Она вскочила со стула и бросилась прочь, но он настиг ее и практически вывернул руку из сустава, разворачивая к себе. Рон побагровел и заорал, брызгая слюной:

— Подумай хорошенько, Арден. Если ты согласишься, мы получим все деньги. Я… нам не придется ни с кем делиться.

— Я попробую вообще забыть об этом разговоре, Рон. Пожалуйста, отпусти руку. Ты делаешь мне больно.

— Тебе станет еще больней, если твоя неприступная задница вылетит из этого дома, который ты так любовно обустраивала. И что будет с Джоуи? Его лечение сжирает нас заживо. Заодно с наследством твоего драгоценного папаши. Ты позволишь всему вылететь в трубу из-за своих чистоплюйских принципов?

Арден выдернула руку и собралась уйти, но сказанное заставило призадуматься, невзирая на абсурдность предложения. Она не могла позволить Рону проиграть дело всей жизни своего отца. И Джоуи! Что они станут делать, если не смогут оплачивать медицинские счета?

— Уверена, что… эта пара не имела в виду жену доктора, когда обратилась к тебе.

— Они никогда не узнают, потому что не намерены знакомиться с матерью и не хотят, чтобы она знала их. Собираются выдать ребенка за своего собственного. Все, что им нужно, — здоровая женщина, которая выносит здорового ребенка. Сосуд.

— Так вот чем я являюсь для тебя? Средством вытаскивания из неприятностей? Доходным сосудом?

— Понимай как хочешь. Ты все равно никак не используешь свое тело. А так хоть ребенка родишь за деньги.

Она сгорбилась под грузом оскорблений. Это была правда. Нерегулярность секса между ними вызывала бесконечные скандалы. Арден не испытывала неприязни к интимным отношениям. Она выросла просвещенной в этом плане благодаря отцовской врачебной откровенности и относилась к физической стороне брака не как к греху, а как к нормальному действу. К чему она действительно испытывала отвращение — так это к сексу с Роном. Без прелюдии, без нежности, без любви. Она покорялась много лет, пока это не сделалось невыносимым, и она не начала изобретать всевозможные отговорки.

Вместо того чтобы начать застарелый спор, который неизменно приводил практически к изнасилованию, Арден заявила:

— Я не хочу иметь ребенка, да еще от другого мужчины. Мне хватает Джоуи. Я наполовину убита, когда выхожу из больницы. И не думаю, что физически готова. Тем более психологически.

— Если пораскинешь мозгами, то сразу изготовишься. И кончай это дерьмо о ребенке другого мужчины. Это просто биологический процесс. Сперматозоид и яйцеклетка. Оплодотворяем, вешаем лапшу на уши — и дело в шляпе.

Арден с отвращением отвернулась. Как он мог так бездушно относиться к чуду, свидетелем которого становился каждый день? Она не понимала, с какой стати стоит и обсуждает с ним это безумие, но неожиданно увидела возможный выход для себя.

— Что мы скажем людям? Имею в виду, когда я вернусь домой из больницы без малыша.

— Скажем, что ребенок родился мертвым, мы убиты горем и не хотим никакой заупокойной службы и похорон, никакого памятника. Ничего.

— А больничный персонал? Есть строгие правила, запрещающие врачам лечить родственников. Как ты сумеешь втайне ото всех отдать моего… младенца женщине, которая не была беременной, и оформить его как умершего?

— Не твоя забота, Арден, — отрезал он. — Я сам позабочусь о деталях. Деньги заткнут любые рты. Медсестры родильной палаты преданы мне и сделают все, что я прикажу.

Очевидно, он не впервые удачно прокручивал подобные делишки. Такие вещи были чужды Арден, и возможные последствия ужасали.

— Как мы… сделаем это?

Теперь, когда муж уверился, что она подчинится, его напористость возросла.

— Сначала убедимся, что ты не ждешь ребенка. — Он мерзко ухмыльнулся. — Но ведь это практически невозможно, не так ли? Я покажу им твою безупречную медицинскую карту. С первой беременностью у тебя не было никаких проблем. Мы подпишем контракт, и я проведу процедуру в своем кабинете.

— Что, если я не забеременею?

— Забеременеешь. Я позабочусь об этом.

Ее затрясло.

— Я должна подумать, Рон.

— О чем тут думать… — заорал он, но увидев, как она упрямо вздернула подбородок, смягчил давление и задействовал обаяние. — Ладно. Понимаю. У тебя есть несколько дней, но они хотят получить ответ к концу недели.

На следующее утро Арден сообщила о своем согласии. Муж затрясся от восторга. И тут она объявила свои условия.

— Что?! — заревел он.

— Я сказала, что хочу свою половину денег вместе с бумагами на развод, подписанными, скрепленными печатями и официально зарегистрированными. Никакого секса между нами, пока я не рожу. Когда с деньгами выпишусь из больницы, чтобы духу твоего здесь не было.

— Ты не выгонишь меня, детка. Если кто-то и вылетит отсюда, то это будешь ты! Хлопот не оберешься с репутацией клиники, если выставишь меня.

— Не надейся. Пока отец был жив, все шло, как положено. Сильно подозреваю, что под твоим руководством дело постепенно разрушается. Не хочу наблюдать за этим. Это совсем не та клиника, которой можно гордиться. — Арден заставила себя выпрямиться. — Ты использовал меня, чтобы получить практику. А теперь довольствуйся тем, что тебе дадут. Я рожу этого ребенка, потому что полученные деньги позволят мне и Джоуи навсегда избавиться от тебя. Вы в последний раз используете меня, доктор Рональд Лоури.

Муж выполнил все ее требования. Он никогда не признавался, но Арден была уверена, что кредиторы давили на него. У отчаявшегося человека не было другого выбора, кроме как принять все условия. Когда она после родов покидала больницу, то чувствовала себя грязной, использованной и опустошенной, но свободной, и не жалела о своем решении. Деньги за девятимесячную работу позволят лучше заботиться о Джоуи.

Но теперь почти два года спустя ее охватывали двойственные чувства по поводу согласия выносить ребенка от незнакомца. Для Макаслинов сбылось их заветное желание, когда она родила им мальчика. Сын обогатил их жизни и дал Дрю тот якорь, за который можно уцепиться, смысл существования, когда разваливается весь мир. Не должно ли это освободить Арден от ощущения вины? Почему она продолжает осуждать себя? В любом случае уже слишком поздно изменять историю.

Она не шевелилась, размышляя об обстоятельствах, которые привели ее на этот прекрасный остров. Потом встала и потянулась, разминая мышцы, затекшие от долгого пребывания в неподвижном положении. Арден провела спокойный вечер в своей комнате, что-то записывая, но главным образом прикидывая, когда рассказать Дрю Макаслину, кто она такая, и как упросить его позволить ей увидеть сына.

— Привет. — Дрю трусцой подбежал к краю террасы и поднял глаза на женщину, как всегда сидевшую за ближайшим к ограждению столиком. — Вы выглядите прохладной, как огурчик.

— А вы горячим, как преисподняя.

Он удивленно рассмеялся.

— Именно так я себя и чувствую. Гарри гоняет меня за мои же деньги.

— Я бы сказала, что он отрабатывает свою плату.

Арден наблюдала за напряженным состязанием в последних двух сетах и за игрой Дрю и гадала, каков он был на пике форме, до того как горе и неумеренные возлияния едва не уничтожили его мастерство.

Он выглядит довольным, заметила она.

— Да, ну, в общем, мне удалось несколько хороших ударов, — скромно признал Дрю. — Зарабатываю к обеду хороший аппетит.

— Не волнуйтесь на мой счет. Я наслаждаюсь зрелищем.

Он поклонился в пояс и понесся назад на корт, призывая измученного Гарри закончить перерыв. Дрю без промедления приступил к следующему сету. Гарри подавал, однако пушечный удар вернулся с удвоенной силой. Какое-то время противоборство шло на равных, пока Дрю не выиграл два очка подряд и не завершил соревнование.

Игнорируя аплодисменты фанаток, снова облепивших забор, как яркие бабочки, он насмешливо отпрянул от ограждения и поискал глазами Арден.

— Вроде бы матадор должен бросить леди ухо быка или хвост, или еще что-нибудь, чтобы посвятить ей победу?