Часть 5. Знакомство с фирмой.

Итак, закончив махать руками и ногами, отжиматься от пола, бить челом, пару раз подышав диафрагмой, повисев на косяке и ощутив легкую истому и мышечную радость, отправляюсь в душ. Горячий – холодный, горячий – холодный.

Санька перевернулся на другой бок.

Слышим стук в дверь, неужели снова уборщица?

Пришли наши девочки: Надя и Лариса – инженеры хроматографисты, свежие как выспавшиеся розы, удивились, что мы еще не готовы, сказали, что сейчас, если успеем собраться до семи часов, нашу делегацию, да и вообще всех клиентов отеля будут кормить бесплатным завтраком, поскольку стоимость завтрака входит в стоимость проживания в отеле, а кто не успеет, тот поедет на работу голодным.

Такого кощунства мы допустить не могли. Санька, услышав такие новости, собрался быстрее меня. Пока я завязывал шнурки на ботинках, он успел сделать физзарядку, принять душ, погладить брюки и рубашку, просушить волосы, причесаться, побрызгаться одеколоном, выкурить сигарету и закрыть дверь номера на ключ.

Завтрак состоял из: булочек, кофе с молоком, кусочка сыра, дольки мармелада, ложки меда, ложки сливочного масла, пары шоколадных конфет.

За столиками сидела разношерстная публика отеля: итальянцы, японцы, немцы, шведы и еще какие-то командировочные и туристы. Не было только американцев, которые, вероятно, жили в более дорогих отелях. Наш трехзвездочный (ну, итальяшки, погодите…) у них не котировался.

Пропускаем…

Наконец-то мы на фирме.

В первый день, нас довезли с шиком, на десятиместном «Опеле». В последующие дни мы добирались самостоятельно автобусом, который возит рабочих.

День знакомства начался со знакомства. Вернее, с оформления пропусков. На удивление, все произошло за пять минут. Мы только расписались и нам сразу выдали двухнедельные пропуска. Можно заходить.

Ренато куда-то исчез. Зато вместо него к нам прикрепили Иру – русскую девушку, которая в свое время вышла замуж за итальянца, одного из владельцев фирмы «Карло-Эрба», где мы и находились в данный момент.

Ира бегло говорила по итальянски (жила в Италии она уже больше десяти лет), хорошо знала фирму, запросто ориентировалась в производстве, знала все цеха, бюро, лаборатории. Она провела нас по всем зданиям, познакомила с производством, с образцами продукции. Нас интересовало в основном все, что связано с хроматографами, какие закупил наш завод. Мы проследили весь процесс: от разработки и проектирования, до изготовления, наладки и упаковки.

Во время экскурсии по заводу, нам по пути иногда попадались кофейные автоматы, которые мы не забывали опустошать, за Ирин счет, конечно.

Часть 6. Эннио.

В какой-то момент, я не заметил точно, за нами увязался какой-то мужик – итальянец, с накачанной фигурой, в простецкой одежде, с добродушной улыбкой и умными глазами.

Ира иногда обращалась к нему, когда затруднялась объяснить нам некоторые подробности и тонкости производства, а также ответы на технические вопросы, которые мы задавали в пылу своей профессиональности. Ведь мы приехали не только поглазеть, но и научиться кое-чему.

Этот итальянец, казалось, знал здесь все.

Например, когда мы были в конструкторском бюро и я, как приборист, в свое время занимавшийся автоматическим проектированием печатных плат, задал вопрос - как же разрабатываются такие платы у них? Он, не долго думая, сел за компьютер, вывел на экран какую-то электронную схему, запустил программу и через пару минут получил распечатку готовой печатной платы этого электронного узла.

Или, когда наши девочки – химики, спросили - как же происходит деление по углеводородному составу компонентов бензина на капиллярной колонке? Он, взял микрошприц, сам ввел компонентную смесь в хроматограф и с интегратора снял готовую хроматограмму со всеми расчетами.

Звали его Эннио. В дальнейшем он и стал нашим преподавателем (только для прибористов) на оставшиеся две недели. Едва зная русский язык, он умудрялся, объяснить нам не только устройство хроматографа, но и рассказать последние новости футбольного матча, проходившие в тот момент в Милане, сводку погоды и результаты дебатов в итальянском парламенте. С восторгом описывал, как итальянцы воспринимают перестройку в Советском Союзе.

Однажды, когда мы с ним ехали в метро, он в подземке указал нам на огромные портреты Сталина и Горбачева. Правда, рядом я увидел не менее величественные портреты Владимира Высоцкого.

Жил Эннио в Родано – пригороде Милана. У него большой, двухэтажный особняк, гараж, машина «Рено» с автоматической коробкой передач. Вокруг дома травяной газон, несколько декоративных деревьев, в тени которых приятно отдохнуть. Мы, как-то заехали к нему, он угостил нас виноградным вином, своего изготовления. Его жена показалась нам намного старше его. Во время нашей беседы она нянчила двухгодовалого малыша, была приветливой, веселой и разговорчивой. Когда я поблагодарил ее за виноград, поданный к столу, на итальянском языке: «Грациэ, синьерэ…», восторгу ее не было предела.

Оказалось, что Эннио хорошо знал английский язык, учил русский, по утрам бегал кроссы для поддержания здоровья.

Работал он на фирме в качестве инженера-наладчика. Производил наладку и сервисное обслуживание приборов, закупленных потребителями. Поскольку приборы расходились по всему свету, то он исколесил весь Земной шар, бывая в командировках по долгу своей работы. Вот откуда его энциклопедические знания и доскональное владение техникой.

Как-то к нам на занятия нагрянули инженера из Швейцарии – два разбитных парня, явно избалованных цивилизацией. Эннио два часа читал для них лекцию по схемам хроматографа на английском языке. Нам оставалось только сидеть и хлопать ушами. Мы ни слова не понимали, и о чем идет речь, только догадывались, следя за указкой, судя по тому, на какой участок схемы показыал Эннио.

Часть 7. Мануэла.

У Эннио есть дочка, зовут ее Мануэла.

В то время, когда мы были в Италии, ей было лет двадцать. Я тогда чуть не влюбился в нее. Она училась в институте иностранных языков. Одним из обязательных у нее был – русский. Эннио, пользуясь случаем, частенько брал ее с собой, дабы она могла потренироваться в русском языке в беседах с нами.

Она сразу приглянулась мне, да и я ей тоже, как мне казалось, потому, что быстро нашли с ней общие темы для бесед, тонули друг у друга в глазах, когда темы для разговоров уже не имеют значения.

На каком языке мы разговаривали, так же не имело значения.

Русский язык она только начинала учить и знала его, откровенно говоря, – слабо. Зато хорошо говорила на немецком. Я наоборот – слабо знал немецкий. Итальянского не знал ни капли. Когда мы с ней болтали, а это делали всегда, как только виделись, то использовали два языка сразу: русский и немецкий. О чем мы говорили – убей, не помню. Но весело и интересно было это точно.

Санька Шевченко, как-то даже высказал свое восхищение:

- Ну, Сивухин, ты и даешь!

Я, действительно, человек неразговорчивый, но тогда, видимо, находясь под очарованием красивой девушки, которая, к тому же капельку внимания обратила на русского болвана, во мне раскрылись скрытые возможности. Я все больше и больше поддавался ее влиянию и притяжению, пока Эннио не заметил это.

Он не сказал ни слова, мы продолжали занятия как обычно, но Мануэлу он больше с собой не брал.

Только в последний день нашего пребывания, он привез ее попрощаться. В этот день мы и попали к нему домой.

По дороге в Родано, я сидел в машине на заднем сиденье рядом с Мануэлой. Слов не было. Мы оба чувствовали разлуку. Лишь изредка, как бы невзначай, касались друг друга. Горечь о потерянном чувстве, еще не вошла в наше сознание. Но было очевидно, что мы оба очень много потеряли и так мало были вместе.