Но на этот раз не было Бенедикта Арнольда, чтобы помочь ему, а его племянник, как и он сам, находился под арестом из-за измены Арнольда. Однако филадель­фийский иудей обнаруживает великолепную возмож­ность одурачить закон.

Он оставался в тюрьме по 6 октября, а затем, странно упоминать, ему дали две недели для поездки на вражескую территорию. Тем не менее следствие было приостановлено; судебное преследование было отложено. Однако Дэвид по­считал, что 14 дней - слишком короткий период для рас­крутки его дел, и попросил продлить срок. Ему было отка­зано. Тогда, после того как прошла неделя, г-н Франке по­просил пропуск в Нью-Йорк для себя, дочери, слуги и двух горничных; в этом ему было отказано, и пропуска были выданы ему, дочери и одной горничной «при условии, что она действительно является слугой». Однако Дэвид не воспользовался этими пропусками. Он снова обратился с просьбой о продлении срока из-за «недомогания». Таким образом, заставляя официальных лиц заниматься его улов­ками и контрпредложениями, он все еще находился в Фи­ладельфии 18 ноября, месяц спустя, когда он должен был покинуть страну.

Он подал заявку еще на один пропуск. Совет по­слушно отослал его ему, а секретарь совета послал ему следующую записку: «Совет весьма удивлен тем, что вы все еще остаетесь в городе, и надеется, что вы неза­медлительно покинете страну в соответствии с после­дним приказом, в противном случае будут приняты меры, чтобы заставить вас подчиняться этому приказу». Уехал ли Дэвид? Нет, не уехал. Он написал исклю­чительно вежливое письмо. Между прочим, он указал причину, которая, возможно, задержала его. В своем письме в Совет он заявляет:

«Понимая, что возникшее и распространяемое со­общение о том, что я обесценил валюту, покупая моне­ты, может создать предубеждение против меня в Уважае­мом Совете...»

Более чем вероятно, именно это делал Дэвид. Поз­же это же делал другой иудей в американской истории, Юда П. Бенджамин, а во время недавней войны это по­всюду делалось иудеями. При расистском зуде Дэвида к деньгам и его нелояльности к делу Америки существо­вало, вероятно, прочное основание для такого доклада.

И помимо этого в последней строке своего письма он указывает на ошибку в своем пропуске и просит вы­дать другой пропуск. Все это время, безусловно, он за­нят тем, что выигрывает время и пытается достигнуть своей цели в отношении денег в форме монет.

Это, между прочим, представляет собой общеизвес­тный иудейский трюк. Он весьма часто встречается в су­дебных делах. Неиудей может всегда руководствоваться желанием справедливости и человечности, и на этих чер­тах характера систематически играют. Неиудей также склонен воспринимать слова людей по их настоящему зна­чению, что также является чертой характера, которая может быть использована, чтобы причинить ему боль. Если, например, в деловых операциях, которые должны занять неделю, неиудей смог бы абсолютно обезопасить себя, если бы у него возникло малейшее подозрение о нечестном деле, то это к выгоде иудея, который попытается «заставить» его дать ему слово о том, что в точности должно быть пред­принято спустя неделю после окончательного решения. Если неиудей поверит этому слову, он успокоится на неде­лю. Он не будет ничего делать. Он опирается исключитель­но на данное слово. Затем наступает утро, и бесчестный иудей выступает без предупреждения и беззастенчиво за­бирает выигрыш. Это настолько обычно, что тысячи тех, кто обманулись на этом, рассказывали все подробности. Обеспечьте неиудею такую занятость или удовлетворите его настолько полно, чтобы он не беспокоился - такова стратегия. Дэвид знал это даже в свое время, и этот прин­цип был древним.

Его просьба о выдаче нового пропуска не была удов­летворена. И он все еще не уезжал. В конце концов воз­мущенный Совет послал ему записку, чтобы он уехал на следующий день. И тогда он уехал, но не ранее того, как мы можем полагать, как он сделал все, что намеревался сделать. Дэвид был восхитительно иудейским челове­ком, а Совет был наивно неиудейским.

К северу от Вест-Пойнта происходили другие явления. Когда генерал Вашингтон прибыл и услыхал потрясающие новости, он попросил полковника Варвика пройтись с ним. Он очень внимательно разговаривал с молодым офицером, сказал ему, что он не ставит под сомнение его преданность, однако в сложившихся обстоятельствах он просил бы его считать себя находящимся под арестом. Это было весьма свойственно г-ну Вашингтону - вежливо арестовывать самому. Однако не существуют записи, что подобной га­лантности удостоился майор-иудей Дэвид Солсбери Фран­ке. Вашингтон, вероятно, помнил его как свидетеля в пользу Арнольда в деле, которое привело Арнольда в воен­ный суд и к суровому осуждению.

На том передовом посту (каким был тогда Вест-Пойнт) не было никаких свидетелей. Франке и Варвик оказались перед необходимостью свидетельствовать друг за друга. Иными словами, иудей-майор был его собственным представителем в суде и, практически, его собственным свидетелем. Франке поставил Варвика на трибуну, чтобы тот свидетельствовал в его пользу, а Вар­вик поставил Франкса на трибуну, чтобы тот свидетельствовал в его пользу. Окончательные свиде­тельские показания показывают, что Франке знал мно­гое и стремился показать, сколь много он знал о преда­тельских намерениях Арнольда, однако он не говорил об этом до тех пор, пока предательство Арнольда не было раскрыто и он сам не оказался под арестом.

Цель настоящей статьи состоит просто в том, что­бы заполнить пробелы, которые остались в иудейских пропагандистских криках о той роли, которую они иг­рали в гражданских делах в Соединенных Штатах, чи­татель может сам судить, насколько глубоко майор Дэ­вид Солсбери Франке был посвящен в секреты Арноль­да. (Так называемый Смит, упомянутый в допросе, был Джошуа Хетт Смит, который выполнял секретную рабо­ту для Арнольда и увозил Андрэ на лодке в море для ноч­ных переговоров с Арнольдом.) Ниже приводятся важ­ные выдержки из свидетельских показаний:

Майор Франке: «Каким было мое мнение о характе­ре и поведении г-на Джошуа X. Смита и о его визите в штаб Арнольда... ?»

Полковник Варвик: «Когда впервые узнал семью Ар­нольда. .. Арнольд и Вы сами думали о нем хорошо как о человеке, однако Вы вскоре стали думать о нем преиму­щественно как о лжеце и негодяе; а после Вы говорили о нем так, как заслуживал его настоящий характер...»

Арнольд знал, безусловно, кто такой был г-н Смит. Арнольд и Смит уже были соучастниками в предатель­стве. Однако Варвик не знал об их партнерстве. Все, что знал г-н Варвик, было то, что как Арнольд, так и Франке придерживались одного и того же мнения, что со Сми­том было все в порядке. И здесь Арнольд и Франке снова оказываются в согласии. Г-н Варвик считал, что они придерживаются одного и того же мнения. Это г-н Вар­вик сказал прямо Франксу в лицо в ответе на вопрос Франкса. Однако он сделал это в дружеских целях. Су­щественное значение имеет тот факт, что Франке и Ар­нольд держат один и тот же фронт: «Арнольд и вы сами думаете хорошо о нем как о человеке».

Итак, Арнольд знал, кто такой был г-н Смит, знал о г-не Смите достаточно, чтобы его повесить. Смит был одним из орудий его длительного предательства. Вопрос состоит в том, знал ли это и г-н Франке? Держали ли Франксов в неведении о том, что Арнольд действительно знал Смита, или был ли Франке действительно обманут в том, что касается Смита? Это может быть, однако сле­дует пронаблюдать, что г-н Варвик, который совсем не пользовался доверием Арнольда, тем не менее не обма­нулся в отношении г-на Смита, но видел его насквозь с самого начала. Не видел ли его насквозь также и г-н Франке? До момента, когда г-н Варвик решился загово­рить об этой проблеме, г-да Франке и Арнольд придер­живались одного и того же мнения - они «хорошо дума­ли о нем как о человеке».

Тогда г-н Варвик высказывался честно. Он задер­жал иудея Франкса и сказал ему, что он знал и подозре­вал Смита. Очевидность этого была слишком подавля­ющей Для г-на Франкса, чтобы посмеяться над этим.