ИЗМЕННИК НА КОРАБЛЕ
Ранней осенью 1988 года я сидел дома и смотрел по телевизору все подряд, что происходило на Олимпийских играх в Сеуле, разумеется уделяя особое внимание боксу. Больше делать мне было нечего, так как всего за пару недель до того я вернулся из больницы, весь запакованный в гипс. Настроение у меня, мягко говоря, было неважное.
Олимпиада шла к концу, а тоска и страх за будущее все не уходили, и Олимпиада стала единственным, что отвлекало меня от мыслей о себе, бедном и несчастном. В таком грустном настроении я и уселся смотреть олимпийские финалы по боксу. Было интересно, но я все ждал, когда же дело дойдет до тяжей, так как мне хотелось увидеть, есть ли среди молодых боксеров хоть кто-то, кто в обозримом будущем сможет побить Тайсона. На ринг тем временем вышли два совершенно огромных мужика, для которых, казалось, нужен другой ринг, побольше. Это были американец Риддик Боу и канадец Леннокс Льюис. Не помню, почему мне не понравился Боу. Может быть, потому, что он выбил из турнира нашего Мирошниченко. Так или иначе, но еще до первого удара гонга я стал болеть за Льюиса.
В трудные минуты мы часто начинаем искать себе какую-то мистическую поддержку, даже если не очень в нее верим. Так случилось и со мной, когда неожиданно для самого себя я загадал: если Льюис победит, я поправлюсь и у меня все будет в порядке. Леннокс победил, и я понял, что буду болеть за этого парня всегда, даже если он решит драться с моим родным братом.
К счастью, у меня нет родных братьев, тем более боксеров-тяжеловесов, и испытывать силу родственных чувств мне не пришлось. Представить себе тогда, что через 10 лет я встречусь с Льюисом живьем, я не мог даже во сне. Когда я брал у него интервью в конце марта 1998 года, меня так и подмывало рассказать ему, какую необычную роль он сыграл в моей жизни, но я не решился. Льюис оказался более надежным пророком, чем наши астрологи, и скоро я забыл о своей травме, за что остался навсегда ему благодарен. Даже больше чем врачам, вопреки всякой логике.
Тот олимпийский финал принес Льюису золотую медаль в настоящем и множество проблем в будущем, о которых он тогда, конечно, не знал.
Попробую описать тот бой так, как он мне запомнился. Леннокс Льюис и Ридцик Боу были такими огромными, что даже как-то подавляли своими размерами. Помню, мне показалось, что канадец лучше настроен на бой, а Боу выглядел слегка несобранным, хотя, может быть, такое впечатление и сложилось постфактум. Где-то минуту или две первого раунда бой был примерно равным, впрочем, это был еще не сам бой, а разведка боем. Льюис довольно скоро «выложил» на ринг свой главный козырь — отточенный правый кросс, от чего Боу сразу растерялся и так и не пришел в себя.
Первый нокдаун, в который Риддик попал от правого кросса Льюиса, не гарантировал победу. Мирошниченко тоже посылал Боу в нокдаун, причем дважды, а потом был нокаутирован. Однако отчетливо помню, что, когда бой возобновили, у Рид-дика был совершенно обескураженный вид. Второй нокдаун не заставил себя долго ждать, а затем и третий, и бой остановили во втором раунде.
Риддик Боу был совершенно избит, даже не столько физически, сколько морально. У него был вид обиженного ребенка, побитого во дворе, которого мама ведет домой. Тем забавнее было через несколько лет читать воспоминания Боу об олимпийском финале. Там было непонятно, кто вообще побывал три раза в нокдауне, и, конечно, много рассуждений на тему, что рефери поспешил остановить встречу. Не поспешил. Да и Боу тогда в Сеуле ему возражал только для вида.
Однако если Боу после Олимпиады все время был на виду, то Льюис исчез. То есть исчез для американцев, для большинства из которых границы их страны являются границами мира. А Льюис вернулся в Великобританию, именно вернулся, так как он был родом оттуда. Здесь придется остановиться подробнее на его происхождении.
Леннокс Льюис родился 2 сентября 1965 года в Вест-Хэме, недалеко от Лондона, в семье выходцев с Ямайки. Отец рано бросил семью, и Леннокс остался со своей матерью Вайолет.
Ямайцы — это совершенно особый народ. Когда из Африки в Америку шли корабли с рабами, на Ямайке по традиции избавлялись от самых бузотеристых. Здесь многие из них бежали с плантаций и со временем основали в центральной части острова общины, членов которых называли марунами. Власти так ничего и не смогли с ними поделать. Вдохновленные их примером, местные негры добились свободы раньше соплеменников в других странах, а освободившись окончательно, прежде всего научились ничего не делать и блаженствовать. Национальная ямайская музыка рэгги прекрасно отражает этот не самый вредный взгляд на жизнь.
Когда я интервьюировал Льюиса, у меня создалось впечатление, что блаженство ничегонеделания знакомо ему не понаслышке. Ощущение это усиливалось от остатков характерного тягучего карибского акцента, который не смогло выбить долгое проживание в трудолюбивых Англии и Канаде. Леннокс известен своим усердием на тренировках, но несколько раз он давал волю своей ямайской натуре. Эта особенность еще сыграет с ним не одну злую шутку.
Представления об удовольствиях у него тоже были вполне ямайские с несколько деятельно-интеллектуальным уклоном. Когда я спросил Леннокса, чем он занимается в свободное время, он ответил: «Играю в шахматы», и глаза его при этом блеснули, как у алкоголика, которого спросили о бутылке. Еще он сказал, что очень любит путешествовать и наслаждаться сменой обстановки.
Однако впервые Ленноксу пришлось сменить обстановку не от любви к перемене мест. Просто когда ему было 12 лет, его семья перебралась в Канаду, и у него неожиданно начались серьезные проблемы с ровесниками. Причиной послужил его лон-донско-карибский акцент и чисто английские школьные жаргонные выражения, которых здесь просто не понимали. Часто его слова вызывали смех, и он искренне не мог понять, над чем смеются его одноклассники.
Поодиночке досаждать ему не решались, так как он был едва ли не самым крупным парнем своего возраста в школе, но, объединившись, иногда начинали по-настоящему травить. Именно из-за этого Леннокс и начал заниматься боксом. Проблемы в школе это решило, но какой-то барьер между ним и местными ребятами остался навсегда. Зато в спортзале его талант стал ясен сразу. Кроме того, как когда-то Мохаммед Али, он мог до смерти замучить тренера, расспрашивая обо всем, что казалось ему важным.
Леннокс потихоньку осваивался в Канаде, обзаводился друзьями, но все-таки оставался не до конца своим. Это будет преследовать его всю жизнь. Он уже никогда и нигде не будет до конца своим, но трудно найти человека, которого бы это меньше беспокоило.
Льюис стал выступать на любительском ринге, легко пробился в олимпийскую сборную 1984 года, но во втором бою по очкам проиграл будущему чемпиону Олимпийских игр американцу Тайреллу Биггсу. Надо сказать, что Льюис относится к бойцам «позднего созревания», как и Эвандер Холифилд, поэтому не стоит удивляться, что в 20 лет он не бил всех подряд, как Тайсон.
Льюис отказался от многих предложений о переходе в профессионалы и пока остался любителем. Между двумя Олимпиадами он выступил на множестве турниров, далеко не всегда удачно. Среди прочих он проигрывал нашим тяжеловесам Вячеславу Яковлеву и Валерию Абаджяну, но постепенно набирал форму. В неудачно для него начавшемся 1987 году он проиграл по очкам кубинцу Хорхе Луису Гонсалесу на Панамериканских играх и немцу из доживавшей последние годы ГДР Улли Каде-ну на Кубке мира. С Гонсалесом он рассчитался в конце того же года, а с Каденом — уже на Олимпиаде в Сеуле. Надо думать, бедный немец очень удивился, когда Леннокс нокаутировал его в первом раунде. Это был уже совсем другой Льюис. Он дозрел. Количество наконец перешло в качество. До этого в первом бою он нокаутировал во втором раунде кенийца Одеру. В полуфинале поляк Заренкевич на ринг не вышел, а в финале Льюиса ждал Риддик Боу, и когда дождался, то горько пожалел об этом. На том затянувшаяся любительская карьера Льюиса и закончилась.
