Бой состоялся 15 апреля 1915 года. По контракту он мог продолжаться до 45 раундов, что подразумевало сверхчеловеческую выносливость участников, так как температура воздуха приближалась к 40 градусам, а влажность — к ста процентам. Встреча началась под диктовку Джонсона. Рост его соперника мало смущал Джека, и уже в первом раунде он чуть не послал его в нокаут. То же самое повторилось в седьмом и восьмом раундах. Далее атаки Джонсона стали менее острыми, но он продолжал выигрывать раунд за раундом вплоть до двадцать четвертого. Двадцать пятый раунд был первым, который он проиграл.
В двадцать шестом раунде Уиллард немного ожил. Он выполнил простейший финт левой, просто помаячив этой рукой перед лицом Джонсона, а потом нанес длиннейший правый кросс1. Как мог поддаться на такой трюк и проморгать такой удар боксер, обладавший на то время лучшей защитой, уму непостижимо, но это произошло. А в результате Америка увидела долгожданное зрелище: Джонсон оказался в нокауте.
Сразу после боя стали говорить о том, что Джонсон сдал матч в обмен на право вернуться в США Чуть позже сам Джонсон подтвердил эту версию, но очень многие, в том числе и его друзья, ему не поверили. Вынести однозначное суждение, даже просмотрев матч и проанализировав все факты, многие из которых трудно проверить, невозможно.
Попытаемся, опираясь прежде всего на материалы, собранные американским журналом «The Ring», обобщить все в этой таблице, в том числе и косвенные аргументы «за» и «против» того, что Джонсон сдал матч в этой таблице, и вынести их на ваше суждение.
1 Кросс (от англ. to cross — перекрещивать) — обводящий удар с задней (для правши — правой, а для левши — левой) руки, который проходит над передней рукой соперника. По траектории может быть и прямым, и полупрямым, и боковым.
Не претендуя на истину в последней инстанции, все же попытаемся изложить свою версию произошедшего на основе всех этих «за» и «против».
Видимо, какие-то разговоры о сдаче матча шли незадолго до боя и, скорее всего, инициатором их был как раз Джонсон. Поэтому он и тренировался с такой прохладцей. Слухи об этом просочились в прессу, но на тот момент они уже не имели под собой основания: никакой «договоренности» не получилось. Взбешенный таким поворотом дела, Джонсон изменил своей обычной осторожной манере и набросился на Уилларда как лев в первом же раунде. Но Уиллард вьщержал наскок. Джонсон взял паузу, и в седьмом и восьмом раундах снова спуртовал1. На этот раз его действия были хорошо просчитаны: он понимал, что в его измученном самыми различными излишествами теле силы кончатся раньше, чем у Уилларда, не говоря уже о том, что его точно не хватит на 45 раундов, которые должен был продолжаться этот бой по контракту. Уиллард выдержал и второй штурм, а дальше просто стал ждать своего часа, как когда-то ждал своего Джеффрис в бою с Джимом Корбеттом. Мастерство Джонсона было настолько выше всего, что мог сделать Уиллард, что он выигрывал раунд за раундом, но на эти локальные победы у него уходило больше сил, чем у Уилларда на такие же локальные поражения. Джонсон был человеком с одной строны трезвым, а с другой — гордым. Он не мог не понимать, что в его нынешнем состоянии он может проиграть бой, и, наверное, не хотел, чтобы жена увидела, как он беспомощно ляжет на пол. Возможно, он согласовал с ней какой-то знак, увидев который она должна была понять, что дело плохо и ей надо уйти со стадиона. Так оно и вышло. Удар Джесса в двадцать шестом раунде сбил Джонсона с ног, но не потряс его по-настоящему, потому он и прикрылся от солнечных лучей. Может быть, он даже мог подняться на ноги, но понимал, что это все равно уже ничего не изменит. А после боя с совершенно трезвой головой он бросился собирать все деньги, которые причитались ему по праву.
Вот, собственно, и все. Однако повторяю, все сказанное —лишь гипотеза с большим количеством натяжек и допущений.
Что касается Уилларда (почему-то всегда, когда речь заходит о нем, говорят в основном о его противниках), то его встретили в Америке как спасителя и героя и почти тут же забыли. Ничего особо притягательного и харизматического в нем не было и в помине, и он абсолютно не соответствовал собственному статусу спасителя нации. Многие даже заскучали о Джонсоне. Лучше уж интересный враг, чем скучный друг.
Чемпионство Уилларда было едва ли не самым тихим в истории. Отчасти в этом была виновата Первая мировая война, но только отчасти, ибо на территории США она практически не чувствовалась. Свой титул за четыре года он защитил один-единственный раз, в 1916 году, и провел еще четыре демонстрационных боя.
Наконец, у боксерской общественности лопнуло терпение — и от Уилларда потребовали сделать хоть что-нибудь. Он без труда согласился. Ему назначили претендента, самого обычного на вид молодого тяжеловеса. Уиллард едва заметил его. За годы чемпионства он поверил в собственную легенду и совер-
шенно искренне считал себя непобедимым. Бой назначили по традиции на День независимости, 4 июля 1919 года. Место — Толедо, штат Огайо. Перед боем Уиллард вел себя, как заносчивый петух. Он даже обратился к менеджеру своего противника с требованием, чтобы в контракт была включена статья, по которой ему гарантировалась бы юридическая неприкосновенность — в случае, если он убьет своего соперника на ринге. Будущий противник посмотрел на него добрыми глазами мордоворота из трущоб, но ничего не сказал. Он ждал своего часа.
ТАЙНА ПЕРЧАТОК ДЖЕКА ДЕМПСИ
Когда боксеры вышли на ринг, то бросилось в глаза, что Уиллард не в очень хорошей форме. Он действительно весил 111 кг, что для него было многовато. Его соперник, которого звали Джек Демпси, напротив, выглядел превосходно, но рядом с Уиллардом смотрелся мальчиком, хотя его рост был 185 см, а вес — 85 кг.
Гонг. Джесс решил, что он, как всегда, отстреляется прямыми с дистанции, а если противник все же подберется поближе, то будет вязать ему руки. Почти половина раунда и прошла в такой возне, а затем Демпси как-то ловко поднырнул под удары Уилларда и нанес правый прямой в корпус и левый боковой в голову. Уиллард рухнул на пол. Вслед за этим он упал еще шесть раз, по большей части от того же левого бокового. Последний нокдаун совпал с гонгом. Уиллард беспомощно сидел на полу в углу, прижавшись спиной к стойке ринга. Вся его команда высыпала на ринг и стала буквально отдирать Джесса от пола. Рефери вполне мог отсчитать Уилларду три нокаута, но в то время еще действовало правило, по которому гонг спасал боксера от нокаута, то есть у него была целая минута, чтобы прийти в себя.
Тем временем Демпси решил, что он уже чемпион, и ушел с ринга, не сомневаясь, что Уиллард не очухается. Но Джесс пришел в себя, и Демпси едва успел вернуться на ринг: рефери уже собирался дисквалифицировать его.
Во втором и третьем раунде, как ни странно, не произошло ничего существенного. Уиллард изо всех сил вязал руки Демпси, но силы уходили у него вместе с кровью, которая ручьями лила из всех его ран. У него были страшные рассечения над обоими глазами и под ними. После боя выяснится, что у него вдобавок сломана челюсть и выбито шесть зубов.
Уиллард не вышел на четвертый раунд, и Демпси был объявлен новым чемпионом мира в тяжелом весе. Как ни странно, на этом бое он не заработал ничего, кроме титула, так как весь свой гонорар, 10 тысяч долларов, не то он сам, не то его менеджер Джек Керне поставили на то, что он нокаутирует Уилларда в первом раунде.
Через три года эта история имела неожиданное продолжение. Уиллард заявил, что после первого же удара, который нанес ему Демпси, он понял, что у Джека что-то было в перчатках. Почему он не сказал об этом раньше? Потому что не хотел выглядеть как те многочисленные бойцы, которые вечно хнычут после поражений и ищут себе оправдания.
Вариантов здесь существовало много, но кто-то предположил, что Демпси использовал один старый трюк, который, по слухам, был в большом ходу у боксеров рубежа XIX—XX веков, когда они только надели перчатки. Состоит он в следующем: после того как боксеру забинтовывали руки, на бинты, прикрывавшие бьющие части кистей рук, высыпали гипсовый порошок, известный в Америке как парижский гипс. Затем эти же места протирали влажной губкой и через некоторое время гипс затвердевал, превращая руки боксера в своего рода колотушки. Затем на них надевали перчатки.
