматическими речами ощущалось зернышко правды. Какой бы вид он ни напускал на себя, я знала – он на самом деле тревожится за меня.

Я скрестила на груди руки.

– Я все еще жива, как видишь. Убедился? Теперь дай мне поспать.

– Сколько тебе нужно объяснять? Я же говорил – ты и сейчас спишь.

– И однако разговоры с тобой непостижимым образом изматывают меня.

Он рассмеялся.

– Ох, я так скучаю по тебе. – Улыбка погасла. – И она тоже.

Я замерла. Она. Ему не требовалось даже называть ее по имени – ясно, о ком шла речь.

Лисса.

Даже мысленно произносить ее имя причиняло мне боль, в особенности после того, как я видела ее прошлой ночью. Выбор между ней и Дмитрием был едва ли не самым трудным в моей жизни, и время не залечивало эту рану. Пусть я выбрала его, но расстаться с ней было все равно что лишиться руки, в особенности потому, что благодаря нашей связи разлука не была по-настоящему полной.

Адриан бросил на меня проницательный взгляд, как будто мог прочесть мои мысли.

– Ты ходишь посмотреть на нее?

– Нет. – Я не хотела признаваться, что видела ее совсем недавно. Пусть думает, что я освободилась от нее. – Это больше не моя жизнь.

– Да, твоя жизнь – это самосуд и, конечно, с угрозой для здоровья.

– Ты не понимаешь ничего, если это не касается пьянства, курения и разврата.

Он покачал головой.

– Ты единственная, кого я хочу, Роза.

К несчастью, я ему верила. Для нас обоих все было бы гораздо проще, если бы он нашел себе кого-нибудь.

– Твое право – продолжать питать ко мне нежные чувства, но тебе придется долго ждать.