Литмир - Электронная Библиотека
* * *

Они жили на Тальгатан, на полпути между центром Фьельбаки и кемпингом в Сэльвике. Дома здесь стояли высоко. Покрытые газонами склоны круто спускались в сторону моря. Но входная дверь дома тети и дяди Алекс располагалась на тыльной стене. Некоторое время Эрика медлила, не решаясь нажать кнопку звонка. Сигнал отозвался гулким эхом и умер. Она долго ждала и повернулась было идти обратно, когда дверь наконец медленно открылась.

– Да?

– Это Эрика Фальк. Я только…

Фраза повисла в воздухе. Эрика почувствовала себя глупо, ей не к чему было представляться. Одно время тетя Улла Персон была одной из первых активисток в местной церковной общине, поэтому время от времени захаживала к матери Эрики на чашку кофе.

Хозяйка отступила в сторону, впуская гостью в прихожую. В доме не горело ни одной лампы. Конечно, до вечера было далеко, но послеполуденные сумерки уже сгущались, удлиняя тени. В комнате напротив прихожей кто-то всхлипывал.

Эрика сняла пальто и обувь. Ей казалось, что она двигается осторожно и абсолютно бесшумно, поскольку обстановка в доме просто не допускала ничего другого. Улла скрылась на кухне, предоставив гостье пройти в комнаты. Всхлипывания стихли, лишь только Эрика переступила порог гостиной.

В креслах перед огромным панорамным окном сидели, крепко держась за руки, Биргит и Карл-Эрик Карлгрен. На лицах обоих блестели слезы, и Эрика почувствовала себя неловко, словно вторглась в чье-то личное пространство. Но отступать было поздно.

Эрика заняла кресло напротив и сложила руки на коленях. Карлгрены заговорили не сразу.

– Как она выглядела?

Голос Биргит звучал непривычно робко, почти по-детски. Эрика растерялась и не нашлась что ответить.

– Одиноко. – Это вырвалось у нее само собой, о чем Эрика тут же пожалела.

– Я имела в виду… – Давящая тишина поглотила конец фразы.

– Она не лишала себя жизни, – сказала Биргит, на этот раз твердо и как будто с вызовом.

Карл-Эрик еще крепче сжал руку жены и согласно кивнул. Должно быть, на лице Эрики появилось скептическое выражение, потому что Биргит повторила еще раз:

– Она не лишала себя жизни. Никто не знал ее лучше меня, и я говорю, что она никогда не сделала бы этого. У нее не хватило бы мужества на такой поступок. Ты тоже должна это понимать, ты ведь с ней дружила.

Последнюю фразу Биргит бросила Эрике в лицо, проговаривая по слогам. При этом она то разжимала, то снова сжимала руки и смотрела Эрике в глаза, пока та, не выдержав, не отвела взгляд. Видеть горе матери Алекс было невыносимо, и Эрика наконец огляделась.

Комната показалась ей уютной, несмотря на аляповатое, на ее вкус, убранство. Гардины с подвесками и мощными воланами гармонировали с диванными подушками, сшитыми из такой же ткани с крупным цветочным узором. И повсюду стояли безделушки: резные деревянные чаши с вышитыми крестом декоративными ленточками и фарфоровые собаки с вечно влажным взглядом. Единственным, что спасало интерьер, было панорамное окно – точнее, открывавшийся за ним действительно чудесный вид. Эрике хотелось смотреть только туда, но вместо этого она снова повернулась к Карлгренам.

– Я не знаю, Биргит, – ответила она. – С тех пор прошло двадцать пять лет. Я ничего не могу сказать о том, какой она была. И потом, иногда люди оказываются совсем не тем, что мы о них думаем.

Эрика слышала, как неубедительно это прозвучало. Голос отозвался гулким эхом в тишине комнаты. И тут заговорил Карл-Эрик. Он стряхнул с себя руку Биргит и наклонился к Эрике, словно для того, чтобы удостовериться, что она не пропустит из сказанного им ни слова.

– Понимаю, как это сейчас прозвучит, но если б Алекс вздумала лишить себя жизни, она никогда – повторяю, никогда – не сделала бы этого таким способом. Ты ведь помнишь, как она боялась крови. Впадала в истерику от малейшей царапины, так что нужно было срочно лепить пластырь. Алекс могла потерять сознание от одного вида крови. Уверен, она выбрала бы что-нибудь другое – скажем, снотворное. Ни при каких обстоятельствах Алекс не стала бы резать себя бритвой, сначала одну, потом другую руку… Собственно, об этом только что сказала моя жена. Алекс была хрупкой, ранимой. Чтобы лишить себя жизни, нужно мужество, которого она никогда не имела.

Карл-Эрик почти кричал. Это был голос его отчаяния; тем не менее Эрика смутилась. Вспоминая события вчерашнего дня и то, как вошла в ванную, она снова и снова переживала это странное чувство. Тень, чье-то невидимое присутствие – выразиться точнее Эрика, пожалуй, не смогла бы. Кто-то толкнул Александру Вийкнер на самоубийство. При этом Эрика отдавала себе отчет, что это настойчивые уверения супругов Карлгрен разбередили ее собственные сомнения.

Ей бросилось в глаза сходство взрослой Александры с матерью. Биргит Карлгрен была маленькой и хрупкой, с такими же, как у дочери, светлыми волосами. Правда, вместо роскошной гривы Алекс она носила стрижку «паж». Биргит хорошо смотрелась в трауре благодаря контрасту черного и светлого и как будто осознавала это, несмотря на все свое горе. Ее выдавали невольные движения – рука, поправляющая прическу или приглаживающая воротник. Эрика помнила, какой сокровищницей показался когда-то ей, восьмилетней, платяной шкаф Биргит. Не говоря уже о шкатулке с драгоценностями.

Карл-Эрик терялся рядом с женой. Не то чтобы смотрелся отталкивающе, но как-то обыденно, повседневно. У него было вытянутое лицо с правильными чертами. Ровный пробор поднимался до самого темени. Траурная одежда невыгодно оттеняла седину.

Эрика решила, что пора прощаться, и встала. Тут же поднялись и супруги Карлгрен. Биргит выжидающе посмотрела на мужа, как будто тем самым призывая его что-то сказать. Похоже, супруги о чем-то договорились накануне прихода Эрики.

– Мы хотим, чтобы ты написала об Алекс заметку для «Бохусленинген»… о ее жизни, мечтах… о ее смерти. Для нас с Биргит это очень важно.

– Но… почему вы не хотите, чтобы это сделал кто-нибудь из «Гётеборг-постен»? Я имею в виду… она ведь там жила. Да и вы сами одно время…

– Фьельбака была и навсегда останется нашим домом, – решительно возразил Карл-Эрик. – То же касается и Алекс. Можешь связаться с ее мужем Хенриком. Он в любое время к твоим услугам, мы уже с ним поговорили. Разумеется, мы компенсируем все расходы.

Тем самым Карлгрены давали понять, что аудиенция окончена. Не успев сообразить, что к чему, Эрика оказалась на лестнице с бумажкой, на которой был записан телефон и адрес Хенрика Вийкнера. Дверь за спиной захлопнулась.

С первой секунды Эрика не испытывала ни малейшего желания браться за поручение Карлгренов, но теперь вдруг усмотрела в нем вызов своему писательскому самолюбию. Это было слишком, но, как ни прогоняла Эрика крамольную мысль, та лишь настойчивее звучала в ее голове. Вот она, идея книги, которую она так долго искала. Человек, идущий навстречу своей судьбе. Что могло заставить молодую, красивую, успешную во всех отношениях женщину лишить себя жизни? Разумеется, это не только об Алекс, но это ее история будет положена в основу. До сих пор Эрика написала четыре книги, и все они были биографиями великих писательниц. Она не чувствовала в себе мужества создать собственную историю, но знала, что где-то внутри ее такая книга уже зреет и лишь ждет часа выплеснуться на бумагу. Трагедия Алекс словно освободила ее от чего-то или же придала вдохновения, которого Эрика так долго ждала… Так или иначе, то, что Эрика знала Алекс, было большим плюсом в предстоящей работе.

Возмутительные мысли, с точки зрения любого нормального человека, но писательница в Эрике ликовала.

* * *

Кисть оставляла широкий след, красный на темном фоне. Он начал работу на рассвете и только теперь, спустя много часов, отошел на шаг полюбоваться на свое творение. Неискушенный глаз не увидел бы на полотне ничего, кроме теснящихся в беспорядке красных, оранжевых и желтых линий. Но ему эти краски кричали об оставленности и унижениях. Он всегда писал одними и теми же. Презрительный взгляд прошлого – вот что видел он, поднимая глаза на эти полотна. И продолжал писать с еще большим остервенением.

4
{"b":"140277","o":1}