Промоутерским бизнесом Кинг занимался понемногу и раньше. В этом не было ничего удивительного. Профессиональный бокс в то время стоял очень близко к игорному бизнесу и в значительной мере контролировался организованной преступностью. Еще не канули в Лету те времена, когда организацией боев занимались знаменитые мафиози Фрэнки Карбо и Блинки Палермо. Американцы любят говорить, что с мафией был связан один из чемпионов 30-х годов итальянец Примо Карне-ра, но не любят вспоминать о контактах с той же организацией очень популярного Рокки Марчиано, чемпиона мира в тяжелом весе 1952—1956 годов, а это уже совсем близко ко времени Кинга.
Договорных боев тогда было больше, чем сейчас договорных матчей по футболу. Мафиози и просто информированные личности делали на открытом и подпольном тотализаторе колоссальные деньги, ставя против заведомого фаворита, который, как они твердо знали, должен был сегодня проиграть. Мог ли Дон остаться в стороне от такого замечательного дела? Впрочем, большие деньги можно было заработать и совершенно легально, просто организуя матчи, вызывавшие большой интерес публики. Можно было сочетать одно с другим, что Дон и делал.
Вложив большие деньги, Кинг быстро сосредоточил в своих руках немалую силу. Дону помогли несколько его незаменимых качеств. Во-первых, профессиональное обаяние. Он как никто умел втереться в доверие к боксеру, особенно негру, широко используя при этом расовый фактор. Во-вторых, он обещал боксеру больше, чем любой другой промоутер, и делал это так, что ему было трудно не верить. В-третьих, никакое обещание никоим образом его не сковывало. Если бы он мог безнаказанно убивать своих конкурентов, он бы с легкостью это делал. Дон принадлежит к числу людей, которых даже нельзя назвать аморальными, так как они существуют вне всякой морали, то есть действуют не вопреки морали, а независимо от нее. Так, в январе 1973 года он приехал в Кингстон на Ямайку вместе со своим подопечным, чемпионом мира в тяжелом весе Джо Фрезером. Тот проиграл Джорджу Формену, и уезжал Кинг уже с победителем. Когда Формен проиграл Мохаммеду Али, Кинг сумел втереться в доверие и к нему. То, что промоутер проигравшего чемпиона получает права на устройство матчей чемпиона нового — обычная практика, но есть определенный кодекс, который нарушать не принято, есть, наконец, правила приличия, согласно которым нельзя так открыто бросать проигравшего боксера. Для Кинга всех этих правил и норм нет.
Дон грабил всех боксеров, с которыми работал, но почему же тогда они шли к нему? Все очень просто. Как сказал один из его подопечных, Лэрри Холмс: «Я работаю с ним, потому что он больше платит». В этом нет ничего невозможного. Никто не умеет так раскрутить боксера, как Кинг. Потом, когда боксер поднимется достаточно высоко, Дон сам с собой передоговаривается и платит ему гораздо меньше, чем тот ожидал. В контракте всегда находится обтекаемая формулировочка, допускающая двойное или тройное толкование, в результате чего гонорары боксера сильно урезаются, однако и в этом случае боксер до недавнего прошлого часто получал у Кинга больше, чем у любого другого промоутера. Так что недостатка в кадрах Дон никогда не испытывал. В 80-е годы Кинг набрал колоссальную силу. Тяжелый вес стал его вотчиной. Под его знаменами тогда выступал в числе многих прочих и единственный пользовавшийся в то время авторитетом чемпион мира в тяжелом весе Лэрри Холмс.
Стоило Тайсону только появиться на горизонте, как Кинг его заприметил и стал виться вокруг него, словно муха. Его видели на всех матчах Тайсона. Более того, большую часть из них он сам и организовал или, по крайней мере, имел отношение к их организации. Когда 22 ноября 1986 года Майк победил Бер-бика и стал чемпионом мира, Дон Кинг на виду у всех поднял его на руки. Тайсон, похоже, не был этому особенно рад, но первый шаг к овладению его кошельком Кинг сделал.
После смерти Д'Амато в 1985 году мало кто сомневался, что рано или поздно Дон доберется до Тайсона, несмотря на все защитные кордоны вокруг него, которые Кас оставил после себя. Костяк первой команды Тайсона, оставшейся в наследство от Д'Амато, составляли трое: менеджеры Билл Кейтон и Джим Джекобе и тренер Кевин Руни. Сначала они неплохо держали оборону, но в 1988 году умер Джекобе, который был для Тайсона не только менеджером, но и чем-то вроде мамки, в чем Железный Майк, как ни странно, очень нуждался, так как, несмотря на всю свою физическую мощь, по психологическому складу он, скорее, не ведущий, а ведомый. Авторитет Руни не выходил за пределы тренировочного зала, а в одиночку сухой Кейтон, мало подходивший для роли не то что мамки, но даже папки, не смог сдержать атак Дона Кинга, который, почувствовав слабину в рядах противника, резко усилил напор.
Дон Кинг решил использовать старый, простой и безотказный прием, который в политкорректной Америке получал все большее распространение. Долгое время считалось, что расизм бывает только белым. Однако, по мере того как он отступал, все более и более прочные позиции стал занимать расизм черный. Эту-то карту и задумал разыграть Дон Кинг. Лейтмотив его речей был прост и понятен. Зачем тебе эти белые? От них нам никогда не будет никакого добра. Надо держаться своих. Черный черному глаз не выклюет.
Просто до безобразия. Может быть, потому и работает. Сработало и с Тайсоном. Парадокс ситуации заключался в том, что Железному Майку белые ничего плохого не сделали. Как раз наоборот — почти все хорошее, что он видел в этой жизни, исходило от белых: Каса Д'Амато, Камиль Юалд, Джекобса, Руни и многих других. До поры до времени понимал это и сам Майк. Камиль он писал трогательные поздравительные открытки, которые подписывал «твой черный сын Майк». Да и вообще, расовый вопрос его не беспокоил. Уж на что в доме Д'Амато точно не обращали никакого внимания, так это на цвет кожи. Не совсем понятно, каким же чудом Дон Кинг сумел своими примитивными речами разбудить черно-расистские настроения у человека, который никогда не страдал от расизма белого?
Но Дон Кинг если и примитивен, то примитивен до гениальности. Сам выходец из трущоб, он прекрасно понимает, что для человека, выросшего в Браунзвилле, мир лоснящихся людей и сверкающих небоскребов, расположенных в считанных километрах от его дома, есть мир белых. И этот мир он ненавидит по определению, потому что с раннего детства знает, что вход туда ему заказан. А уж если он каким-то чудом в него пробился, то начинает ненавидеть его еще больше, так как не может отделаться от ощущения, что попал сюда контрабандой, что здесь его считают чужаком и спят и видят, как бы отправить обратно. Если рядом нашелся человек, который сумеет эти настроения подогреть и, так сказать, систематизировать, то дело в шляпе — черный расист готов.
И все-таки Майк никак не мог решиться на последний шаг. Летом 1988 года он подписал несколько документов о сотрудничестве с Доном, но пока не подписал с ним промоутерское соглашение. Нужен был какой-то толчок. И он случился, только это был мощнейший пинок под зад, от которого и сам Майк, и вся его жизнь много лет летели кувырком.
В конце лета 1988 года Робин Гивенс фактически бросила Тайсона и устроила из этого представление на всю Америку, рассказывая всюду, с каким чудовищем ей довелось жить, и тонко намекая на то, как много нужно заплатить за каждый день этой тяжелой жизни. Несколько раз ее прямо уличали во лжи, но в стране победившего феминизма это не играет особой роли.
Тайсон был женат не на одной стерве, а на двух, точнее, трех сразу: Робин Гивенс и ее матери Рут. Последняя была такой стервой, что ее можно считать за двух. Мама с дочкой получили всю казну Тайсона в свое распоряжение и распорядились ею как казнокрады. Что не удалось украсть, они потом попытались получить по суду. Чтобы не выглядеть в глазах общественности совсем уж одиозными грабительницами, обе без устали поливали Тайсона грязью. Память обеих дам обнаружила одно странное свойство: с течением времени они не забывали подробности, как происходит со всеми нормальными людьми, а вспоминали все новые и новые. «Они хотят унизить меня как мужчину, — сказал тогда Тайсон, — они хотят сделать так, чтобы ни одна женщина никогда больше не захотела со мной жить». В то время Майк гораздо больше говорил, что его унизили, а не что его ограбили. Видимо, урон, нанесенный самолюбию, был сильнее урона, нанесенного кошельку.
