Эта книга является художественным произведением. Имена, характеры, места действия вымышлены или творчески переосмыслены. Все аналогии с действительными персонажами или событиями случайны.

Он блуждал в ночи. Одинокий. Встревоженный. Настороженный и напряженный. Одетый в черное, он был тенью среди теней, шепотом среди шепота и бормотания в темноте.

Он всегда с презрением относился к охотникам за беспомощными и уязвимыми. Неведомый, невидимый, нежеланный, он выслеживал их в туманных джунглях, называвшихся городом. Он беспрепятственно двигался в темном пространстве, по тупиковым переулкам и узким улицам. Как дым, он парил над крышами домов и проникал во влажные подвалы.

Когда в нем нуждались, он двигался неудержимо, как гроза, воплощая собой шум и ярость. Потом была только вспышка, оптическое эхо, которое, пронзив небо, зажигает листья.

Его называли Немезидом, и он был повсюду.

Он шел в ночи, обходя стороной смех, веселый шум приветствий. Его больше притягивали причитания и слезы одиноких, полные отчаяния мольбы жертв. Ночь за ночью он одевался в черное, натягивал на лицо маску и бродил по безлюдным темным улицам. Не ради закона. Слишком легко манипулируют законом те, кто к нему пренебрежительно относится. Слишком часто законами прикрываются те, кто призван их соблюдать. Он знал это, о да, он знал. И не мог забыть.

Он выходил в свой ночной дозор ради справедливости. Со справедливостью возможны возмездие и спокойствие.

Двигаясь незаметно, как тень, он рассматривал простирающийся перед ним город.

Дебора О’Рурк шагала в очень быстром темпе. Она всегда торопилась успеть за своими амбициями. Ее аккуратные модные туфельки быстро щелкали по разбитым тротуарам Ист-Энда Урбаны. Не страх торопил ее к своей машине, хотя Ист-Энд был опасным местом, особенно ночью, для одинокой привлекательной женщины. Она раскраснелась от успеха. В качестве окружного прокурора она только что провела допрос свидетеля одного из заурядных убийств, ставших чумой Урбаны.

Она думала только о том, что необходимо вернуться в офис и написать отчет, чтобы колесо юстиции завертелось. Она верила в справедливость, терпеливую, настойчивую и систематичную. А если повезет, она выступит в качестве обвинителя.

На улице, где стояло ветхое здание, в котором она в течение часа упорно выуживала информацию у двух юношей, было темно. Только два фонаря освещали потрескавшийся тротуар. От луны исходил лишь прерывистый свет. Она знала, что фигуры в узких дверях – это или алкоголики, или наркодилеры, или проститутки. Неоднократно она напоминала себе, что могла бы тоже оказаться в одном из этих печальных, уродливых зданий, если бы старшая сестра не сделала все возможное, чтобы у нее были хороший дом, хорошее образование и достойная жизнь.

Каждый раз, доводя дело до суда, Дебора чувствовала, что возвращает часть этого долга.

От одной из дверей что-то ей крикнули, безразличное и непристойное. За этим последовал резкий женский гогот. Дебора жила в Урбане всего восемнадцать месяцев, но она уже знала, что надо не останавливаться, а делать вид, будто ничего не слышала.

Длинными целеустремленными шагами она завернула за угол, где стояла ее машина. Кто-то схватил ее сзади:

– Ух, крошка, до чего ж ты аппетитная!

От мужчины на шесть дюймов выше ее и гибкого, как пружина, исходил какой-то неприятный запах. Но не спиртного. Ей понадобились доли секунды, чтобы прочесть в его ледяных глазах, что он накачался не виски, а какими-то препаратами, придающими ему не вялость, а возбуждение. Схватив обеими руками свой кожаный портфель, она с силой всадила его в живот обидчика. Он застонал, и руки его ослабли. Дебора вырвалась и убежала, отчаянно ища ключи.

Только она нащупала в кармане звенящий металл, как мужчина снова схватил ее, впившись пальцами в ворот ее пиджака. Она услышала, как разорвалось белье, и повернулась, приготовившись к борьбе, как вдруг увидела сверкание лезвия пружинного ножа, которое он поднес к нежной коже ее подбородка.

Дебора остановилась как вкопанная, затаив дыхание. В его глазах она увидела злобный блеск и поняла, что он не услышит ни мольбы, ни голоса логики. И все же она попыталась тихо и спокойно заговорить с ним:

– У меня только двадцать пять долларов.

Тыча острием в ее кожу, он очень близко наклонился к ее лицу.

– Ух ты, крошка, у тебя есть больше чем двадцать пять долларов!

Он обвил ее волосы вокруг ее шеи и резко рванул. Когда она закричала, он потащил ее в темный переулок.

– Давай, давай, кричи! – Он хихикнул ей на ухо. – Я люблю, когда кричат! Давай же! – Он слегка провел лезвием по ее горлу. – Кричи!

Дебора закричала, и ее крик эхом прокатился по всей улице. Люди, скучавшие в дверях домов, громко подбадривали напавшего. Свет в окнах погас: местные обитатели выключили лампы, делая вид, будто ничего не слышат.

Когда он прижал ее к влажной стене, она похолодела от ужаса. Ее голова, всегда ясная и светлая, перестала работать.

– Пожалуйста, не делайте этого, – прошептала она, хотя уже ни на что не надеялась.

Он усмехнулся:

– Тебе понравится. – Он кончиком лезвия срезал пуговицу с ее блузки. – Тебе очень понравится.

Как любая сильная эмоция, страх обострил ее чувства. Она ощущала, как по ее щекам текут горячие слезы, чувствовала его несвежее дыхание и запах пережаренной еды, заполнявший переулок. В его глазах она видела себя, бледную и беспомощную.

Она подумала, что вскоре станет еще одной единицей статистики. Еще одной жертвой, число которых неуклонно росло.

Медленно, затем все с нарастающей силой гнев начал прожигать ледяной щит страха. Она не будет раболепствовать и хныкать! Она не сдастся без борьбы! Именно в этот момент она почувствовала жесткое прикосновение ключей, которые по-прежнему крепко сжимала в кулаке. Сосредоточившись, она большим пальцем протиснула острия ключей между неподвижными пальцами и сделала глубокий вздох, пытаясь вдохнуть в руку всю свою силу.

Только она ее подняла, нападающий, казалось, взлетел в воздух, а потом, быстро взмахнув руками, полетел на металлические баки для мусора.

Дебора приказала своим ногам бежать. Судя по тому как стучало ее сердце, она была уверена, что в мгновение ока окажется в машине, окна будут закрыты и мотор работать. Но вдруг увидела его.

Он был весь в черном, длинная тонкая тень среди теней. Он стоял над вооруженным наркоманом, расставив ноги. Было видно, как напряжено его тело.

– Назад! – приказал он, когда она машинально шагнула вперед. Голос его походил не то на рычание, не то на шепот.

– Я думаю...

– А вы не думайте, – огрызнулся он, даже не потрудившись взглянуть на нее.

Дебора рассвирепела от его тона, но в это время наркоман вскочил и описал ножом смертоносную дугу. Перед ослепленными глазами потрясенной Деборы все проплыло в доли секунды: движение, крик боли, удар ножа об асфальт.

Она с трудом перевела дыхание. Человек в черном оставался там же, где и раньше. Наркоман стоял перед ним на коленях и стонал, держась за живот.

– Это было... – Дебора подыскивала в своем взбудораженном мозгу правильное слово. – Впечатляюще... Я... я полагаю, нужно вызвать полицию.

По-прежнему игнорируя Дебору, ее спаситель вынул из кармана скотч и замотал им ноги и руки стонущего наркомана. Потом поднял с земли его нож и нажал кнопку. Лезвие с шепчущим звуком исчезло. Только после этого он повернулся к ней и заметил, что слезы на ее щеках уже высыхают. И хотя в ее голосе еще проскальзывали визгливые нотки, она, похоже, не собиралась ни падать в обморок, ни устраивать истерик. Ее спокойствие восхитило его.

Он бесстрастно заметил, что она необыкновенно красива. Бледная кожа цвета слоновой кости и растрепанное облако иссиня-черных волос. Черты лица мягкие, тонкие, почти хрупкие. Пока не посмотришь ей в глаза. В них читались твердость и решительность, несмотря на то что ее тонкое тело все еще дрожало.