— Вы… вы что, хотите со мной сразиться? — выдавил Хельги, когда Эгмонт встал против него у «дуэльной» черты.

— По-моему, речь шла не о сражении, а о награде, — пожал плечами магистр. — Между прочим, честно заслуженной. Гордитесь, студент, вам позавидует добрая половина боевых магов… Ну или почти половина.

«Интересно, — мрачно подумалось мне, — которая половина: те, кто выжил после схватки с Рихтером, или те, кто все-таки нет? Наверное, последние, ибо у Хельги еще есть некоторые шансы…»

Наверное, сам вампир оценивал их не очень высоко. Сглотнув, он поддернул рукава и уставился на Эгмонта со смесью настороженности и обреченности во взгляде.

Рихтер плел заклинание сравнительно медленно и очень четко, хотя уж он-то точно умел бросать чары практически мгновенно. Я рассмотрела каждую фазу, заметила, что в третьей позиции и впрямь куда удобнее ставить пальцы ближе друг к другу, а не врастопырку, а момент удара угадала секунды за четыре до него. Отразить такую атаку казалось делом не шибко сложным; тут я представила, как стою на месте Хельги, и покрылась холодным потом. Нет, не надо мне таких простых атак! Лучше пускай меня Ривендейл сложно ударит…

Коротким жестом Рихтер отпустил волну на волю. На секунду я увидела ее фронт, потом Хельги как-то бестолково вскинул руки — а еще мгновением позже я поняла, как именно выглядел со стороны мой недавний полет. Красиво. Очень красиво.

Вампира с характерным звуком вдавило в стенку. Когда он рухнул вниз, чудом не поприветствовав пол носом, сверху еще виднелся его отчетливый отпечаток. Правда, стена почти сразу приняла свою прежнюю форму.

Хельги откинулся спиной на стену, попытался вдохнуть и позеленел. Я невольно потерла собственные, еще изрядно ноющие ребра, Эгмонт же, усмехнувшись, вновь снял с пояса фляжку.

Еще две минуты ушли на реанимацию вампира. Ему прилетело больше, чем мне; ну или просто я оказалась более живучей. Конечно, люди по умолчанию считаются слабее прочих рас, но Хельги у нас был из аристократов, не герцог, конечно, но все-таки. Такая школа выживания, которую пришлось пройти мне, ему не снилась даже в самых жутких предрассветных кошмарах.

Наконец Хельги занял свое место в рядах. К тому моменту туда отковыляла и я; мир перед глазами еще покачивался, но пол уже перестал выворачиваться у меня из-под ног. На нас косились, как на героев, а Куругорм даже показал украдкой большой палец.

— Ну что, — жизнерадостно сказал Рихтер, не торопясь надевать куртку, — теперь, я так понимаю, награда полагается мне?

Народ сбился плотнее. Никто не знал, что именно магистр сочтет наградой, но не приходилось сомневаться, что ничего хорошего этот мрыс не затребует.

— Лучшая награда для учителя есть ученик, рвущийся к знаниям. К практическим навыкам в особенности. Ну, — Эгмонт не торопясь обвел нашу кучку взглядом, — кто из вас желает порадовать любимого декана?

— А зелья-то у вас хватит? — брякнул кто-то из эльфов.

— Не беспокойтесь, студент аунд Дарру, еще останется…

— Это был не я! — хором возмутились оба брата.

Эгмонт прищурился, явно собираясь назначить очередного добровольца (что-то подсказывало, что им сделается пресловутый болтливый эльф); Ривендейл принял героическую позу и совсем было приготовился шагнуть вперед, но в этот момент кто-то кашлянул и спросил хрипловатым, но подозрительно знакомым мне голосом:

— Магистр, а мне вас порадовать можно?

В мгновенно установившейся тишине я медленно осознала, кто именно это сказал, и мне сделалось нехорошо.

— Э-э… — На моей памяти это был первый раз, когда Рихтер не сразу сообразил, что ему ответить. По-моему, маг прикидывал, где именно он ошибся: то ли стенку недостаточно смягчил, то ли зелья мне налил больше, чем надо. Или то, или другое, или одно из двух, как любит выражаться Полин, выбирая между булочкой и пончиком с повидлом. — Студентка Ясица, а может, вам все же стоит порадовать наш медпункт? Вы знаете, там тоже очень любят свою работу…

Если бы он согласился, я бы, наверное, на месте и померла: от ужаса и умственного помрачения, потому как, находясь в здравом рассудке, такого не ляпнешь. Но, встретив сопротивление, я твердо решила бороться до конца. Это что ж такое получается, меня и учить не хотят?!

— Нет, магистр Рихтер, — нахально заверила я, — мне хочется порадовать именно вас! Как наиболее любимого из наставников.

— Ладно, — после паузы произнес маг. — Вставайте к черте.

— С ума сошла… — убежденным шепотом прокомментировали из-за спины.

Я показала назад кулак, адресуя его всем и сразу, и, на ходу разминая пальцы, подошла к своему месту.

— Готовы?

— Да, — твердо ответила я.

Магистр поднял руку и так же четко, как в прошлый раз, начал сплетать чару. Я внимательно следила за движениями его пальцев — и с каждой секундой начинала понимать, что, наверное, и впрямь слишком сильно ударилась головой. Потому что, отчетливо различая каждый жест и отдавая себе отчет в том, что этот жест означает, я видела еще и другое. Нити. Обыкновенные нитки, сплетающиеся в «кошачью колыбельку», ну или что-то очень похожее.

Я еще раз сжала-разжала пальцы, заставляя себя даже не думать о заклинании Щита. Щитом я этого не отобью… ну же, Яльга, ищи выход!

Разумного выхода не находилось. Рихтер заканчивал сплетать заклинание, сообразно и «колыбелька» приобрела почти законченный вид. Впрочем… какая-то она была неправильная; приглядевшись, я поняла, что одна из нитей лежит не на своем месте. Терять мне уже было нечего, и я, вспомнив, как получилось с Хельги, решила дать волю инстинктам. Потянувшись к Рихтеру, как учил Фенгиаруленгеддир, я быстро сняла «колыбельку» на свои руки и перекинула петлю с большого пальца на средний. При этом обнаружилось, что один из узлов был завязан крайне небрежно; решив, что и великие имеют право на ошибку, я подтянула его как должно и вернула «колыбельку» хозяину.

Все это заняло не более чем два удара сердца. Я моргнула — и поняла, что и впрямь неслабо приложилась головой (ну или эликсир оказался крепче, чем думалось). Никакой «колыбельки», разумеется, не было. Вместо нее на меня неслась волна Эллер-Минца, а я не успевала не то что воспользоваться зеркальным методом — кто б его знал как! — но и просто выставить банальную защиту.

Эгмонта не зря называли сильным магом — если его заклинание и было волной, то однозначно только цунами. Перед глазами вдруг ясно встали надгробный камень, еловый венок и надпись «Любимой ученице от скорбящего учителя», написанная золотыми буквами на черной ленточке. Возле надгробия лежал букет алых роз и две чахлые гвоздички.

Волна встала передо мной, и я торопливо вдохнула, помня, что в следующий раз мне это удастся не скоро, — это если вообще удастся, мелькнула непрошеная мысль. Но внезапно я почувствовала, как фронт волны стремительно смещается обратно, к источнику, скажем так, возникновения.

На лице Эгмонта, обыкновенно пренебрежительно-невозмутимом, отразилась удивительная смесь чувств. Я разглядела там совершенно неожиданную в такой ситуации радость, более объяснимую досаду и что-то еще, запрятанное достаточно глубоко, понять которое у меня не вышло. Более того, я готова была поклясться, что Рихтер отчетливо произнес: «Мрыс эт веллер!» — может, он еще чего хотел сказать благоговейно внимающим ученикам, но времени у него не осталось.

Нет, его не впечатало. Его просто смыло, если уж продолжать аналогии с военно-морской тематикой. Смыло так же легко, как прибой смывает с песка крохотную ракушку.

Сомневаюсь, что Рихтер думал сейчас столь же образно и поэтично. Скорее уж минуты полторы он вовсе ни о чем не думал. Если бы вот так приложило меня, давешнее видение смело можно было бы счесть пророческим; мне слегка лицемерно подумалось, что магистра, конечно, жалко, но себя, если что, было бы куда жальче. И вообще, нечего его жалеть! Тоже мне педагог: мыслимое ли дело — беззащитных студентов такими мощными заклятиями травмировать!