Патрик медленно обошел вокруг машины. Она съехала с крутого откоса и под конец уткнулась в дерево. Передняя часть основательно смята, но в остальном машина не пострадала. Скорость явно была небольшой.

– Водителя, похоже, ударило о руль. Полагаю, это и стало причиной смерти, – заключила Ханна, сидя на корточках с водительской стороны.

– Давай предоставим это патологоанатому, – откликнулся Патрик и почувствовал, что реплика прозвучала чуть резче, чем хотелось. – Я просто имею в виду…

– Все нормально, – сказала Ханна, махнув рукой. – Это был глупый комментарий. Впредь ограничусь наблюдением, не делая выводов… пока, – добавила она.

Патрик еще раз обошел вокруг машины и уселся на корточки рядом с Ханной. Дверца с водительской стороны была распахнута, а угодивший в аварию человек так и сидел, пристегнутый ремнем, уронив голову на руль. Текшая по его лицу кровь кое-где закапала пол.

Вдруг они услышали, как один из сотрудников технической службы щелкает позади них фотоаппаратом, чтобы задокументировать место аварии.

– Мы мешаем? – спросил Патрик, оборачиваясь.

– Нет, мы уже засняли почти все, что надо. Теперь хотим распрямить жертву и сделать пару снимков. Можно? Вы уже все осмотрели?

– Как тебе кажется, Ханна? – спросил Патрик, стараясь подключить коллегу к работе. Новеньким всегда непросто, и ему хотелось облегчить ей задачу.

– Думаю, да.

Они с Патриком поднялись и отошли в сторону, пропуская техника вперед. Тот осторожно взял жертву за плечи и прислонил голову к подголовнику. Только тут они увидели, что перед ними женщина. Из-за коротких волос и нейтральной одежды они поначалу приняли ее за мужчину, но лицо не оставляло сомнений – в аварию попала женщина лет сорока.

– Это Марит, – сказал Патрик.

– Марит? – переспросила Ханна.

– Она держит маленький магазинчик на Афферсвеген. Торгует чаем, кофе, шоколадом и тому подобным.

– А семья у нее есть? – спросила Ханна немного странным голосом, и Патрик поспешно взглянул на нее, но ничего необычного не заметил и решил, что ему почудилось.

– Честно говоря, не знаю. Нам придется это выяснить.

Техник закончил съемку и отошел. Патрик шагнул вперед, и Ханна последовала за ним.

– Осторожно, ничего не трогай, – механически предупредил Патрик и продолжил, прежде чем коллега успела ответить: – Прости, я все время забываю, что ты новичок только у нас, а не в полиции. Тебе придется проявить ко мне некоторую снисходительность, – сказал он извиняющимся тоном.

– Излишней деликатности не требуется, – засмеялась новая сотрудница. – Я не настолько ранима.

Патрик тоже с облегчением рассмеялся. Он даже не представлял себе, насколько привык работать с людьми, которых хорошо знает и понимает все их действия. Вероятно, новая кровь пойдет на пользу. Кроме того, сам факт замены Эрнста кем-то другим – уже выигрыш. То, что того выгнали после, мягко говоря, самоуправства осенью, представлялось… да, просто чудом!

– Ну, что ты видишь? – спросил Патрик, склоняясь к лицу Марит.

– Я не столько вижу, сколько чувствую. – Ханна пару раз повела носом. – Откровенно воняет спиртным. Она явно была в стельку пьяна, когда съехала с дороги.

– Да, дело, безусловно, обстоит именно так, – сказал Патрик с некоторым сомнением в голосе.

Озабоченно наморщив лоб, он заглянул в машину, но ничего необычного не заметил. Пакетик от конфет на полу, пластиковая бутылка из-под кока-колы, страничка, вырванная из какой-то книги, и еще – в дальнем углу, с пассажирской стороны, на полу бутылка из-под водки.

– Кажется, ничего сложного. Просто разбился пьяный водитель. – Ханна отступила на несколько шагов и, похоже, начала готовиться к отъезду. «Скорая помощь» уже стояла наготове, чтобы увезти труп, и делать им тут вроде больше было нечего.

Патрик еще ближе склонился к лицу жертвы и внимательно изучил полученные повреждения. Что-то не сходилось.

– Можно, я сотру с лица кровь? – спросил он одного из техников, упаковывавших оборудование.

– Да, у нас, пожалуй, вполне достаточно документации. Вот тебе тряпка. – Техник протянул ему кусок белой ткани, и Патрик благодарно кивнул.

Осторожно, почти с нежностью, он начал стирать кровь, вытекшую в основном из раны на лбу. Глаза у женщины были открыты, и, прежде чем продолжить, Патрик тихонько закрыл их указательными пальцами. Под кровью оказалось множество ран и синяков. Руль ударил по лицу со всей силы, поскольку машина была старой модели и не имела подушки безопасности.

– Можешь сделать еще парочку снимков? – спросил Патрик парня, давшего ему тряпку. Тот кивнул и взялся за фотоаппарат. Быстро щелкнув несколько раз, он вопросительно посмотрел на Патрика.

– Достаточно, – сказал тот и подошел к Ханне, смотревшей на него с некоторым недоумением.

– Что ты там увидел?

– Сам не знаю, – честно ответил Патрик. – Только что-то… не знаю… – Он махнул рукой, дескать, не обращай внимания. – Наверняка ничего особенного. Поехали обратно, не будем мешать им заканчивать работу.

Они сели в машину и двинулись в сторону Танумсхеде. Всю обратную дорогу в машине царила странная тишина. Что-то в этой тишине Патрика настораживало, однако, что именно, он не знал.

У Бертиля Мельберга было удивительно легко на душе. Так он чувствовал себя, только общаясь с Симоном – сыном, о существовании которого в течение пятнадцати лет даже не подозревал. Симон навещал его не слишком часто, к сожалению, но все-таки навещал, и им удалось установить хоть какие-то отношения – не задушевные, никак не проявлявшиеся внешне, а существовавшие как бы исподволь.

Такое труднообъяснимое состояние души имело непосредственную связь с удивительным событием, произошедшим в субботу. После нескольких месяцев нажима и приставаний со стороны Стена, его хорошего или, вернее, единственного друга, которого, пожалуй, правильнее было бы назвать просто знакомым, он согласился поехать с ним в Мункедаль, где устраивались танцы на гумне. Хотя Мельберг и считал себя вполне приличным танцором, но танцы на гумне – это отдавало каким-то фольклором. Однако Стен наведывался туда регулярно и сумел под конец убедить его в том, что сельские танцы не только отличаются приятной людям их поколения музыкой, но и являют собой замечательные охотничьи угодья. По словам Стена, «они сидят в рядок и только того и ждут, чтобы их подцепили». Привлекательность этого момента Мельберг отрицать не мог – в последние годы с женщинами дела у него обстояли неважно, и он чувствовал потребность немного поразмяться. Правда, испытывал известный скептицизм, прекрасно представляя себе, какой тип женщин ходит танцевать на гумно – отчаявшиеся старые страхолюдины, скорее мечтающие впиться когтями в старика с хорошей пенсией, чем покувыркаться на соломе. Однако он рассудил, что если в чем и преуспел, так это в умении увертываться от жаждущих брака старух, а потому все-таки решился поехать и попытать счастья в охоте. На всякий случай надел выходной костюм и немного побрызгался в разных местах «приятным ароматом». Стен зашел за ним, и они немного подкрепились перед дорогой, слегка залив за галстук. Поскольку Стен предусмотрительно договорился о том, что их подбросят, заботиться о трезвости не было необходимости. Не то чтобы Мельберг имел обыкновение излишне беспокоиться по этому поводу, однако попадаться в руки полиции в нетрезвом виде за рулем ему явно не стоило. После инцидента с Эрнстом начальство не спускало с него глаз, так что следовало вести себя примерно. Или, по крайней мере, создавать иллюзию примерного поведения. А если все шито-крыто, это никого не касается…

Однако, невзирая на все приготовления, Мельберг не питал особых надежд, когда переступил порог большого зала, где танцы уже были в полном разгаре. И, конечно, его опасения подтвердились – куда ни глянь, одни тетки его возраста. Он полностью разделял мнение Уффе Лунделя[5]: кому, черт побери, нужно в постели старое, морщинистое, дряблое тело, когда за ее пределами имеется столько упругих, прекрасных и молодых. Правда, Мельберг вынужден был признать, что успехи Уффе Лунделя на данном фронте несколько превосходили его собственные – и все благодаря шумихе, поднятой вокруг рок-звезды. Проклятая несправедливость.