Работа с трудными и злоупотребляющими подростками заполняла жизнь Якоба уже почти десятилетие, но теперь она не приносила ему того удовлетворения, как раньше. В свое время он принимал активное участие в налаживании деятельности на хуторе для перевоспитания подростков, но работа больше не заполняла пустоту, с которой он жил всю жизнь. Ему чего-то не хватало, и погоня за этим неизвестным «чем-то» его пугала. Он долгое время думал, что крепко стоит на земле, а сейчас ощущал тревожное покачивание под ногами и страшился пропасти, которая могла разверзнуться и поглотить его целиком, и телом, и душой. Как много раз он, твердый в своем убеждении, с умным видом подчеркивал, что сомнение – первейшее орудие дьявола, не зная, что однажды сам окажется в подобном состоянии.

Он встал и прошел за спину мальчика. Глядя в выходящее на озеро окно, он видел лишь собственное отражение в стекле. «Сильный, здоровый мужчина», – иронично размышлял он. Черные волосы коротко подстрижены – Марита, стригущая его дома, справляется со своей задачей отлично. Изящно вылепленное лицо с тонкими чертами, но без оттенка женственности. Не худой и не особенно полный; его телосложение можно определить как нормальное. Но главным достоинством Якоба были глаза – ярко-голубые, с уникальной способностью казаться одновременно ласковыми и пронизывающими. Эти глаза помогли ему наставить многих на путь истинный. Он знал это и пользовался этим.

Но не сегодня. Собственные демоны мешали ему сосредоточиться на чьих-то других проблемах, и воспринимать слова мальчика было легче, не глядя на него. Оторвав взгляд от собственного отражения, он посмотрел на озеро и простиравшийся на десятки километров лес. Стояла такая жара, что Якоб мог видеть, как воздух вибрирует над водой. Большой хутор они купили дешево, поскольку им долгие годы не занимались и он пребывал в сильном запустении, и в результате многих часов напряженной совместной работы они привели его в нынешнее состояние. Никакой роскоши, но свежо, чисто и уютно. Представитель муниципалитета всегда восхищался домом и красивыми окрестностями и разглагольствовал о положительном влиянии, которое это должно иметь на бедных не приспособленных к жизни мальчиков и девочек. С получением ассигнований проблем у них пока не возникало, и в течение десяти лет своего существования деятельность протекала успешно. Значит, проблема присутствует только у него в голове, в душе?

Возможно, к выбору неправильного направления на решающем перепутье его подтолкнуло напряжение в повседневной жизни. Он взял сестру к себе в дом без малейших колебаний. Кто, если не Якоб, смог бы успокоить ее душу и укротить ее бунтарский характер? Но она оказалась для него непосильным соперником в психологической борьбе, и в то время как ее «я» с каждым днем набирало силу, он чувствовал, что постоянное раздражение подрывало весь его фундамент. Иногда он, сжимая кулаки, думал, что она глупая, бездарная девчонка, заслуживающая, чтобы семья сбыла ее с рук. Однако это противоречило христианскому мышлению, и следствием каждой такой мысли всегда становились часы самоанализа и усердное изучение Библии в надежде обрести силу.

Внешне он по-прежнему являл собой скалу надежности и оптимизма. Якоб знал, что люди в его окружении нуждаются в нем как человеке, на которого они всегда могут опереться, и пока был не готов пожертвовать этим своим образом. С тех самых пор как он победил сильно мучившую его одно время болезнь, он боролся за то, чтобы не потерять контроль над существованием. Однако усилия по поддержанию внешней невозмутимости истощали его последние ресурсы, и пропасть приближалась семимильными шагами. Он вновь задумался над иронией в том, что круг после стольких лет замкнулся. Полученное известие заставило его на секунду сделать невозможное. Усомниться. Сомнение продолжалось всего мгновение, но оно образовало малюсенькую трещину в плотной основе, придававшей его жизни цельность, и эта трещинка все больше увеличивалась.

Якоб отогнал эти мысли и заставил себя сосредоточиться на стоящем перед ним парне и его жалком существовании. Вопросы, которые он задавал, появлялись автоматически, равно как и сочувственная улыбка, всегда имевшаяся у него в запасе для новой паршивой овцы стада.

Еще один день. Еще один сломленный человек, нуждающийся в излечении. Конца этому не видно. Но даже Богу на седьмой день нужно было отдохнуть.

Забрав с острова теперь уже ярко-розовое семейство, Эрика с нетерпением ждала прихода Патрика. Она также высматривала признаки того, что Конни с семьей начинают собирать свои пожитки, но было уже половина шестого, а они не предпринимали никаких попыток тронуться в путь. Эрика решила немного подождать, пока не найдет какой-нибудь деликатный способ спросить, не следует ли им скоро ехать, но от детского крика у нее начиналась сильная головная боль, поэтому особенно оттягивать было нельзя. Она с облегчением услышала, как по лестнице поднимается Патрик, и побрела его встречать.

– Привет, дорогой. – Ей пришлось встать на цыпочки, чтобы его поцеловать.

– Привет. Они еще не уехали? – Патрик говорил тихо, заглядывая в гостиную.

– Нет, и они, похоже, не предпринимают никаких конкретных действий в этом направлении. Что нам, черт возьми, делать? – Эрика отвечала столь же тихо и закатила глаза, показывая свое недовольство ситуацией.

– Они же не могут, не спросив, просто остаться еще на день? Или могут? – с озабоченным видом произнес Патрик.

Эрика фыркнула.

– Если бы ты знал, сколько у моих родителей бывало летом гостей, которые собирались остановиться только на денек, а потом оставались на неделю, ожидая, что их будут обслуживать и бесплатно кормить. Люди ненормальные. А родственники всегда хуже всех.

У Патрика сделался испуганный вид.

– Нельзя же, чтобы они остались на неделю? Нам надо что-то предпринять. Ты не можешь сказать им, что они должны уехать?

– Я? Почему говорить им это должна я?

– Вообще-то они твои родственники.

Эрике пришлось признать, что это – аргумент. Значит, оставалось проглотить горькую пилюлю. Она пошла в гостиную, чтобы узнать о планах гостей, но так и не успела.

– Что мы будем есть? – Четыре пары глаз повернулись к ней с надеждой.

– О… – Эрика сбилась от чистой растерянности перед наглостью. Она быстро перебрала в голове все, что есть в морозилке. – Спагетти с мясным фаршем. Через час.

Когда она вышла на кухню к Патрику, ей хотелось дать самой себе пинка.

– Что они сказали? Когда они уедут?

– Не знаю. Но через час будут есть спагетти с фаршем, – проговорила Эрика, не глядя Патрику в глаза.

– Ты ничего не сказала? – Теперь настала очередь Патрика закатывать глаза.

– Это не так просто. Попробуй сам, тогда увидишь, – прошипела в ответ Эрика и принялась с бряцанием доставать кастрюли и сотейники. – Придется сжать зубы еще на вечер. Завтра я им скажу. Начинай лучше крошить лук, я не в силах одна приготовить ужин на шесть человек.

Некоторое время они работали в давящей тишине, но потом Эрика не смогла дольше сдерживаться.

– Я сегодня была в библиотеке и нашла кое-какой материал, который может тебе пригодиться. Он лежит там. – Она кивнула в сторону кухонного стола. Там аккуратной кучкой лежала основательная пачка откопированных листов.

– Я же сказал, чтобы ты не…

– Да-да, знаю. Но дело сделано, и это было очень приятно в качестве разнообразия, гораздо лучше, чем сидеть дома и пялиться в стены. Так что не нуди.

Патрик, к этому времени уже усвоивший, когда бывает лучше промолчать, уселся за стол, и начал просматривать материал. Там оказались газетные статьи о двух исчезнувших девушках, и он читал с большим интересом.

– Черт, как здорово! Знаешь, я возьму это завтра с собой на работу и почитаю подробнее, но смотрится потрясающе.

Он подошел к плите, встал позади Эрики и положил руки на ее выступающий живот.

– Я вовсе не хочу занудствовать. Я просто волнуюсь за тебя и малыша.