– Когда? – Кука уставился на него с таким видом, будто Приск, а не Тиресий слыл в их контубернии прорицателем. Впрочем, в логических способностях Приска никто из его друзей не сомневался. Недаром именно ему, а не Куке, было обещано Адрианом звание центуриона.

– Не знаю. Но полагаю, что скоро. Местные общины нас не любят. Здешние геты поднимутся в любом подходящем месте, где есть что грабить, и не стоят наши когорты.

– В Нижней Мезии сейчас практически нигде нет войск, – напомнил Тиресий. – Боевые когорты Пятого Македонского остались в Виминации, а Первый Италийский охраняет склады в Понтусе и Ледерате да крепость в Дробете на том берегу. В провинции повсюду только ветераны да сосунки.

– Ниже по течению тоже видели лазутчиков, – напомнил Кука.

Малыш вернулся, плеснул в глиняную кружку горячей воды из стоящего в углях кувшина, добавил вина, взял кусок хлеба.

– Решил подкормить бунтаря? – спросил Кука.

Малыш ничего не ответил и вышел.

Приск взял в левую руку свинцовый шар – из тех, что легионеры носили внутри щитового умбона[22], и принялся сгибать и разгибать руку. Иногда морщился, но все равно продолжал упражнения. Вернуться бы в лагерь – там ему каждый вечер покалеченную руку разминал массажист. А тут, в бурге, один-единственный капсарий, да и тот по совместительству писец. Правда, изувеченные мышцы ему иногда массировал Кука, бывший банщик, и знающий в массаже толк не меньше, чем легионные лекари, но место к лечебным процедурам явно не располагало.

– А ведь Малыш прав, – вдруг сказал Приск. – Ларс Порсена отпустил Муция Сцеволу.

– Ты спятил, Гай? – Кука внимательно посмотрел на товарища, пытаясь определить, не шутит ли тот.

Приск отложил свинцовый шар, несколько раз сжал и разжал кулаки, потом посмотрел на свои ладони.

– У нас есть в бурге ауксилларии из местных?

Кука выглянул на кухню, потом отрицательно покачал головой:

– Не видно. Ты же знаешь, как обычно поступают на лимесе: местных выпихивают служить куда-нибудь в Сирию, а к нам шлют галлов и варваров с востока. Ауксилларии в здешнем бурге в основном все галлы.

– Ну, кто-нибудь, похожий внешне на фракийца? Или хотя бы кто говорит чисто на местном наречии? – продолжал допытываться Приск.

– Хочешь устроить фальшивый побег? – догадался Тиресий.

– Именно. Наш парень освободит ночью пленника и даже вернет ему золото. – Приск хлопнул по мешку, и браслеты зазвенели.

– Ты спятил? – такое предложение даже Молчуна заставило заговорить.

Остальные дружно подхватили:

– Ты спятил!

– Не всё золото, – Приск усмехнулся. Когда он начинал что-то объяснять, в его голосе то и дело проскальзывали менторские нотки. Будь Фортуна к нему более снисходительна, Гай Приск начал бы службу префектом, а то и военным трибуном, а не простым легионером, как теперь. С другой стороны, по милости Домициана он едва не лишился головы, так что для себя он так еще и не вынес суждения: ненавидит ли его Судьба или тайком все же помогает. – Больше половины браслетов мы оставим себе. А штук двадцать с мешком наш человек передаст беглецу – якобы всё, что удалось незаметно унести.

– Что дальше? – Кука еще не понимал, куда клонит Приск, но все привыкли, что именно Приск придумывает что-то интересное. – Допустим, парень удерет, и где прикажешь его ловить? «Эй! Дак! Покажись! Это мы, твои друзья, бесстрашный Сцевола!» – Кука очень ловко передал интонации Приска.

– Тиресий, ты у нас предсказатель, скажи, будет ночью и утром снег? – спросил Приск, будто и не слышал насмешек Куки.

– Не требуй от меня невозможного, – огрызнулся тот.

– Пока что небо ясное и холодает, – отозвался Молчун. – Вряд ли в ближайшее время потеплеет.

– Ладно, неважно… Дарим парню лошадь, но сначала подковываем ее одной приметной подковой[23]. Да так, чтобы подкова эта ненароком не отвалилась. Затем вычислим по следам, куда наш общий друг подался.

– И что потом? – Тиресию этот план явно был не по душе. – Ну, приедет он в какую-то деревеньку. И что?

– А в деревеньке бабы да девки, и дети, нашему парню наверняка родня. Есть за что ухватиться, чтобы любому смельчаку развязать язык, – поддержал товарища Кука.

– У тебя одно на уме, – сказал вернувшийся наконец Малыш. – Лишь бы за сиськи подержаться.

– Ты победил, образец добродетели и милосердия! – Тиресий шутовски склонил голову. – Наш Приск в роли царя Порсены.

– Что? – Малыш недоуменно заморгал.

– Мы устраиваем даку побег, – пояснил Тиресий.

– Послушайте, а зачем нам чужой фракиец, хотя бы и настоящий? Ему же еще надо втолковывать наш план и все такое… – оживился Кука. – Лишний свидетель и лишний язык. И претендент лишний на золото тоже, кстати. Пусть вон Малыш устроит парню побег. Опять же при его силище это безопасно – безоружный дак не сможет с ним ничего поделать.

– Нет, – замотал головой Малыш и попятился в облюбованный угол. – Я не буду.

– Будешь.

– Я врать не умею. – Малыш рассерженно засопел, отчего сделался похож на медведя. За последний год он еще вырос и был теперь ростом почти что в добрые семь футов[24], а в плечах так широк, что в мастерской для него специально переделали лорику[25].

– Ты не ври. Говори искренне, что тебе жаль парня и ты хочешь ему помочь, – подсказал Кука.

– Не поверит, – засомневался Молчун.

– Поверит. Только не рассказывай, как тебя самого даки пытали, – настаивал Кука.

– Поверит, что ему помогают удрать. Не поверит, если вернем золото. Хотя бы часть, – скептически заметил Тиресий.

Да, в то, что римский легионер решил отдать кому-то добытое золото, в самом деле верилось с трудом.

– А ты вот что сделай, Малыш, – Кука с восторгом развивал предложение Приска. У них всегда отлично получалось работать вместе: Приск бросит какую-нибудь мысль, а Кука продумает детали и воплотит. – Шепни даку, что ты давний лазутчик Децебала. Одного, мол, в легионе раскрыли, вот ты и затаился.

– Намекаешь на знаменосца Мурену? – Приск поморщился, та история чуть не стоила ему жизни.

– На него, мерзавца, чтоб лежать ему вечность в стигийских болотах. Точно-точно. Про Мурену поведай. И про то, что он умер, ни одного имени не назвав. А еще скажи, что ты, Малыш, покойного Мурены племянник, – для надежности Кука тут же придумал товарищу родство с казненным изменником.

Малыш не отвечал, только сопел все громче.

– Дак предложит бежать вместе, – сказал неожиданно Молчун.

Все на миг задумались. Замечание показалось резонным.

Выход как обычно, нашел Приск:

– А Малыш ответит, что поехал бы с превеликой радостью, да только лошадка у него дрянная. Кобылу мы подберем подходящую – старую да тощую. Ясно, что дак на такую Малыша с собой не посадит, потому как под нашим Геркулесом она тут же рухнет.

– Ну ладно. Этот тип убежит. А что дальше? – спросил Тиресий.

– Я же сказал: мы поскачем следом, переодетые в местную одежду. У каждого на руке будет золотой браслет. А там посмотрим. Думаю, парень – посланец, и поедет он от одной общины к другой, щедро сыпля золотом и передавая устные послания Децебала. Мы – за ним по пятам… Клянусь Геркулесом, кто-нибудь проболтается непременно, назовет и место восстания, и день.

– Или нас расколют в три счета, как гнилые орехи, и прирежут, – предрек Тиресий.

– Или убьют свои, – предположил Молчун.

– За что? За наши браслеты? Что это условный знак царя Децебала, ведаем пока только мы, – напомнил Приск.

– План – говно, – подвел итог Тиресий. – Но, если в эргастуле мозги у дака совсем смерзнутся, глядишь, и сработает.

– Ну, что, удалось?

Вопрос задали все хором, когда в предутренних сумерках Малыш вернулся в их общую комнату.