Хоакин не спеша поднялся.

— Боюсь, что я не имею такой возможности, мистер Миллер, так как возвращаюсь в Сан-Диего в понедельник в полдень и хотел бы, чтобы до этого времени все мои вопросы были решены.

— Хорошо, тогда в понедельник утром я уже буду все знать, — сказал банкир, старательно скрывая раздражение.

— Благодарю, и всего наилучшего, сеньор! — Высокомерно кивнув, Хоакин вышел из кабинета. Лино шел позади. Как только дверь за ними закрылась, они обменялись крепким рукопожатием.

— Это было не слишком трудно, мой друг.

— Главное — сохранять терпение, Лино, я уже предчувствую появление множества проблем на нашем пути.

В письме Елены содержалось требование, чтобы Хоакин пришел к ее портнихе в пять часов; поэтому, договорившись с Лино о времени следующей встречи, он нанял кеб и направился по указанному Еленой адресу.

Ее Хоакин увидел на подиуме; Елена раздраженно поворачивалась то в одну, то в другую сторону, в то время как портниха крепила булавки к красному атласу нового платья. Он сразу понял, что эта встреча будет не из приятных.

— Ну, ты нашел Мейджера? — Елена вызывающе взглянула на него.

Хоакин в гневе сжал зубы. Похоже, эта стерва готова сделать все, чтобы раскрыть его. Он сел и вытянул ноги.

— Не думаю, что уместно обсуждать это здесь, но если тебе так уж не терпится узнать, да, я нашел его.

Елена, очевидно, не ожидала утвердительного ответа; она побледнела, но тут же пришла в себя, после того как портниха случайно уколола ее булавкой.

— Карамба! — Она недовольно посмотрела на несчастную женщину, затем перевела взгляд на Хоакина, и ее тон смягчился. — Прости, я не предполагала. И что же, он узнал тебя? После всех этих лет…

Несмотря на то что в ее глазах был явно заметен испуг, Хоакин отнюдь не стремился продолжать столь опасную беседу при свидетелях.

— Нет, и закончим на этом, — резко сказал он.

Елена посмотрела на него с досадой.

— Мы можем сделать это в другой день, Мария? — спросила она портниху.

— Да, конечно, госпожа, — поспешила заверить та. — Извините нас, сэр, но я должна удалить булавки…

Елена беспечно махнула рукой.

— Все хорошо, Мария, он может остаться.

Уже через несколько минут они вышли из салона, и Елена тут же забросала своего спутника вопросами, однако он продолжал упорно молчать. Они прошли почти весь квартал, прежде чем Хоакин повернулся к ней.

— Я не узнаю тебя, Елена. Я не понимаю, что ты делаешь. То ты умоляешь меня оставить поиски Мейджера, так как якобы боишься, что меня узнают и схватят, затем привлекаешь ко мне внимание целого театрального зала и называешь мое имя и имя моего врага перед портнихой, которая скорее всего является самой большой сплетницей в городе! Что я после всего этого должен подумать? Ты в самом деле хочешь моей смерти?

Слезы заполнили ее глаза.

— Дорогой, прости! Я была так глупа, не понимала, что говорю. Ты ведь простишь свою Елену? — Она капризно надула губы и остановилась, однако Хоакин не останавливался. — Хоакин! — Но он будто не слышал. Тогда Елена подняла свои пышные юбки и побежала следом за ним.

Как только она догнала его, Хоакин остановился и медленно поднял на нее глаза.

— Я больше так не могу. Мы начинаем мучить друг друга каждый раз, как встречаемся. Я всегда волновался за тебя, но никогда тебя не полюблю. — Он взял ее за плечи. — Ты знаешь это, Елена, и всегда знала. Так почему же ты упорствуешь?

Она обвила руками его шею и прижалась к нему.

— Дорогой. Поверь наконец, — глаза ее были полны отчаяния, — я могу сделать тебя счастливым. Дай мне хотя бы еще один шанс. — Ее руки скользнули по его рукам, крепко сжали пальцы. — Я всегда была рядом с тобой и всегда буду. Тебе не нужно любить меня, у меня хватит любви для нас обоих. Поверь, я устала ждать, когда твои воспоминания о Росите уйдут в прошлое. Я хочу выйти за тебя замуж, иметь детей, твоих детей. Сыновей, Хоакин. Я рожу тебе здоровых сыновей, чтобы продолжить род Мурьета, но для этого ты должен привести меня в свой дом в Мексике — на ранчо «Мурьета».

В ее словах звучало отчаяние. Хоакин не помнил, чтобы Елена когда-либо умоляла его. С трудом оторвав от себя ее руки, он раздраженно произнес:

— Черт возьми, Елена, ты, кажется, никогда не поймешь. Я дал клятву и не нарушу ее ни ради тебя, ни ради кого-либо еще! — Он попытался говорить более мягким тоном. — Не сомневаюсь, из тебя получится прекрасная жена и замечательная мать, а я… я просто использовал тебя. Боюсь, мне никогда не удастся отплатить тебе за твою преданность.

— Отплатить мне? Хоакин, я ничего такого не требую. Просто я нуждаюсь в тебе. — Ее голос прервался, и она снова прижалась к нему, но вдруг отпрянула назад и взглянула на Хоакина с неожиданной злостью. Ее пальцы вцепились в отвороты его плаща. — Эта гринга, она совратила тебя своей белой кожей и чересчур правильными манерами. Это из-за нее ты не проводил со мной все последние ночи, не любил меня, а теперь говоришь мне все эти гадкие вещи!

— Перестань, я не собираюсь выслушивать всю эту чушь. Думаю, мне следует поскорее проводить тебя до гостиницы. — Он отошел от нее и махнул рукой проезжавшему мимо кебу. — «Гранд-отель».

Они ехали в молчании, в молчании выходили из кеба, молча поднялись по лестнице. Достигнув своего этажа, Елена прошла вперед, отперла дверь и захлопнула ее прямо перед носом Хоакина.

Хеллер просыпалась несколько раз среди ночи, но, прислушавшись и убедившись, что вокруг царит полная тишина, снова засыпала. Наконец она села, обхватила руками колени и уставилась на окна. Еще даже не светало, но спать, отчего-то не хотелось.

Единственное, что ей оставалось, — поработать над дневником. В конце концов эта ежедневная работа начала ей нравиться. Она перечитала последнюю страницу, затем подробно описала поездку в Клифф-Хаус.

Как только ее записи коснулись поведения морских львов, Хеллер начала хихикать. Какие замечательные и забавные существа! Прежде она никогда не видела морских львов так близко. Потребовалось большое терпение, чтебы ограничить отчет об их проделках только одной страницей.

Неожиданно Хеллер вспомнила, что Гордон Пирс обещал показать ей свою коллекцию картин. Сегодня вечером, когда члены двух правлений соберутся вместе за ужином, у нее будет возможность напомнить ему об этом и назначить дату. Правда, сначала она должна сообщить о своем намерении Абигайль и попробовать убедить тетушку, что Гордон Пирс интересует ее только как коллекционер и ценитель прекрасного.

То, что Абигайль не любит мистера Пирса, для Хеллер, разумеется, не являлось секретом. Накануне, не далее как в полдень, на обратном пути из Клифф-Хауса Абигайль со свойственной ей прямолинейностью заявила: «Прошу прощения, мистер Пирс, но я решила, что моей племяннице и мне больше не требуется личное сопровождение». Хеллер выслушала эту тираду с приоткрытым от удивления ртом — она была слишком потрясена, чтобы произнести хоть слово; Пирс же, как будто заранее ожидая отказа, немедленно стал заискивать, но был быстро и решительно остановлен Абигайль. Позже тетушка объяснила свое решение тем, что ее утомили прогулки по расписанию и она предпочитает самостоятельно возвратиться к их первоначальному плану осмотра города. Разумеется, это была отговорка, но Хеллер решила пока воздержаться от дальнейших расспросов.

Пятницу Абигайль и Хеллер провели в компании Александра Райса, Роберта Суэйна и других уважаемых граждан Бостона и Сан-Франциско. К полудню им был составлен обширный список лучших актеров, художников и лекторов с восточного и западного побережий; Хеллер тем временем писала приглашения, оговаривая дату и условия их приезда.

К тому моменту, когда заседание было закончено, она едва держалась на ногах от усталости, и утешало ее только сознание того, что еще одна ее цель достигнута.