Потом Али перебрался в Германию, где во Франкфурте встретился с немецким боксером Карлом Милденбергером. Здесь его ждал небольшой сюрприз. Прошло много лет с тех пор, как Мохаммед в последний раз дрался с левшой. Между боем с Лондоном и встречей с Милденбергером прошел всего месяц, и нельзя сказать, чтобы все это время Али без устали тренировался, поэтому он провозился с немцем гораздо дольше, чем собирался, и нокаутировал его только в двенадцатом раунде. Однако в этом бою он показал одну свою очень сильную сторону, на что тогда многие совершенно не обратили внимания. Али приноравливался к неудобному сопернику по ходу встречи, проявляя при этом несвойственную большинству боксеров гибкость — и в физическом, и в психологическом плане. В результате ближе к концу боя он полностью освоился со всеми особенностями работы с левшой и снова стал самим собой, непобедимым и изощренным виртуозом.
Вернувшись в Штаты, в ноябре 1966 года Али встретился с Кливлендом Уильямсом, любимцем публики, которого мужчины-болельщики ценили за очень сильный удар, а женщины, болельщицы и вовсе не болельщицы, за необычайно красивую фигуру. В первом раунде Али в основном танцевал вокруг Уиль-ямса, а во втором совершил чудо, на которое ни тогда, ни позже почему-то не обратили особого внимания, хотя это куда более поразительный факт, чем «призрачный удар» в бою с Листоном.
На отходе Мохаммед нанес сначала левый джеб, а потом классическую двойку, левый джеб — правый кросс. От последнего удара Уильяме рухнул на пол. Самое удивительное, что в момент нанесения кросса Али не перешел в контратаку, а продолжал двигаться назад. По всем законам физики и анатомии удар его не мог быть слишком сильным, но прекрасный боксер Кливленд Уильяме с его отнюдь не стеклянной челюстью, тем не менее, от него упал!
Уильяме встал, но для него все уже было кончено. До конца раунда он падал еще дважды. В третьем упал снова и снова встал только для того, чтобы подставить себя под удары Али. Рефери вмешался и остановил избиение. Это был тот самый случай, когда боксера надо спасать от его собственного мужества.
Ненавистники Али, которых становилось с годами больше, скрежетали зубами. Клей, как они продолжали его называть, казался неуязвимым. Но если бы они только могли себе представить, что он им устроит в ближайшие годы, количество смертей от сердечно-сосудистых заболеваний в Америке, наверно, значительно бы возросло.
1967 год начался со скандала. Всемирная ассоциация бокса, WBA, чья власть над мировыми титулами тогда была хотя и большой, но не безграничной, ни с того ни с сего лишила Мо-хаммеда Али звания чемпиона мира и отдала его Эрни Террелу. Али не любили, но решение чиновников WBA было совершенно необъяснимым, и практически все Атлетические комиссии разных штатов, которым принадлежит спортивная власть на местах, не говоря уж об общественном мнении, по-прежнему считали Мохаммеда Али единственным чемпионом мира в тяжелом весе. Тем не менее бой Али с Террелом стал неизбежным.
Сам Террел то ли не очень понимал расклад сил, то ли всерьез верил, что его преимущество в росте, 198 см против 190 у Али, может принести ему победу. Перед боем он нащупал одну уязвимую сторону Али и попытался сыграть на ней. Собственно, ничего искать ему не пришлось: вся Америка знала, что чемпион терпеть не может, когда его называют старым именем, а Террел не только везде и всюду называл Али Кассиусом Клеем, но и самым разным образом комментировал это. Надо думать, что он пожалел о своих выходках уже в первых раундах боя с Али, который состоялся 6 февраля 1967 года. Как и следовало ожидать, преимущество в росте мало помогло Террелу. Али очень быстро приспособился к достаточно новой для себя проблеме, все-таки для того времени он был очень рослым, и в результате к середине боя Террел был уже совершенно избит, а Али, нанося очередной удар, спрашивал: «Как меня зовут? Как меня зовут?»
Однако Террел закончил встречу на ногах, чем крайне удивил всех. Вспоминая позже этот бой, Али говорил, что в конце боя сдерживал удары, боясь покалечить Террела, и зол был вообще не на него, так как понимал, что тот лишь играл отведенную ему роль, а на WBA.
Честно говоря, в данном случае его слова вызывают сомнение, но совершенно точно, что Али никогда не стремился изувечить соперника, и несмотря на всю его непобедимость в те годы, Али совершенно не боялись. Боятся ведь не столько силы, сколько жестокости, а ее в Али не было и в помине. Даже его враги признавали, что он начисто лишен того, что в Америке применительно к боксерам принято называть «инстинктом убийцы».
Али, видимо, собирался провести 1967 год в том же боевом режиме, что и предыдущий, и в следующий раз он вышел на ринг всего через полтора месяца — 22 марта. Его противником на этот раз был известный тяжеловес Зора Фолли.
Смелый и далеко не бесталанный Фолли честно пытался сделать все что мог. В четвертом раунде, после того как Али послал его в достаточно тяжелый нокдаун, Зора встал и бросился в атаку. Мохаммед ушел от большинства ударов, а потом и контратаковал, но он явно не ожидал от своего избитого соперника такой прыти.
Но конец был уже близок. В седьмом раунде Али провел молниеносную двойку, левый джеб — правый кросс, а потом нанес еще один кросс вдогонку. Все удары, в том числе и последний, казались несильными, но Фолли упал как подрубленный под корень дубок. Он попытался встать, но упал снова, откатившись к канатам. Тогда он попытался встать, схватившись за канаты, но рефери уже закончил счет.
После боя Али подошел к Фолли, которого считал своим другом, обнял и сказал что-то в утешение. Чуть позже к ним подошли жена Фолли с его зареванным маленьким сыном. Али взял мальчика на руки и сказал так, как он мог говорить, когда переставал паясничать: «Твой папа — великий боец, понимаешь?» По воспоминаниям свидетелей этой сцены, мальчик перестал плакать и посмотрел на Али как на бога.
Мохаммед защитил свой титул в девятый раз, и казалось, что ему вполне по плечу побить рекорд Джо Луиса, сделавшего это 25 раз, но все повернулось иначе. Вряд ли кто из видевших его бой с Фолли мог себе представить, что в следующий раз они увидят Али на ринге в официальной встрече только через несколько лет, но именно так все и случилось.
Мохаммед на священной войне
Али призвали в армию во Вьетнам. Было доподлинно известно, что его подразделение не будет участвовать в боевых действиях. Да никому в голову не могла прийти бредовая мысль бросить Мохаммеда Али на передовую. Возможно, помня о роли Джо Луиса в войне, его хотели использовать в пропагандистских целях, рекламируя малопопулярную войну. Возможно также, что это была просто типичная американская демонстрация равенства всех перед законом. Будь ты хоть трижды чемпион, но если призвать должны каждого двадцать пятого и на этот раз двадцать пятым оказался ты, значит, пойдешь служить как миленький.
Но Али не собирался выполнять роль, навязанную ему кем бы то ни было, пусть даже всей страной, и он наотрез отказался идти в армию. Сначала это приняли за обычное кривляние, но когда он в прозе и в стихах поведал всем, кто еще не понял, что он «ни с кем во Вьетнаме не ссорился», и вообще, там его «никто ниггером не называл», а потом добавил, что Америке не худо бы сначала разобраться со своими черными, прежде чем лезть к желтым, до всех наконец дошло, что дело серьезно. Али не просто не собирался стать Джо Луисом, он с большой охотой готов сыграть роль его антипода.
Момент для объявления своей «особой позиции» по вопросу войны во Вьетнаме Али выбрал критический. Не в американской традиции ненавидеть победителей. Времена Джека Джонсона все-таки остались в прошлом. Победителей надо принимать, какими бы они ни были. Бой Али с Террелом побил все рекорды популярности. Мохаммеда начали даже по-своему любить, и его место «второго человека после президента» уже никто не оспаривал.
С другой стороны, в стране нарастало негритянское движение протеста. В южных штатах в ответ на свирепствование ку-клукс-клана поднималась черная волна, мощь которой пугала отнюдь не только закоренелых расистов, но и просто традиционалистов, которых в Америке, по крайней мере того времени, было абсолютное большинство. То, что «второй человек после президента» сделался вторым Джеком Джонсоном и стал на сомнительные рельсы подрыва национальных основ, мало кого радовало. Правда, у него хватало и сторонников, которые составляли хотя и меньшинство, но такое активное, горластое и влиятельное, что временами становилось непонятно, кого больше — сторонников Али или его противников. Среди первых были Бертран Рассел, Айзек Азимов, Гарри Белафонте, Мэри Хемингуэй, Игорь Стравинский, Элизабет Тейлор, Джон Ап-дайк и многие другие, в том числе и битый и униженный им Флойд Паттерсон. Все-таки трудно относиться к этому человеку без большого уважения. А среди тех, кто особенно охотно и обильно поливал Али грязью, были Джек Демпси и Джин Тан-ни. Демпси, кстати, это вышло боком: ему тут же припомнили, как он много лет отказывался драться с негром Харри Уилл-сом, отстаивая право на существование так называемого «расового барьера».
