Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Элейн подошла к вибрирующей двери. Голова пульсировала в такт ударов кулаков. Глубоко вздохнув, она повернула ключ.

Элейн резко отскочила назад, иначе ей было бы не избежать удара. Дверь отлетела к стене. Хэтти, в ворохе черных юбок, подобно вихрю, рванула в открывшийся проем. От удара по щеке левая половина лица Элейн взорвалась болью. То ли все это случилось одновременно, или так показалось Элейн, но на этот раз комната и тело закружились синхронно.

— Чтоб это было в первый и последний раз, ты, грешница. Еще скажешь мне спасибо, своей старой Хэтти, что она пришла и молилась Господу, да! Потому что Хэтти присматривает за своей маленькой овечечкой. Я не позволю тебе сбиться с пути, девочка. Нет, твоя старая Хэтти теперь позаботится о тебе.

Хэтти сложила руки ладонями внутрь, показывая, как, должно быть, Бог на небесах и она, Хэтти, со своей стороны, осуждают Морриган. Скрюченный кулак потянулся, захлопнув дверь. Потом потянулся опять, и маленький кованый ключ исчез из замочной скважины.

Элейн уставилась на руку, покрытую коричневыми пятнами, затем на торчащий из кулака ключ, который в этот момент стал для нее ключиком в двадцатое столетие. Остроконечные белые звезды, кружащиеся в голове дружным хороводом, объединились в одно гигантское горящее сияние. Элейн посмотрела в самодовольное лицемерное лицо Хэтти и позабыла все, чему ее когда-либо учили. Уважению к старшим. Уважению к тем, кто физически слабее ее. Уважению к личной неприкосновенности. Уважению к уважению.

Она набросилась на Хэтти, выкрикивая все оскорбления, все грязные слова, которые когда-либо слышала или видела на исписанных стенах туалета. Судя по разнообразию слов, извергающихся из ее рта, Элейн уделяла пристальное внимание изучению исписанных стен.

— Хорошо, Чез, говори же. Я вылечил твою ногу и обезболил душу, а ты сказал всего пару слов с тех пор, как утром перебудил весь дом, в самый, что называется, неподходящий момент. Если тебе не нравится моя компания, уезжай — я не звал тебя сюда вообще-то, — только ради Бога, прекращай накачиваться бренди словно водой! Кстати, оно, должно быть, французское. Ты жертвуешь потенцией, дружище.

Чарльз оторвал взгляд от полупустого бокала бренди. Слова жужжали в мозгу тучей надоедливых мух. Он тряхнул головой в надежде прогнать их, смутно догадываясь, что расплывчатый субъект, прислонившийся к каминной полке, — его приятель Дэймон и именно он издает эти жужжащие звуки, а он, Чарльз, должен, по крайней мере, попытаться расшифровать эту какофонию.

А он бы и попытался. Если бы мозги не были так сильно затуманены алкоголем.

Он удовлетворил себя тем, что сумел сфокусировать взгляд на силуэте друга. Дэймон был крупным мужчиной, таким же высоким и мускулистым, как Чарльз. Его волосы были темными, черными как полночь, темнее, чем у Морриган, — Чарльз вспомнил о рыжеватых искорках, вспыхивающих в волосах жены в свете горящих свечей во время ужина лишь от единственного воздействия на них мыла и воды. Нет, волосы Морриган не такие темные, как у Дэймона, кисло подумал он, в отличие от ее проклятого сердца. Чарльз залпом выпил бренди. Где-то за пределами библиотеки Вестминстерские часы пробили очередную четверть часа.

— Как… — он совладал со своим языком. — Как дела у Бэйнбринджа?

— Ей-богу, Чарльз. Езжай в Лондон и узнай все непосредственно из первых рук.

— Ему не следовало жениться на этой суке, его жене, — злобно пробормотал Чарльз в почти осушенный стакан с бренди. Завершая мысль, он допил оставшуюся жидкость. — Судьба улыбнулась тебе в тот день, когда эта сука бросила тебя, Дэм. — Он отсалютовал другу пустым бокалом.

— За то, чтобы этот Бэйн и я были счастливы, как прежде.

— За то, чтобы этому Бэйну подвернулась такая удача, что он смог бы посочувствовать тебе лично. Я догадываюсь, что это излияние жалости к самому себе имеет некое отношение к радостям священного союза.

— Она ледяная, Дэм. Холодна, как сосок ведьмы. Нет, холодней. Сам дьявол не смог бы добиться чего-нибудь от этой лицемерной девственницы-святоши.

Дэймон отпрянул от каминной полки, словно она внезапно обожгла его. Его адские глаза, черные, как глаза Морриган и ее сердце, широко распахнулись, так же как и его рот.

Губы Чарльза дернулись.

После всех распутных лет в Кембридже, проведенных втроем Чарльзом, Дэймоном и Бэйнбриджем, ему, наконец-то, удалось шокировать доктора Дэймона Шайлера, крайне не целомудренного ученого и врача. Чарльз не мог вспомнить, что он такого сказал, чтобы вызвать такую реакцию друга. Впрочем, это не так уж важно — сам факт, что ему удалось шокировать Дэймона Шайлера, был поистине уникален. Он взорвался смехом, смутно удивляясь, кто, черт возьми, издает это глупое, идиотское хихиканье?

— Твоя жена — девственница, Чарльз? Вы женаты больше года, и твоя жена все еще девственница?

Чарльз вмиг протрезвел. Надувшись, он посмотрел в пустой бокал бренди.

— Что такое девственность? Кусочек кожи, которого там чаще всего даже нет. Эмоциональный барьер, который используют женщины, чтобы обменять его на драгоценности и титулы.

— Не могу поверить, что слышу это, — тут же ответил Дэймон, в темных глазах сверкнуло дьявольское веселье. — Чарльз, прославившийся своими знаниями тантрического секса, Чарльз, с которым я знавал и шлюх, и леди, одинаково умолявших о страсти, — и это тот самый Чарльз, который не может уложить собственную жену в постель?

— Я этого не говорил, — резко ответил Чарльз. Он вздохнул. Голова была тяжелой и разгоряченной. Ему показалось, что он находится в алкогольном забвении, винной нирване, не слыша эха молчаливого презрения Морриган. Он закрыл глаза, чтобы не видеть насмешку в черных глазах Дэймона, таких же, как у Морриган, — Боже, каким дураком он себя выставил! — и откинул голову на прохладную кожаную обивку кресла.

— Будь другом, налей еще.

— А почему бы и нет. На самом деле, думаю, что присоединюсь к тебе.

Пустой бокал из-под бренди выскользнул из пальцев Чарльза, он сразу же услышал звон стекла о стекло, всплеск жидкости, еще звон, другой всплеск.

— Да. Это определенно стоит отметить.

Бокал вернулся в руку Чарльза.

— Тот Чарльз, что знатоком известным слыл,
И шлюх и леди множество любил,
Но сердце юное ее не покорил,
И девственной женой отвергнут был.
Не плохо, да? Пьем до дна, мой друг.

Чарльз проигнорировал тост и проглотил половину стакана бренди, словно воду. Воду из Темзы, кисло подумал Чарльз. Взятой с той стороны от моста, куда выходят сточные трубы.

Он открыл глаза, чтобы поверх бокала взглянуть на Дэймона, смеющегося над ним.

— Эта чертова наседка сказала мне, что Морриган мас… мастурбировала.

— Проклятье, Чарльз!

Дэймон больше не смеялся. Чарльз снова его шокировал. Дважды за день. Чарльз залился смехом, схватившись за живот, надрываясь от хохота, он согнулся пополам, уткнув трясущуюся голову в колени.

Дэймон выдохнул. Или это, по крайней мере, походило на выпускание воздуха. Пукание тоже было своего рода выпусканием воздуха. Одним из тех звуков, ответственность за которые престарелые леди возлагали на невинных мопсов, возлежащих у них на коленях. Слезы потекли по щекам Чарльза. Все тело дергалось и тряслось. Как хорошо было смеяться, действительно просто смеяться. Уже больше года, как он не смеялся. С тех самых пор, как женился.

Чарльз схватился руками за подлокотники кресла и резко выпрямился. Дэймон маячил над ним, словно один из тех древнегреческих певцов.

— Певец, приятель. Я в единственном экземпляре, не в нескольких, как тебе, возможно, сейчас показалось. Сейчас я позвоню, чтобы принесли кофе, ты выпьешь его, а затем мы попытаемся докопаться до сути того, что довело тебя до такого состояния, прежде чем ты продолжишь ставить себя и свою жену в затруднительное положение. Comprendez? [15]

вернуться

15

«Понимаешь» (франц.)

22
{"b":"140545","o":1}