Морриган была левша.

А Элейн — правша.

Рука, одетая в черное, дотронулась до ее груди в тот момент, когда Элейн дотянулась до бокала правой, — нет, левой рукой. Она сжатыми пальцами держала стеклянный фужер, пока слуга вытирал лиф платья полотенцем.

Вытирал ее груди полотенцем!

В то время как он наблюдал, черт подери его глаза! Неужели лорда ничуть не волновало, что слуга прикасается к его жене?

— Могу предположить, дорогая, что после вчерашнего опыта вы предпочтете что-то с менее негативными последствиями, — непринужденно заметил лорд. Он аккуратно опустил свою ложку в суп. — Джейми, принеси ее светлости стакан свежего молока.

Элейн свирепо взглянула на невозмутимое лицо слуги. Джейми, лакей, очевидно, поставил в известность не только весь штат «пьянствующей» миледи, но и самого лорда. Лакей сложил и повесил на руку белое полотенце, которым обхаживал Элейн. Затем ловко вытянул бокал из ее пальцев.

— Хорошо, мой лорд.

Элейн зло уставилась на «лорда». Она ненавидела молоко после ужасного пикника в четвертом классе, когда ее укусил пони. Тогда в качестве дополнения к плотоядной лошади прилагалась еще и корова с большим раздувшимся выменем. Каждый ребенок был вызван, в ее случае — принудительно, сжать горячее узловатое вымя, чтобы, как выразился учитель, извлечь совершенный природный напиток и исследовать полученную субстанцию — молоко! Горячее, свежее, прямо из-под коровы, которая стояла и бесконечно жевала-пережевывала жвачку. С таким же успехом можно было б выпить и слюну животного, заключила тогда девятилетняя Элейн.

Или мочу. Корова также имела противную привычку вертеть хвостом в непосредственной близости от лица, что постоянно напоминало о близости вымени к менее привлекательной части тела.

Его светлость улыбнулся. Он наслаждался происходящим. Как будто знал. Но откуда он мог знать?

Если только Морриган также не любила молоко.

Он и Морриган были женаты уже год.

Что еще было общим у Элейн с Морриган? А что нет?

Лорд степенно прикончил свой суп. Элейн от всего сердца желала, чтобы он захлебнулся или чтоб у нее были эти шары из оставшегося бульона, чтобы метнуть их ему в физиономию.

Она опустила взгляд и заметила шарики сваренных вкрутую желтков яиц. Усмешка затаилась в уголках ее рта. Отлично, у нее остались шары, если только она посмеет их использовать.

Рука в черном возникла перед Элейн и поставила стакан рядом с тарелкой супа. Вещество в бокале было белым и пенистым, как слюна бешеной собаки. Большой желтый глаз выглядывал со дна стакана.

Сырое яйцо.

Элейн поняла, что чувствует хамелеон. Сначала она покраснела от смущения, затем побелела от шока. Элейн была уверена, что сейчас она позеленела от раздражения.

Сырое яйцо!

Сделав глубокий вдох, она вызывающе вскинула взгляд.

— Морриган, если вы не выпьете, я приму это как знак того, что ваш организм готов к зачатию ребенка. Я хотел вам дать день-два, чтобы вы оправились от болезненного состояния. Но если вы чувствуете, что готовы…

Элейн выпила теплое молоко. Когда она добралась до яйца, оно проскользнуло без последствий, фактически безвкусное. Лакей забрал пустой стакан. Элейн подавила отрыжку, чувствуя себя словно Рокки на тренировке.

Его светлость улыбнулся с подлинным изумлением. Он действительно был весьма красив, когда не вел себя холодно и скверно. Золотые и медные искры вспыхивали в его каштановых волосах. Он поднял руку и скомкал в кулаке белую шелковую салфетку, которая накрывала его промежность.

Элейн отодвинулась, к ней вернулись страх и неуверенность. Что если это был тест? Что если Морриган ненавидела не только молоко, но, возможно, и яйца, — так сильно, как сама Элейн их терпеть не могла? Что если она настолько не переваривала это все, что после у нее всегда начиналась рвота?

Лорд нежно вытер рот Элейн своей салфеткой, коснувшись губ гладким шелком. Под тканью чувствовалось прикосновение шершавых, мозолистых кончиков пальцев.

Он был нежен с Морриган четыре ночи назад? Или обращался с ней как вчера с Элейн, используя язык, зубы и примитивную силу? Лакей забрал их суповые тарелки. В последующей еде все также преобладали яйца. Лорд лично ухаживал за женой, накладывая из бесчисленных тарелок и чаш, которые приносил слуга, по нескольку ложек каждого блюда ей на тарелку. Элейн съела все, что стояло перед ней, осторожно манипулируя вилкой в левой руке. Она боялась принять, боялась отказать, практически оцепенев от понимания, что он знал, что что-то было не так, — от понимания, что она провалила этот экзамен еще до того, как подняла ту треклятую столовую ложку.

Лорд кинул свою салфетку на стол.

— Джейми, принеси портвейн. Не надо уходить, Морриган. Уверяю, я могу прекрасно выпить как с вами, так и без вас. Итак, что вы думаете о вашем особом питании?

Слуга унес блюда Элейн. Ее мысли поспешно громоздились одна на другую в поисках ответов.

Морриган оставила бы лорда со своим портвейном? Он часто выпивал после обеда? Как он не запьянел после всего вина, что поглотил за обедом?

Боже! Морриган была левшой. Как теперь следовало вести себя Элейн?

Она стала рассматривать живопись на стене напротив. Группа охотников в красных пальто, скачущих на лошадях, окружила охваченную паникой лису.

Чего еще Элейн до сих пор не знала о Морриган?

— Морриган, вы помните, я говорил, что не желаю видеть ваше скверное настроение, да или нет?

Элейн оторвала взгляд от пойманного в ловушку животного. Глаза лорда вновь превратились в синие осколки.

Она кивнула.

— Итак, вы довольны своей особой едой?

Вспыхнувший гнев, сопровождаемый отчаяньем, быстро угас. Та записка. Черт его побери. Чего он хотел?

Она коротко кивнула, дважды.

— И вы сейчас чувствуете себя более предрасположенной к зачатию?

Не было нужды колебаться в этом вопросе. Элейн энергично замотала головой.

Веселость вновь вернулась на лицо лорда. Он откинулся назад, позволяя лакею забрать свои блюда.

— Тогда, возможно, мы должны совершить паломничество к Сернскому исполину [13]. Как я понимаю, для женщин очень полезно спать в пределах границы члена гиганта. А он действительно огромен. У него только член длиной в восемнадцать футов. К большому стыду смертного человека.

Лакей наполнил бокал темно-красным вином. Лорд махнул левой рукой в сторону хрустального графина. Слуга поставил портвейн на стол и отступил. Где-то позади Элейн мягко открылась и закрылась дверь.

Лорд пригубил вино, глядя на Элейн поверх края бокала. Он сделал большой глоток, прежде чем поставить бокал.

— Могу вас уверить, что сделаю все возможное и со своими обычными смертными размерами. — Он поигрывал ножкой фужера. — Местные жители на Белтейн [14] все еще танцуют вокруг майского дерева, установленного на сердце гиганта. Или, возможно, не на сердце. Ну, так как, вы хотели бы поскакать на майском дереве, моя дорогая? Приватно, разумеется.

Элейн уставилась на свой кубок с водой. Отражаемое пламя танцевало в хрустале.

Лорд выпил стакан воды после бокала портвейна. Его глаза оставались прикованными к Элейн, словно она была самой увлекательной вещью, которую он когда-либо видел. Или была неизвестного вида насекомым.

Мочевой пузырь Элейн увеличился до точки разрыва. В конце концов, даже сильная воля в безвыходном положении не сможет сдержать позывов природы. Элейн поднялась со всем достоинством, насколько позволяла искалеченная нога, и двинулась к двери.

Со стороны стола раздался оглушительный грохот, упал стул. Элейн сделала рывок к двери. Ее схватили за левое плечо и повернули вокруг.

Она споткнулась. Правой рукой лорд подхватил предательское тело Морриган, затем твердо положил обе руки ей на плечи.

Его плоть излучала горячую, живительную мощь.