Пьемура разбудил громовой рокот огромных барабанов, откликнувшихся на послание с запада. За все пять лет пребывания в Цехе арфистов он так и не привык к этому оглушительному грохоту, от которого начинала вибрировать каждая косточка. «Может быть, бей барабаны каждое утро или всегда в одинаковом ритме, — переворачиваясь на другой бок, подумал он, — мне и удалось бы настолько притерпеться к ним, чтобы не просыпаться. Да нет, навряд ли». Сон у Пьемура был чуткий — сказывалось детство, когда он был пастушонком и по ночам приходилось держать ухо востро, чтобы укараулить стадо. Эта способность очень помогала ему и здесь, в Цехе: товарищам по спальне никогда не удавалось застать его врасплох, чтобы устроить какую-нибудь каверзу. Часто, просыпаясь ночью, он видел, как прибывал в Цех на драконе какой-нибудь поздний гость, пожелавший остаться невидимым для посторонних глаз, или становился свидетелем появлений и исчезновений самого мастера Робинтона, который, вне всякого сомнения, был одним из самых влиятельных людей Перна, почти таким же известным, как Ф'лар и Лесса, Предводители Вейра Бенден. Порой, теплой летней ночью, когда ставни главного корпуса бывали открыты, а мастера и подмастерья, уверенные, что школяры спокойно спят, предавались беседе, ночной ветерок доносил до его ушей в высшей степени захватывающие новости. Он был мал да удал и старался не зевать, чтобы всегда быть в курсе всех дел, и умение незаметно слушать его частенько в этом выручало. Мальчик ворочался в постели, пытаясь снова уснуть, а в голове у него эхом отдавалась барабанная дробь. Послание передал арфист холда Иста — Пьемур разобрал его опознавательный знак. Остальное он уловил лишь в общих чертах — что-то насчет корабля. Может быть, стоит выучить барабанную азбуку? Правда, сейчас, когда все больше и больше людей обзаводятся файрами, которые могут в мгновение ока доставить послание в любую точку Перна, барабанные сообщения стали поступать реже, Когда же ему удастся заполучить яйцо огненной ящерицы? Менолли обещала не забыть его, когда Красотка произведет на свет потомство. Очень мило с ее стороны, но Пьемур вполне отдавал себе отчет, что Менолли навряд ли представится возможность распределить яйца по собственному желанию. Главный арфист наверняка захочет оделить ими нужных людей, и Пьемур его не винит: дела Цеха прежде всего. И же в один прекрасный день у него тоже будет свой файр — королева или как минимум бронзовый!

Скрестив руки за головой, мальчуган размечтался. Благодаря тому, что он ежедневно помогал Менолли кормить ее стаю, ему удалось многое узнать о повадках файров. Гораздо больше, чем иным владельцам файров — тем самым, которые Обороты подряд упрямо твердили: файры — не что иное, как пустые выдумки, ребячьи сны. И так было до тех пор, пока Ф'нор, всадник бронзового Канта, не запечатлел на побережье Южного материка маленькую королеву. Потом на другой стороне Перна Менолли спасла от необычно высокого прилива, которыми был отмечен тот Оборот, целую кладку огненной ящерицы. Теперь-то уже каждый мечтает о собственном файре и признает, что они маленькие родичи огромных драконов Перна.

Пьемур боязливо поежился — вчера над Форт холдом падали Нити. В это время школяры как раз репетировали новое сочинение мастера Домиса о том, как всадники искали Лессу, и как она стала Госпожой Вейра перед новым Прохождением Алой Звезды. Но Пьемур никак не мог сосредоточиться: его мысли были заняты серебристыми Нитями, летящими с небес Перна на неприступный, наглухо запертый Цех арфистов. Как всегда во время Падения, ему представлялись стройные шеренги боевых драконов, чье огненное дыхание испепеляло Нити, прежде чем они успевали упасть с неба и с неимоверной прожорливостью наброситься на что-то живое или зарыться в землю, чтобы там размножаться. Одна мысль о коварном враге бросала Пьемура в дрожь.

А ведь Менолли прежде, чем мастер Робинтон открыл ее талант к сочинению песен, жила в пещере одна-одинешенька, заботясь о девяти файрах из спасенной кладки, которых она запечатлела. «Если бы только я не был привязан к Цеху, — вздыхая, думал Пьемур, — если бы мог порыскать по берегу, отыскать свою кладку…» Конечно, он всего лишь ученик, и ему пришлось бы отдать все яйца Главному мастеру Цеха, но мастер Робинтон наверняка позволил бы ему оставить одно себе, найди он целую кладку.

Внезапно со двора донесся пронзительный крик файра, мальчик испуганно подскочил. Прямоугольный двор Цеха арфистов уже золотили лучи солнца. Неужели он незаметно уснул? Если Крепыш так вопит, значит, кормление вот-вот начнется… Пьемур торопливо оделся и, прихватив башмаки, сбежал вниз по лестнице. Он выскочил во двор как раз в тот миг, когда проголодавшийся Крепыш испустил второй, еще более нетерпеливый вопль.

Мальчик с облегчением увидел, что Камо еще только выходит из кухни, прижимая к себе миску с обрезками мяса. Значит, он поспел вовремя! Пьемур сунул ноги в башмаки и, не теряя времени на возню со шнурками, припустил через двор, краем глаза заметив, что на ступеньках главного корпуса появилась Менолли. Подлетевшие Крепыш, Лентяй и Кривляка закружились у него над головой, подгоняя его требовательными криками. Пьемур поднял голову, ища взглядом Красотку. Менолли как-то сказала ему, что королева, входя в брачную пору, становится еще ярче, еще золотистее, чем обычно. Ящерица как раз кружилась, опускаясь Менолли на плечо, но цвет у нее был такой же, как всегда.

— Камо кормит милашек? — дурачок сиял улыбкой, встречая подходящих арфистов. — Камо кормит милашек! — привычно откликнулись Менолли с Пьемуром и, с усмешкой переглянувшись, потянулись за кусочками мяса.

Крепыш с Кривлякой заняли свои излюбленные места на плечах у Пьемура, а Лентяй с неожиданной силой вцепился в левую руку. Когда файры занялись едой, Пьемур покосился на Менолли — интересно, слышала ли она сообщение, пришедшее по барабанной связи? Сегодня утром вид у девушки был совсем не заспанный и в то же время какой-то отрешенный. Кто знает — возможно, она просто-напросто обдумывает новую песню, но сочинение музыки — отнюдь не единственная ее обязанность в Цехе арфистов. Пока они кормили файров, Цех начал постепенно просыпаться: кухонная прислуга, подгоняемая Сильвиной и Альбуной, принялась за приготовление завтрака, из спален старших и младших школяров послышались шум и крики, ставни в комнатах подмастерьев открылись, впуская внутрь свежий утренний воздух. Как только файры, насытившись, взлетели, чтобы поразмять крылья, Пьемур, Менолли и Камо отправились каждый по своим делам: Камо, получив от Менолли обычный толчок в спину, покорно потрусил на кухню, а она сама вместе с Пьемуром поднялась по главной лестнице в столовую.

Первым уроком у Пьемура был хор — в эту пору школяры, как всегда, репетировали выступление для Весеннего праздника у лорда Гроха. В этот Оборот сотрудничество мастера Домиса с Менолли принесло прекрасные плоды: он сочинил на редкость мелодичную балладу о Лессе и ее золотой королеве Рамоте.

Пьемуру предстояло петь партию Лессы, и на этот раз он не возражал против исполнения женской роли. Вот и нынче утром он с нетерпением ожидал момента, когда хор закончит вступление перед его первым соло. Наконец долгожданный миг настал, он открыл рот… и, к собственному изумлению, не смог издать ни звука.

— Не спи, Пьемур, — недовольно произнес мастер Домис, постукивая палочкой по пюпитру. — Повторим с такта, предшествующего соло, — обратился он к хору, — если, конечно, наш солист готов. Обычно Пьемур пропускал колкости Домиса мимо ушей, но сегодня, захваченный врасплох, он покраснел от неожиданности. Мальчик вдохнул, стиснув зубы, тихонько промычал вместе с хором последние такты вступления. Горло, вроде, не болит — непохоже, чтобы у него начиналась простуда.

Хор снова подвел его к началу арии, и Пьемур открыл рот. Раздался звук, который метался из одной октавы в другую и совершенно не соответствовал тому, что было написано в клавире.